— Ой, извините, — сказала она мягким бархатистым голоском, который показался мне очень знакомым.
— Ничего страшного, случается. — Мой ответ был учтив, короток и нейтрален.
— Марина Алексеева, — представилась она.
— Александр Мечников.
Женщина поморщилась и спросила:
— Вы не узнали меня?
— Нет, — пожал я плечами, — вроде бы впервые вас вижу. И честное слово, если бы я был с вами знаком, то в любом случае не смог бы забыть.
Она засмеялась и представилась ещё раз:
— Я — Марина Алексеева, специальный корреспондент радио «Голос Столицы». Неужели вы не слушаете наши радиопередачи? Обычно если не меня, то мой голос узнают сразу.
«Конечно же вот откуда мне её приятный голосок знаком», — подумалось мне, и, сделав виноватое лицо, я ответил:
— Извините, Марина, разумеется, голос ваш узнал, но никак не мог предположить, что самая популярная журналистка Конфедерации может вот так, без охраны, гулять по улицам столицы. Слушаю только ваше радио, большой ваш поклонник, но человек я дикий и в столице бываю нечасто.
— Понимаю, — она кивнула на нашивку, красующуюся на левом рукаве моего камка, — спецназ.
— Ну почему сразу спецназ? — постарался я принять самый простецкий вид. — Нашивка — это только обозначение того, что я гвардеец из Четвёртой бригады.
— Не‑е‑ет, — протянула она, — меня не обмануть. В своей профессии я мастер и сразу вижу, кто и откуда.
— А если честно? — Улыбка покинула моё лицо, и на всякий случай я оглянулся, чёрт его знает, откуда беда нагрянуть может, и то, что Кара назначил награду за мою жизнь, забывать не стоило.
— Если честно, то я была в здании Генштаба, когда ваш командир проходил через КПП и представлялся дежурному офицеру. Мне подумалось, что было бы неплохо взять интервью у самого настоящего бойца с передовой линии.
— И столкновение на улице, где прохожих раз‑два и обчёлся, не случайность?
— Конечно, мне ведь надо было как‑то разговорить такого сурового сержанта, как вы. — Она мило улыбнулась, и я понял, в чём её основной козырь. Невозможно злиться или обижаться на женщину с такой обворожительной и обезоруживающей улыбкой. — Так как насчёт интервью?
— Я не против, Марина, вот только без разрешения своего комбата я этого сделать не могу.
— Очень жаль, а я так хотела расспросить вас про ваши подвиги.
— Эх, были бы подвиги, а так, самым обычным стрелком служу, и каждый день под ремень, то караул, то наряд, то работы по обустройству лагеря. Никаких подвигов, а про романтику и говорить не приходится.
— Странно, а я слышала, что совсем недавно ваш батальон принимал участие в высадке на турецкий берег.
— Не знаю, может быть, это кто‑то другой, морпехи, например, или разведка.
— Видимо, действительно, разговора у нас не получится. — Она покопалась в своей сумочке и показательно отключила небольшой диктофон, который писал весь наш разговор. — Может, без записи что‑то расскажете?
— Нет, Марина, только с разрешения комбата. Вот собирайтесь и к нам в гости приезжайте. Будем вам очень рады и, если получите разрешение командования, всё расскажем и ничего не утаим.
— Я подумаю.
Алексеева собралась уходить и уже повернулась ко мне спиной, когда мне в голову пришла одна идея, и я окликнул её:
— Марина, подождите.
— Да? — Она красиво, как профессиональная танцовщица, одним слитным движением обернулась ко мне, её сарафан от этого всколыхнулся и на миг обнажил красивые длинные ноги.
— Можно просьбу?
— Смотря какую.
— Каждый день с девяти до десяти вечера у вас музыкальная передача по заявкам радиослушателей идёт. Нельзя ли заказать голосовое послание и песню?
Она снова улыбнулась:
— Вот видишь, в моей просьбе отказываешь, а сам просишь. Нехорошо так поступать, тем более с женщиной.
— А я человек подневольный, не всё от меня зависит.
— Ладно, давай, но у нас коротко, не более трёх предложений. — Она вновь достала диктофон и нажала на кнопку «Лес». — Говори.
Я знал, что Марьяна, оставшаяся в Трабзоне, каждый вечер слушает эту музыкальную передачу из Краснодара, и надеялся, что моё послание найдет её. Нужно было сказать что‑то успокаивающее, и желательно, чтоб я сволочью не выглядел. Прокашлялся и произнес:
— Здравствуй, Мара, это Саша Мечников. Не смог я с тобой рядом остаться, как бы мне того ни хотелось, но мы не можем быть вместе, пока обстоятельства сильней нас. Прости и прощай!
Журналистка выключила запись и достала блокнотик в шикарном бархатном чехольчике:
— Песню какую заказать хочешь?
— На ваш выбор, но что‑нибудь трогательное, про любовь и про расставание.
— Кому адресовано послание?
— Марьяне из города Трабзон, от сержанта гвардии Александра Мечникова.
Услышав про Трабзон, Алексеева напряглась, хотела вновь атаковать меня вопросами, но, на моё счастье, появился Черепанов и без всяких разговоров запрыгнул в машину. Я последовал за ним, и мне вслед донеслись слова журналистки:
— Теперь я точно приеду, Александр Мечников, и ты от моих вопросов никуда не денешься.
Шутливо козырнув из уже тронувшейся машины, я ответил:
— Вас понял. Всё исполню, за всё отвечу, но только по приказу. Честь имею!
Глава 20. Кубанская Конфедерация. Новороссийск. 19.07.2059
За время моего отсутствия в расположении родного батальона в лагере многое изменилось. Во‑первых, все подъезды к пансионату, где мы базировались, были перегорожены блокпостами, окопами, дотами и завалами из строительного мусора. В совокупности получилось вполне неплохое укрепление — ничего долговременного, но и с наскока не взять. Во‑вторых, пляж, где мы в прошлом году так любили загорать, был абсолютно безлюден и украшен двумя деревянными табличками. На одной, ближней к лагерю и линии окопов, идущих по берегу, было написано: «Осторожно, мины!» На другой табличке, метра через три, поближе к воде: «Сказано же, что мины. Назад!», понизу подпись: «Прапорщик Тукаев». И в‑третьих, в самом лагере были посторонние, полсотни молодых черноголовых и смуглых «индейцев» с Кавказа, которые с утра и до самой поздней ночи под руководством наших инструкторов занимались боевой подготовкой.
Как мне рассказали парни из моей тройки, горцы собрали почти полторы тысячи парней из молодняка, от пятнадцати до семнадцати лет, и по договоренности с Симаковым группами по полсотни человек распихали их по нашим самым боеспособным подразделениям. Здесь, вдали от дома, те постигали военную науку и готовились в начале осени вернуться домой. Положение кавказцев день ото дня становилось всё хуже, их ещё неокрепший Союз трещал по швам, и под напорам южан из Халифата они постоянно отступали и сдавали свои населённые пункты один за другим. Горцы не могли выделить бойцов, которые будут заниматься тренировкой подрастающего поколения, и, самое главное, не имели для этого никакой материальной базы. Вот и приходилось за счёт нашей казны и на нашей территории готовить для них пополнение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
