Его прерывистое дыхание на ее губах было теплым и дразнящим, убеждало ее открыться вторжению его языка. Брайони ощутила мягкие густые волосы на его груди. Она раскрыла губы со вздохом, он погрузился в нежность ее рта, проникая языком все глубже, и последние остатки ее сопротивления улетучились.
Она вся отдалась его желанию, принимая каждое новое ощущение, которое пробуждали его нежные ласкающие руки и губы, доверчиво уступая его страсти, пока ее негромкие стоны наслаждения не заполнили маленькую комнату. А потом она захотела его, пожелала сдаться ему, чтобы он провел ее через пугающее неизведанное, пока она не задрожала от предвкушения, и все страхи остались позади.
Она инстинктивно пошевелилась под ним, выгибаясь к его бедрам, прижимая свои нежные изгибы к его возбужденной плоти, соблазняя его своими слабыми стонами, пока не услышала, как он простонал ее имя.
Он немного отстранился и осторожно взял ее, сдерживая нарастающий прилив страсти, который высвободила она, сдавшись ему. Но боль от близости с ним испугала ее, и она, отчаянно пытаясь отпрянуть от него, впилась зубами в его плечо в тщетной попытке заставить его отпустить ее. Она слышала, как он охнул от боли, но не отстранился. Он сильнее обхватил ее руками, крепко обнимая, пока она не затихла. А потом боль ушла, растаял страх, и осталось только ощущение дикой, неконтролируемой силы, пока Рейвенсворт не избавил ее даже от этого, и она осталась лежать, трепещущая в его объятиях.
Глава 22
Ранним утром следующего дня, когда Брайони сообщили, что мистер Колдвел исчез и что нигде в Оукдейл-Корте, от подвала до чердака, нет и следа этого провинившегося джентльмена, она и глазом не моргнула. Рейвенсворт широкими шагами вошел в ее спальню, недовольно хмуря лоб. Он задумчиво запустил руку в свои черные волосы, приведя их в небрежный беспорядок.
– Этот юный нахал, похоже, сбежал посреди ночи. Его постель не тронута. Я, наверное, до смерти перепугал его. Как он мог только подумать, что я хочу ему зла?
– Действительно, как ему могла прийти в голову такая идея? – язвительно заметила Брайони, отбрасывая одеяло брачной постели, которую делила со своим мужем. Она лениво потянулась, восхитительное ощущение довольства жизнью распространилось по каждой клеточке ее тела, и она многозначительно взглянула на своего возлюбленного. Самодовольная улыбка играла в уголках ее губ.
– Вы выглядите как кошка, наевшаяся сметаны, – нежно произнес он. Вид ее смятой ночной рубашки и одной дразнящей полуобнаженной груди дал его мыслям новое направление.
Она слабо вздохнула и улыбнулась ему:
– Кошке так повезло!
Улыбка Рейвенсворта стала шире.
– Бесстыжие слова, мадам жена, от девицы, которая – неужели это было только вчера? – убегала от меня, как испуганный кролик.
Она неторопливо выбралась из беспорядочно смятой постели и накинула стеганый халат.
– Я думала, вы собираетесь нас убить. И Колдвел тоже так подумал. Но не ломайте голову из-за этого находчивого молодого человека. Если я правильно поняла его план, сейчас он уже далеко в открытом море, на пути домой в Америку.
Она сидела за туалетным столиком, расчесывая спутанные волосы. Когда она свернула тяжелые пряди в пучок, который он предпочитал, Рейвенсворт подошел и встал позади нее.
– Открытое море? Америка? О чем вы говорите, Брайони? – Он выглядел озадаченным.
Брайони повернулась на табурете и с невинным видом взглянула на него. Ее пальцы проворно втыкали шпильки в волосы.
– Он не мог спокойно находиться здесь без документов, когда констебль рыщет повсюду в поисках сбежавшего американца. Вам не стоит беспокоиться о нем. Уверяю вас, он знает, что делает. Его побег был до мельчайших подробностей спланирован его друзьями-квакерами. – Она уронила шпильку и нагнулась, чтобы поднять ее. Когда она снова взглянула на Рейвенсворта, ее поразил его вид застывшего недоверия. – Я думала, вы знали, – запинаясь, пробормотала она.
– Нет, – спокойно произнес он, – откуда мне было знать? Я знаю только то, что вы сказали мне. Я догадывался, что вы что-то скрываете, но я решил, что Колдвел и ваш брат попали в затруднительное положение и приехали в Кент, чтобы избавиться от назойливых кредиторов. Я ошибался?
Брайони колебалась.
– Ну? – нетерпеливо потребовал он. – Что вы можете сказать в свое оправдание?
У Брайони екнуло сердце. Его глаза, только что теплые от воспоминания о близости, теперь были холодно-бесстрастными, их синева посветлела до ледяной прозрачности. Она начала, запинаясь и немного отчаянно, объяснять затруднительные обстоятельства Колдвела и как она думала помочь ему, не вовлекая в это мужа.
– Я не хотела лгать вам, вы должны понять это, – сбивчиво закончила она, – но тогда, зная, как вы относитесь к войне в Америке, это показалось мне единственным решением. Как я могла выгнать Колдвела? Вы сами когда-то сказали мне, что цель оправдывает средства. В сложившихся обстоятельствах я чувствовала себя вынужденной оставить на время свою щепетильность.
Его испепеляющий презрительный взгляд заставил ее в нерешительности остановиться.
– А как же ваша совесть, Брайони? – жестко спросил он. – Неужели она позволила вам безнаказанно лгать своему мужу?
– Нет, конечно же, нет! – удрученно продолжала она, виноватый румянец окрасил ее щеки. – Но что мне оставалось делать? Это была крайняя необходимость.
– Вы могли бы сказать мне правду, довериться мне, черт возьми, – осуждающе произнес он. – Я доверял вам безоговорочно – и вот как я вознагражден! Но мне следовало бы догадаться, как все будет, когда я брал вас в жены. – Он сжал руку в кулак и яростно ударил им в ладонь. – Будь проклята ваша жалкая душонка – все ваши цветистые разговоры о совести и принципах, – и будь проклят я, что купился на эту ложь. Я был готов простить вашу замкнутость. Я надеялся, что со временем вы привыкнете к роли моей супруги, что я смогу обуздать некоторые ваши дикие выходки, чтобы вы соответствовали будущему рангу герцогини. Но я ошибался. Мне нужно было жениться на женщине одного со мной положения, как я всегда и был намерен, на утонченной леди, которая знает, как вести себя в любых обстоятельствах. Но главное, – продолжал он еще более яростно, – она была бы женой, которая дарила бы преданность в первую очередь мне – своему мужу. Господи, каким дураком я был – жениться по любви!
Он отвернулся, как будто сам вид ее был ему отвратителен, и подавленная Брайони сидела молча, страдая от правды его горьких слов, пока терзания не стали невыносимыми.
– Что я могу сказать? – произнесла она, обращаясь к его напряженной спине. – Мое поведение непростительно, я знаю. Но, Хью, – продолжала она с отчаянной мольбой, – неужели ваше сердце не может простить меня, понять, какая чудовищная дилемма стояла передо мной? Вы не можете хотя бы попытаться быть снисходительным к моей несчастной душе?
