Для шизоида старый друг лучше новых двух, не то что для истероида и паранойяльного. Дружат они годами, расширяя круг общения по воле судьбы.
Шизоиды при определенных обстоятельствах могут быть даже откровенны, "подставлять живот". Но тому, кто проявил уже известную надежность, интеллектуальное сродство.
В школе шизоиды иногда дружат с хулиганьем, которому дают списывать, точнее, хулиганье "дружит" с ними.
Шизоид в своей жизни редко прибегает к вранью. Это не истероид и не паранойяльный, которые используют ложь в манипулятивных целях, и не гипертим, который врет просто потому, что надо о чем-то болтать, а настоящей темы для разговора нет. А шизоиду зачем врать? Он ничего не выгадывает. Удовольствие его – в размышлениях, поэтому, чтобы получить удовольствие, ему юлить не надо.
Шизоиды не как эпилептоиды и психастеноиды, но достаточно надежны. Вовремя отдают долги, выполняют обещанное, слов на ветер не бросают. Они договариваются, а не манипулируют. Договоры выполняют. Запишут – выполнят. Шизоид более или менее дисциплинирован, редко опаздывает. Он формалист. Доверять ему в целом можно, он не вероломен. Но он может забыть об обещании, не совсем как гипертим, но уж и не как эпилептоид. Шизоид может просто заработаться и забыть. Спохватывается: неудобно, но обещание не выполнено.
Шизоиду небезразлично его доброе имя, но и благодарности особой от него не стоит ждать, он суховат.
Шизоид не будет жертвовать собой ради идеалов, но и жертвоприношений тоже не потребует, так как не ставит перед собой особых целей, для него нет сверхценностей.
Справедливость шизоидная – тоже некая безэмоциональная формальная абстракция.
Этакая справедливость судьи из романа Агаты Кристи "Десять негритят".
Там, правда, он и суд творит, и приговор приводит в исполнение. Я имею в виду ту безэмоциональность, с которой он творит этот суд.
И добро шизоид творит абстрактное, это некое служение какому-то абстрактному идеалу. Шизоид не чувствует благодеяний и по отношению к себе. Если он не просил, а ему что-то сделали хорошее, он и не поймет, что это благодеяние.
В отношениях с людьми шизоид в целом, можно сказать, формалистичен, схож в этом с эпилептоидом. Но для эпилептоида важно, что он блюдет общественный интерес, а для шизоида важна именно форма, формула.
Субъект-объектность
Шизоид не то чтобы считает себя центром общества, а других объектами, но он как бы фихтеанский солипсист. Немецкий философ Фихте довел идею субъективного идеализма до абсурда: если все, что вокруг меня, существует только в моих ощущениях, значит, реален только я один (solus по-латыни "единственный"). Так вот вокруг него вообще как бы нет людей. И в этом смысле он ведет себя субъект-объектно.
Он не заботится о семье. Семья заботится о нем. Он как бы в семье и одновременно вне ее. Он в рабочей группе – и вне ее. Он "вечности принадлежит". Один художник и поэт (в одном лице) так написал о себе.
Я вечности принадлежу.По ее заказу линолеум я режу по ночамИ складываю столбиками строчки.А людям, не всем, конечно, это невдомек.То форму на меня они наденут солдатскую.То выльют на меня своих суждений теплые помои.То оштрафуют за проезд свободный в троллейбусе.
Это не бред величия, это просто видение себя рядом с миром людей.
Эмпатия
С этим у шизоида плохо. С рефлексией хорошо, а с эмпатией – никуда. Не чувствует он другого человека, не улавливает чужого настроения, не ощущает явно неприязненного отношения к себе.
Он не вполне понимает, что в нем может вызвать юмористическое к нему отношение, не чувствует, насколько сам задевает человека своими замечаниями, не понимает, что уже надоел. Будучи часто остроумным, шизоид направляет юмор на собеседника, не задумываясь, насколько его шутки безобидны.
Все это можно назвать аутическим эгоцентризмом, в противовес истероидному демонстрационному эгоцентризму. Вот яркий пример такого аутического эгоцентризма.
Шизоид Гегель в свое время читал лекции одному записавшемуся к нему студенту. Это был Людвиг Фейербах, который, как нас учили "классики марксизма-ленинизма", и положил конец немецкой классической философии и "материализм которого Маркс соединил с диалектикой Гегеля".
Испытывая необходимость какого-то общения, шизоиды идут в библиотеки, сидят радом с другими людьми в читальнях, заходят в книжные магазины. Даже занимаются зимним подледным ловом (поодаль такой же сидит у проруби, и на уровне бессознательного в голове крутится: все же не один сижу).
Отношение к животным
При недостаточности эмпатии шизоиду проще общаться с животными. И вот мы видим шизоидов с непородистыми собаками. Шизоид скорее пригреет дворняжку и даже несколько, чем возьмет щенка ротвейлера, требующего серьезной заботы. Любит кошек. Животные не обманывают, с ними не надо юлить, накормил – и все интриги. А все – тварь живая, можно и поговорить. С животными ему легче, чем с людьми. Он разводит аквариумных рыбок, черепах, змей, крокодильчиков. С этими еще меньше хлопот. Или вот ловит удочкой рыбу: рыбка клюет или не клюет – вроде бы общение. Часто мы видим на улицах людей, которые кормят птиц, бродячих животных. Скорее это шизоиды. Гипертим, если у него лишняя булка в кармане, тоже отдаст ее на улице собачке-бродяжке. Но это при случае. А шизоид делает это систематически. Истероидка будет лелеять свою болонку, эпилептоид – своего сторожевого пса, паранойяльный вообще никого не пригреет.
Нонконформизм
Свойствен шизоиду, но он иной, чем у паранойяльного, не бунтарский, а интеллектуальный. Что-то, например, придумал в оргтехнике. Удобно, интересно, не как у всех. При этом "я не внедряю это; я только сам использую". И делается это без демонстративности, без противопоставления общественному вкусу. Истероид – тот рядом с народом: "Я не хочу сливаться с массой. Превыше всех житейских благ я бы ценил возможность красный носить на улице колпак". Паранойяльный над народом. Шизоид не сливается с народом, он вне его и далек от него, именно "вне", на расстоянии.
Шизоид не следит за модой – это тоже своего рода нонконформизм. Он не рвется к богатству и не делает карьеру – и это проявление нонконформизма, как и многое другое из того, что читатель обнаружит о шизоиде в предшествующих и последующих главках.
Шизоид пренебрегает и этикетом. Этикет для него – лишнее. Разве возможно мыслить об устройстве мира и одновременно думать об этикете?
Самолюбие
У шизоида оно не такое обостренное, как у паранойяльного, истероида и эпилептоида, – в силу достаточной самокритичности, рефлексии, отстраненности. Он может психозащитно сказать себе, что он действительно что-то недостаточно хорошо умеет, но ничего плохого в этом нет. Ты меня, мол, критикуешь, но ты менее развит в другом отношении, что же мне на тебя обижаться, зато что-то другое я умею лучше. И в результате он не так остро переживает критику. Он следует совету Пушкина внимать равнодушно добру и злу и не "оспоривать глупца".
Личное авторство не так значимо для шизоида. Он не слишком сердится по поводу плагиата. Он еще придумает множество идей, стоит ли переживать, что кто-то украл какую-то одну… Значит, мысль хороша. Но казуистическое шизоидное мышление может и еще кое-что изобрести. Один шизоид послал плагиаторам письмо с просьбой выдать справку о внедрении, "иначе – судиться". Выдали справку.
Юмор
У шизоидного человека он смысловой, а не буффонадный (чего больше можно ждать от истероида и гипертима). Часто, увы, черный. Шизоид не будет говорить своему ребенку, что его "пальцем делали". Это скажет своему ребенку гипертим. Его черный юмор изощреннее: "Вот, оказывается, в сырости-то что заводится…" И это "любя", потому что подразумевается, что, мол, какая ты прелесть. И ведь не откажешь этой фразе, несмотря на ее мрачноватость, в добротности. Или юной милой жене муж говорит: "Поцелуемся перед смертью!" А ведь и в самом деле: не после же смерти. Когда я старался отучить себя от мясоедства, то придумал фразу: "Прихожу домой, открываю холодильник, а там труп курицы, торчит когтистая лапа, на ней остатки недощипанных перьев, кожа – в пупырышках, а на ней синюшные трупные пятна".
Прекрасный пример гуманистического черного юмора (и так бывает) в "Чуде, сотворенном сорокой" Анатоля Франса. Гильом, как обычно, заснул голодный на своей колокольне, продуваемой всеми ветрами. "Ему приснилось, что некая жена совершеннейшей красоты целует его. Но, пожелав вернуть поцелуй и протянув к ней губы, он тут же проглотил двух или трех мокриц, ползавших по его лицу. Их легкое прикосновение и принял за поцелуи его погруженный в дремоту разум".
Часто юмор шизоидов носит обличительный характер. "Богатство священно во всех государствах, в демократических государствах священно только оно" – это опять Анатоль Франс. А в условиях нашей действительности я видоизменил эту фразу: "Богатство священно для всех слоев общества, для российской интеллигенции священно только оно". Не удержусь процитировать и слова великого шизоида Хорхе Луиса Борхеса: "В 1515 году отцу Бартоломе… стало жалко индейцев, изнемогавших от непосильного труда в аду антильских золотых копей, и он предложил императору Карлу Пятому ввозить негров, чтобы в аду антильских золотых копей изнемогали негры".
