Поместив Лону в такие условия, английские власти ставили цель сломить ее морально и физически. Они рассчитывали, что она как женщина окажется более слабой, не выдержит издевательств и в конце концов даст нужные властям показания.
Последний год Лона уже еле держалась. У нее наступило общее истощение нервной системы, которое прогрессировало. Но она по-прежнему решительно отказывалась от каких-либо успокаивающих лекарств, усиленно навязываемых врачами, опасаясь, что эти снадобья могут содержать наркотики и ослабить ее волю. Она мучилась от постоянных головных болей и в довершение всего из-за болезни печени вынуждена была сидеть на полуголодной диете.
Моррис предпринимал отчаянные попытки, чтобы хоть как-то поддержать Лону. Вот одно из его писем: «Я вынужден сказать тебе, что ты должна взять себя в руки. Нервный срыв ничего не решит и только принесет боль и горе тебе самой и мне. Я не пытаюсь уменьшить или представить в неверном свете условия, в которых ты вынуждена жить. Я осознаю все влияющие факторы: физические, психологические, эмоциональные и делаю что могу, чтобы облегчить положение, привнести в него чуточку легкости и радости. Ежедневно, ежечасно я чувствую твою ношу. И я бы чувствовал тяжелые угрызения совести, если бы не обратился к тебе сейчас с призывом собрать все твои внутренние резервы, чтобы избежать какого-либо срыва…
В предыдущем письме ты писала мне: «Все, что мы можем сделать, это стиснуть зубы и продолжать. Я знаю, что это трудно, но выбора у нас нет. Мы должны беречь наше здоровье и не поддаваться отчаянию. Когда мой мозг лихорадочно горит и мой ум сбит с толку и путается… я заставляю себя думать о других несчастных, которые тоже переживают подобные муки, и эти мысли дают мне силу встретить лицом к лицу собственное испытание».
Эти слова сильного духа и характера вызвали у меня глубокое восхищение»[27].
Попытки сломить ее сопротивление продолжались до последнего дня, даже после того, как ей официально было объявлено о предстоящем освобождении. Видимо, английские спецслужбы надеялись, что их усилия принесут плоды в последний момент и Лона нарушит девятилетнее молчание.
24 октября 1969 года рано утром Морриса посадили в тюремный фургон и в сопровождении полицейских машин и мотоциклистов повезли в аэропорт. Со стороны процессия напоминала выезд главы иностранного государства. За процессией шли машины журналистов.
Аналогичная процессия двигалась с другой стороны города. В тюремной машине находилась Лона. Эти две колонны встретились на одном из мостов через Темзу, перестроились, приняв еще более внушительный вид, и с еще большей скоростью помчались по магистралям, ведущим в сторону лондонского международного аэропорта.
Здесь кортеж поджидали репортеры и корреспонденты. Но полицейский эскорт с ходу проскочил мимо них, обогнул здание аэровокзала и остановился у одного из служебных входов. Их ожидала группа охраны в штатском. Вместе с пассажирами таинственных автомашин они быстро скрылись в здании аэровокзала.
Тем временем представители прессы начали собираться у готовящегося к отлету самолета британской авиакомпании «ВЕА». Многие прибыли сюда заранее и уже успели расположить в самых выгодных местах свою кино- и телеаппаратуру. Толпы репортеров продолжали прибывать. Небольшая группа ожидала прямо у трапа. Они собирались лететь тем же рейсом.
Наконец объявили посадку на самолет. Среди журналистов началась давка. Создавалось впечатление, что здесь собрались репортеры со всего Лондона.
Из дверей аэровокзала вышла в сопровождении охраны пожилая пара — Моррис и Лона Коэн. Корреспонденты пытались получить интервью. Коэны в сопровождении официальных представителей поднялись в самолет. Убрали трап, самолет вырулил на взлетную полосу и через несколько минут был в воздухе.
За процедурой отлета наблюдали миллионы телезрителей Англии. Пространные описания полета представили корреспонденты, находившиеся на борту самолета.
Но странно, во многих отчетах чувствовалась растерянность. Появились критические замечания.
«Иностранец, прибывший в Англию в пятницу… невольно подумал бы, что Крогеры являются национальными героями, а не шпионами, нанесшими ущерб интересам и безопасности Англии», — писала лондонская «Таймс».
«Отправку Крогеров нужно было организовать иначе, а не так, что она напоминала отправку королевской четы», — сокрушалась «Дейли телеграф».
Многие газеты признавали, что шумихой вокруг досрочного освобождения Крогеров из тюрьмы английская пресса создала отличную рекламу тому факту, что советская разведка не бросает в беде верных ей работников.
После прибытия в Москву Морриса и Лону Коэнов прежде всего подлечили, а затем, после отдыха, они встретились с друзьями. Их навещали Абель и Молодый, с которыми они работали за границей, товарищи из центрального аппарата разведки, а также другие московские друзья. После прилета в Москву их посетили председатель КГБ Ю.В. Андропов и начальник внешней разведки.
Вскоре Коэны были приняты в советское гражданство, за достигнутые результаты в работе и мужество им были вручены государственные награды — ордена Красного Знамени. Они получили хорошую квартиру в центре Москвы. Учитывая возраст и состояние здоровья, разведчики пожелали уйти на отдых. Им были установлены персональные пенсии. Однако работу в разведке они не прекратили. Но теперь это была другая сфера деятельности: встречи, беседы, выступления перед молодыми сотрудниками разведки, передача опыта, который они накопили за десятилетия своей разведывательной работы за рубежом. Они с радостью встречались с молодежью и неизменно повторяли, что не напрасно прожили жизнь и, несмотря на тяжелые испытания, которые выпали на их долю, считают себя счастливыми людьми, поскольку верно служили Родине и делу мира на земле.
И это были не пустые слова. Коэны всегда питали теплые чувства к Советскому Союзу, а после Испании, когда Моррис близко столкнулся с советскими людьми, участвуя вместе в боях против фашистов и где он сделал окончательный выбор, на чьей стороне ему быть, советское государство стало для него родным. То же самое происходило и с Лоной, после того как она заменила Морриса, призванного в американскую армию в 1942 году. На протяжении почти всей Второй мировой войны она бок о бок с советскими разведчиками вела опасную работу по добыванию и транспортировке разведывательной информации и так же, как и Моррис, по своей собственной воле определила свою судьбу и свое отношение к Советскому Союзу.
Что касается их вклада в сохранение мира, то они демонстрировали это не раз. Взять хотя бы их работу по атомной проблематике в США. Неизвестно, чтобы случилось в мире, если бы не была ликвидирована атомная монополия США. Сейчас многие признают, что мир не скатился к третьей мировой войне только благодаря тому, что у СССР своевременно появилось ядерное оружие. А Коэны внесли в это значительный вклад.
Леонтина Коэн скончалась в декабре 1992 года, Моррис умер в июне 1995 года. Они похоронены на Новокунцевском кладбище в Москве. Их кончина явилась огромной утратой для коллектива внешней разведки и для тех, кто лично знал этих замечательных людей. Разведчики бережно хранят память о Моррисе и Леонтине Коэн. В Кабинете истории внешней разведки в Ясенево их фотографии заняли место на стенде рядом с другими выдающимися разведчиками. На их могилы возлагают живые цветы.
Сотрудники разведки, которые работали с Моррисом и Лоной в Москве, свидетельствуют, что Коэны до самых последних дней не изменили взглядов и отношения к своей новой Родине, продолжая оставаться ее патриотами и убежденными интернационалистами.
17. Моррис Коэн — Герой России (из воспоминаний ветерана разведки)
…Для меня Моррис — близкий, дорогой человек. Дружба с ним началась более полувека назад. Общие интересы, взаимопонимание и доверие — все это способствовало укреплению наших отношений, прочность и нерушимость которых проверялись годами. Впервые мы встретились в 1947 году в Нью-Йорке, куда я был направлен в командировку. Работа предстояла большая, и начинал я ее с восстановления прерванной более чем на год связи с ценной агентурной группой, возглавлявшейся Моррисом. Ближайшим сподвижником Морриса была его жена Лона. Моррис и Лона были неразделимы и как любящие супруги, и как друзья, и как соратники в разведывательной работе. Почти всегда, когда мы говорим о Моррисе, фактически имеем в виду их обоих.
Итак, связь была восстановлена, возобновлена работа по разным направлениям. Заработали ценные источники важной информации, в том числе и по атомной проблеме. В этом Моррису весьма ощутимую помощь оказала Лона.
В работе Моррис отличался высочайшей надежностью. Кроме блестящих аналитических способностей он обладал спокойным характером и завидной выдержкой. Я никогда не видел его сердитым или раздраженным. Любую напряженность он мог снять своей доброй улыбкой, убедительностью доводов.
