Гопкинс означал прямой доступ к президенту в обход всех официальных каналов – это представлялось Черчиллю чрезвычайно ценным.
Что до Авереллa Гарриманa – он был полным контрастом Гопкинсу, на котором, по воспоминаниям Памелы Черчилль, «костюм выглядел так, как будто Гарри в нем спал».
Гарриман же был высок, красив, элегантен и прекрасно одевался. По положению он был, пожалуй, второй американец в Лондоне и – как и Гопкинс – располагал большими возможностями.
Прежде всего он был несметно богат.
Унаследовав большое состояние от отца, он его сильно приумножил собственными трудами. Он не был «теньюпрезидента», как Гопкинс, а скорее доверенным сотрудником Рузвельтa, чем-то вроде связного между правительством и Большим бизнесом – в деловом мире Гарримана очень уважали.
Американскую экономику он знал как никто – и в сентябре 1941 г. был направлен президентом в Москву представлять США на экономической конференции по англо-американо-советскому сотрудничеству.
Он произвел сильное впечатление на Сталина, который личным письмом благодарил президента Рузвельта за то, что тот «поручил руководство американской делагацией столь авторитетному лицу, как г-н Гарриман, участие которого в работе Московской конференции было так эффективно».
Сталин, однако, был отнюдь не одинок в своем высоком мнении о талантах американского финансиста и дипломата.
Аверелл Гарриман так понравился Памеле Черчилль, что она, несмотря на то, что он был почти на тридцать лет старше нее, завела с ним бурный роман.
XXI
Английский конвой, идущий от берегов США, встретил в Атлантике огромный военный корабль. Тревоги это не вызвало – он был опознан как новейший английский линкор, «Принс оф Уэллс», совсем недавно, в мае 1941 г., сразившийся с «Бисмарком» и изрядно пострадавший в этом бою. Теперь ремонт был окончен.
Корабль – гигантcкая масса брони, машин и тяжелых пушек – летел по волнам со скоростью втрое большей, чем та, с которой шли торговые корабли.
Сблизившись с эскортом конвоя, он поднял два сигнальных флага: «Church» и «Hill».
Конвой ответил приветственным салютом – даже бескозырки матросов полетели вверх! Еще бы… Моряки оказались посвящены в секрет государственной важности: на борту своего линкора Черчилль направлялся куда-то…
По приказу премьер-министра корабль обошел конвой по кругу, как бы принимая парад, – и опять на высокой скорости ушел в открытый океан.
Направлялся линкор в Англию – Черчилль возвращался со встречи с Рузвельтом.
Прибыл он туда 9 августа – «Принс оф Уэллс» вошел в залив Арджентия на Ньюфаундленде. Всей своей мощью он символизировал Англию, продолжающую битву с врагом, несмотря ни на что. Его окружал почетный эскорт – шесть эсминцев под канадскими и американскими флагами.
В заливе стояла американская эскадра во главе с крейсером «Огаста», нa борту которого были президент Рузвельт и начальники штабов армии и флота США.
Адмиральский катер доставил Черчилля на крейсер.
Черчилль был вместе с Гарри Гопкинсом, тоже прибывшим на «Принс оф Уэллс» – Гопкинс прилетел в Лондон из Москвы и воспользовался оказией добраться до дома с комфортом.
Атлантическая конференция началась. Гопкинс поделился своими московскими впечатлениями. Сталину была отправлена телеграмма, подписанная и Рузвельтом, и Черчиллем, с обещанием помощи.
Дальше начались конфиденциальные переговоры, не ограничивающиеся декларациями дружбы, а обсуждающие конкретные военные и политические проблемы.
И сразу обозначились разногласия.
Черчилль, например, очень хотел провести штабное совещание в Сингапуре, главной морской крепости Англии на Востоке.
Английские колонии – включая Индию, Бирму, Малайю – буквально висели на волоске. Весь английский флот был стянут в европейские воды, а японцы тем временем заняли французский Индокитай.
Опереться на США было бы очень желательно.
Рузвельт ему отказал. Защита колониальных владений Британской империи не входила в круг его забот.
Стороны в итоге подписали так называемую «Атлантическую Хартию». В ней говорилось, в частности, о «свободе морей» и об «обеспечении равного доступа к торговле и мировым ресурсам».
Слова о «равном доступе» весили много – они игнорировали права европейских метрополий в их колониях.
Черчилль, правда, добился оговорки: «с учетом существующих обязательств».
Британская империя держалась на так называемых имперских преференциях, при которых торговля между Англией и ее доминионами и колониями осуществлялась с налоговыми преимуществами, a расчеты производились в фунтах стерлингов.
Вообще, итоги конференции были для Англии скорее неутешительными.
Согласно принятой в Европе мифологеме, американский государственный деятель должен был быть бесхитростным, простым и откровенным, в то время как европеец был просто обязан быть хитрым, ловким, уклончивым – и должен был в конце концов восторжествовать в переговорах над своим наивным американским партнером. В данном случае все получилось наоборот.
Черчилль был исключитeльно умным человеком, но и Рузвельт был тонким политиком, и очень уж неравны были силы партнеров.
Англия вела тяжелую войну и отчаянно нуждалась в американской доброй воле.
Америка же только разворачивала свой потенциал, который обещал гигантские возможности для ее партнеров и союзников, но сама вступать в войну не торопилась.
Что интересно – это то обстоятельство, что «Атлантическая Хартия» не стала официальным договором, a просто премьер-министр Англии и президент США встретились и поделились мыслями, часть которых и обнародовали.
Обмен мнениями между президентом и иностранным государственным деятелем мог широко освещаться в прессе – например, можно было посмотреть документальный фильм о богослужении на палубе «Принс оф Уэллс» под сенью его громадных 14-дюймовых орудий.
Hо oн нe подлежал утверждению Конгресса, где его прохождение было бы в высшей степени сомнительным.
Рузвельт имел все основания быть довольным конференцией. Если что-то слегка и портило ему настроение, так это ответ Гопкинса на его вопрос:
«Кто пишет Уинстону тексты его речей?»
Гопкинс ответил: «Сам Уинстон».
XXII
В сентябре Чeрчилль получил от Сталина два послания подряд, оба с требованием немедленной, срочной помощи. Помощь эта должна была быть оказана вот в каком виде:
«переброски 25–30 английских дивизий на русский фронт – или в Архангельск, или – через Иран – в южные районы СССР».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
