Кстати, на этом 'марлезонский балет' не закончился - всех командиров рот поочередно вызвали в жандармскую команду, что квартировала при Павловских казармах, где занудный ротмистр прочитал каждому краткую лекцию о возможных случаях неповиновения среди подчиненных и недопущению коллективного бунта. Кроме того, была отмечена высокая вероятность беспорядков в городе, из-за чего собственно и вводилось усиление.
После прочувственной речи гебешника, я задумался о том, кто может стать источником проблем в роте. Таковых, при внимательном подсчете, оказалось шестеро. Однако, для полноты картины, я решил посоветоваться со своим фельдфебелем.
Дырдин, внимательно меня выслушал, почесал в затылке и попросил разрешения закурить. Раскочегарив свою трубку-носогрейку, он перебрал предложенные мной кандидатуры, отметя по ходу половину, по причине 'неавторитетности' и добавив к списку потенциальных 'зачинщиков' еще пару фамилий.
В конечном итоге, мы пришли к выводу, что открытого неповиновения опасаться не стоит, потому что в казарме все под присмотром, а возможное 'выступление' можно достаточно быстро пресечь.
Положительной новостью можно было считать, что наша очередь идти в патрули наступит через три дня, а к этому времени обстановка прояснится.
Обстановка действительно прояснилась, вот только ясность эта была безрадостной. В Москве начались беспорядки. Увлеченный примером наших военных противников, народ решился устроить свою Революцию.
Как я ошибался, рассуждая о ленинских признаках революционной ситуации - сказывалось мое 'попаданчество' и ограниченный круг общения. Предпосылки к выступлению как трудящихся, так и не шибко трудящихся масс, несомненно, были, вот только моему неискушенному глазу не удалось заметить ничего подобного.
Начало было традиционным: стачки, забастовки, демонстрации. Далее по плану, следовало ожидать погромов и попыток вооруженного выступления.
* * *
Мое первое дежурство в городе пришлось на 'собачью вахту' с ноля часов и до восьми утра, но обошлось без происшествий, ибо рота была направлена на охрану Курского вокзала и прилегающих к нему товарных складов от Колокольникова переулка до Яузы.
Было холодно, половину ночи мела сильная метель и посты приходилось сменять каждые два часа, чтобы люди не замерзали. Караульные жгли костры, пританцовывали на морозе, натянув башлыки до самых глаз.
Я, пользуясь своим положением, грелся в жандармском пункте при вокзале, распивая чаи с его начальником - штаб-ротмистром Алексеевым. Выбираться на холод приходилось только для смены постовых, чего мне за ночь хватило с головой, даже притом, что одет я был значительно теплее, чем мои солдаты.
В целом же 'ночная стража' прошла спокойно, и к девяти утра мы вернулись в казармы, сдав охрану роте телеграфно-прожекторного полка.
Доложившись Юванену, я позавтракал и завалился спать в своих апартаментах. Офицерское жилье при казарме представляло собой полноценную двухкомнатную квартиру с санузлом, которую я про себя называл 'полулюксом'. Большая комната предназначалась непосредственно для проживания 'благородия', а вторая представляла собой помесь кухни и прихожей и являлась жилищем для денщика. В общем, если бы не убогая казенность жилища, то даже по меркам конца ХХ века - неплохо.
* * *
Новости я разузнал только в обед, когда, кое-как выспавшись и приведя себя в порядок, явился в офицерскую столовую.
Оказывается в городе неспокойно. Ночью произошло несколько перестрелок: в основном с деклассированными элементами, пытавшимися под шумок совершить передел собственности, а так же нападение на жандармский пост при управе Трехгорной мануфактуры - среди чинов полиции и жандармерии есть раненые и убитые. Собственно цель нападения моим сослуживцам была не понятна, но сам факт настораживал. Я предполагал, опираясь на опыт смутных девяностых годов ХХ века и знание истории, что целью нападавших был захват оружия.
Мне подумалось, что Пресня опять становится 'горячим местом', пусть и на двенадцать лет позже, нежели это произошло в моем мире.
Хотя, чего еще ожидать? Густонаселенный рабочий район с тяжелыми жилищными условиями и для людей, работающих на производстве, по определению должен быть потенциальной источником социальной напряженности.
Вероятно, в ближайшие дни обстановка ухудшится, и начнутся открытые столкновения 'недовольных' с полицией и войсками, а то и вовсе вооруженный мятеж.
3
Утро следующего дня было шумным: во дворе казарм при скудном свете дежурных фонарей строились роты 56-го Запасного Пехотного полка.
Я как раз дежурил по батальону и вышел на дворовое крыльцо узнать: что происходит?
- Не могу знать, вашбродь! - вытянулся часовой, 'поедая' начальство глазами.
- И давно это у них? - переиначил я вопрос в более доступную для гренадера форму.
- Толька шта, всем гуртом набежали, вашбродь. При унтерах по взводам выходили!
Из соседнего подъезда выскочил фельдфебель Дырдин и, разглядев начальство, мелкой рысью потрусил ко мне.
- Разрешите доложить, вашбродь! - как положено по уставу, предварительно перейдя на строевой шаг. - В карауле…
- Вольно! - махнул я рукой, отметая официальный доклад. - Что происходит?
- Перегоняют их куда-то, вашбродь! Эвона как выстроились - с полной выкладкой, но без оружия. И унтера с выкладкой, опять же.
Интересно…
Во дворе выстроились восемь рот полка из двенадцати, но все без оружия. Хотя трофейных 'манлихеров', использовавшихся у пехотинцев для учебы, хватало на половину личного состава.
Значит, их переводят куда-то, где это самое оружие есть, и местное 'бу' без штыков там - без надобности.
То есть, с вероятностью девяносто процентов, ребята едут на фронт…
А как же перемирие?
Подробности удалось выведать у Сережи Эфрона - поступил срочный приказ из штаба округа о переформировании первых восьми рот 56-го полка в маршевые батальоны и переброске их в Польшу.
'Что? Зачем? И почему?' - непонятно, но очень любопытно.
Попивая в штабной комнате чай, я размышлял над причинами столь поспешной передислокации наших соседей. Получилось сформулировать для себя две версии: логическую и конспирологическую.
Логическая версия подразумевала зыбкость достигнутого на фронте перемирия и означала банальную переброску резервов, при использовании образовавшейся паузы в военных действиях.
Конспирологическая версия основывалась на необходимости вывода из города политически неблагонадежных воинских частей. Учитывая дисциплину в запасном полку, данная версия имела право на существование.
* * *
Вечером я был вызван к Юванену и отпущен домой на ночь, согласно приказу подполковника.
Причиной этого своевременного чуда послужила записка от отца, оному подполковнику доставленная. Батюшка обращал внимание моего полкового начальства на то, что в моем случае возможно послабление относительно объявленного казарменного положения в свободное от службы время.
Любого командира части конца ХХ века подобный шедевр эпистолярного жанра оставил бы равнодушным, но в моем случае Озерковскому было некуда деваться, ибо noblesse oblige.
В связи с обострением обстановки в городе извозчики все куда-то подевались, поэтому мы с Савкой двинулись по заснеженной Москве пешком с Покровского бульвара домой - на Ермолаевский.
Вечерний город производил удручающее впечатление - пустынный, холодный и злой…
Именно 'злой': ощетинившийся штыками многочисленных патрулей, пугающий темнотой неосвещенных переулков и бельмами заколоченных магазинных витрин.
Жизнь в Москве как будто замерла, спряталась и затаилась…
Напряжение буквально висело в морозном воздухе…
Пробираясь через сугробы в свете редких горящих фонарей и окон, я чувствовал себя неуютно. Было какое-то нехорошее предчувствие.
Гадкое и необъяснимое…
Так мы с Саввой и шли - от костра к костру, у которых грелись солдаты, жандармы и городовые, в преддверии комендантского часа расставленные на основных перекрестках и площадях.
4
Я проснулся и резко сел на кровати: за окном злобно завывала декабрьская вьюга…
- Бах! Бах! - выстрелы разорвали ночную тьму. И снова. - Бах!
Едва осознав происходящее, бросаюсь одеваться и с пистолетом в руке выскакиваю в гостиную: весь дом уже на ногах.
У лестницы строит отец в своем любимом бархатном халате с охотничьим карабином в руке. Матушка в накинутом на плечи платке тщетно пытается удержать Федю от благородного порыва защищать родовое гнездо:
- Федор, изволь сейчас же идти в свою комнату!
- Что там? - спрашиваю отца.
- Не знаю… Стреляют совсем рядом…
По лесенке бухая сапогами взбегает Савка - ворот гимнастерки расстегнут, поясной ремень с кобурой 'Нагана' перекинут через плечо.
