Адам промолчал. Он чувствовал, что находится на грани страшного хаоса, похожего на бездну, сквозь которую сатана попал в потерянный рай, и именно это означала война для Америки, печально подумал Адам, — потеря невинности, потеря удивительного совершенства. Он присоединился к Легиону, чтобы угодить отцу, а теперь мог поплатиться за эту уступку.
— Не желаете кофе, масса? — Нельсон, слуга Фалконера, принес две жестяные кружки с кофе с огня, который он поддерживал всю ночь позади палатки Фалконера.
— Ты прекрасный человек, Нельсон, — Старбак встал и потянулся за кофе.
Сержант Траслоу орал на одиннадцатую роту, где кто-то жаловался на отсутствие ведра для воды, и Траслоу кричал на парня, требуя прекратить скулеж и пойти стянуть чертово ведро.
— Ты, похоже, не нервничаешь, — Адам отпил кофе, скривившись из-за резкого вкуса.
— Конечно же, я волнуюсь, — ответил Старбак. На самом деле мрачное предчувствие зашевелилось его нутре, как змеи в потревоженном гнезде. — Но думаю, что могу стать хорошим военным.
Было ли это правдой, или он просто он хотел выдать желаемое за действительное? Или просто бахвалился перед Салли?
Неужели всё из-за этого? Бравада, рассчитанная впечатлить девушку?
— Я не должен находиться здесь, — сказал Адам.
— Ерунда, — бодро заявил Старбак. — Переживи один день, Адам, всего лишь один день, а потом поможешь заключить мир.
В начале четвертого в расположении полка появились два всадника. Один из них нес лампу, которой освещал путь к вершине холма.
— Кто вы? — прокричал второй.
— Легион Фалконера, — отозвался Адам.
— Легион Фалконера? Боже! Так теперь с нами Легион? Чертовы Янки могут спокойно сдаваться, — говорящий был низеньким лысеющим мужчиной с пронзительными черными глазами-пуговками, которые сердито смотрели с немытого лица поверх грязных темных усов и всклокоченной бороды лопатой.
Он соскользнул с седла и вступил в полосу света, отбрасываемую костром, выставив на обозрение свои невероятно худые ноги, согнутые, как острые створки моллюска, которые совсем не сочетались с его большим животом и широким мускулистым торсом.
— Кто здесь главный? — спросил незнакомец.
— Мой отец, — ответил Адам, — полковник Фалконер, — он указал на палатку отца.
— Фалконер! — незнакомец повернулся к палатке. На нем была потрепанная форма Конфедерации, в руке он держал коричневую фетровую шляпу, такую потертую и грязную, что ее с презрением отверг бы даже кроппер [15].
— Я здесь! — палатка полковника освещалась фонарями, которые отбрасывали гротескные тени всякий раз, когда он проходил перед ними. — Кто это?
— Эванс. Полковник Натан Эванс, — не дожидаясь приглашения, он раздвинул полог палатки Фалконера.
— Я слышал, вчера ночью сюда прибыли войска, и подумал, что стоит поприветствовать вас. У меня полубригада чуть выше, у каменного моста, и если эти засранцы-янки решат пойти по Уоррентон-Пайк, то тогда между Эйбом Линкольном и орлеанскими шлюхами не будет никого кроме нас. Это кофе или виски, Фалконер?
— Кофе, — полковник был сдержан, видимо, недовольный бестактной фамильярностью Эванса.
— Виски у меня с собой, но сперва я хлебну кофе, премного благодарен, полковник.
Старбак наблюдал, как тень Эванса пила кофе полковника.
— Чего я от вас хочу, Фалконер, — потребовал Эванс, когда кофе был выпит, — так это чтоб вы передвинули своих ребят вниз по дороге, а затем вверх к деревянному мосту, вот сюда, — очевидно, он раскрыл карту, которую разложил на постели Фалконера.
— Поблизости от моста куча бревен, и я думаю, если вы будете держать своих ребят в укрытии, тогда эти сукины дети янки даже не узнают, что вы там. Конечно, в итоге мы можем оказаться так же бесполезны, как пара яиц у священника-скопца, но, может, и нет.
Штабной офицер Эванса закурил сигару и бросил беглый взгляд на Адама и Старбака. Таддеус Бёрд, Итан Ридли и по крайней мере еще с десяток солдат открыто прислушивались к разговору в палатке.
— Я не понимаю, — сказал Фалконер.
— Это несложно, — Эванс сделал паузу, и послышался чиркающий звук, когда он зажег спичку, чтобы прикурить сигару.
— Янки находятся за рекой. Они хотят продолжить движение на станцию Манассас. Захватив ее, они отрежут нас от армии в долине. Им противостоит Борегар, но он не из тех, кто ждет, пока по нему ударят, поэтому он планирует атаковать их левый фланг, для нас правый, — Эванс показывал маневр на своей карте.
— Итак, у Борегара большая часть нашей армии на правом фланге. Отсюда на восток, по крайней мере, две мили от нас, и если он застегнет свои штаны до полудня, то, возможно, атакует сегодня чуть позже. Он зайдет ублюдкам в тыл и перебьет сколько сможет. Это, конечно, отлично, Фалконер, но предположим, сукины дети первыми решат атаковать нас, а? И предположим, северяне не такие уж и тупые, какими обычно бывают, и вместо того чтобы двигаться нам прямо в лоб, они попытаются обойти наш левый фланг? Тогда мы единственные, кто их остановит. По правде говоря, между нами и Мексикой никого нет, Фалконер, и что если эти сифилитики действительно решат наступать на этот фланг? — Эванс хихикнул.
— Вот почему я рад, что вы находитесь здесь, полковник.
— Вы хотите сказать, что я в подчинении у вашей бригады? — спросил Фалконер.
— У меня нет приказов для вас, если вы это имеете ввиду, но иначе какого хрена вас послали сюда?
— Я встречаюсь с генералом Борегаром в шесть часов утра, чтобы прояснить этот вопрос, — ответил Фалконер.
В разговоре возникла пауза, Эванс, очевидно, откупорил фляжку, приложился к ней, а затем закрутил крышку.
— Полковник, — наконец сказал он, какого дьявола вас поставили сюда? Это левый фланг. Сукиных детей вроде нас решат поставить на позицию в последнюю очередь. Мы находимся здесь, полковник, на случай, если чертовы янки пойдут в атаку по Уоррентон-Пайк.
— Я еще не получил приказов, — настаивал Фалконер.
— Так чего вы ждете? Пока хреновы ангелы запоют? Бога ради, Фалконер, нам нужны люди на этом фланге! — Натан Эванс почти потерял терпение, но сделал усилие, чтобы снова объяснить всё спокойно.
— Борегар планирует двинуть на северян правым флангом, но что если эти говеные янки решат сами атаковать южан? Что мне прикажете делать? Расцеловать их? Попросить обождать, пока вы получите чертовы приказы?
— Я должен получить приказ от Борегара, — упрямился Фалконер, — и только от него.
— Тогда пока вы ждете эти чертовы приказы, почему бы вам не передвинуть ваш хренов Легион к деревянному мосту? Тогда если вы понадобитесь, то сможете перейти по каменному мосту через Ран и протянуть руку помощи моим ребятам.
— Я не сдвинусь с места, — настаивал Фалконер, — пока не получу соответствующие приказы.
— Боже ты мой, — пробормотал Адам в ответ на упорство отца.
Спор растянулся еще на пару минут, но никто не хотел уступать. Богач Фалконер не привык подчиняться приказам, по меньшей мере, со стороны какого-то мелкого, кривоногого грубияна и дикаря вроде Натана Эванса, который, оставив попытки заманить Легион в свою бригаду, выскочил из палатки и запрыгнул в седло.
— Пошли, Медоуз, — рявкнул он своему адъютанту, и оба галопом ускакали в темноту.
— Адам! — прокричал Фалконер. — Дятел!
— Ага, заместитель командира вызван к великому вождю, — язвительно произнес Бёрд, последовав за Адамом в палатку.
— Вы это слышали? — прогремел Фалконер.
— Да, отец.
— Значит, вы оба понимаете, что будете игнорировать любые приказы со стороны этого человека. Я привезу приказы от Борегара.
— Да, отец, — повторил Адам.
Майор Бёрд не был столь любезен.
— Вы приказываете мне не подчиняться прямым командам старшего по званию?
— Я говорю, что Натан Эванс — болван и пьяница, — заявил полковник, — а я потратил целое состояние на этот прекрасный полк не для того, чтобы наблюдать, как его бросают в эти пьяные лапы.
— Так мне не нужно подчиняться его приказам? — настаивал Бёрд.
— Это значит, что вы подчиняетесь моим приказам, и ничьм другим, — сказал полковник. — Черт возьми, если сражение будет на правом фланге, то именно там мы и должны находиться, а не торчать на левом фланге со всякими отбросами. Я хочу, чтобы Легион был готов выступить через час. Сложить палатки и выстроиться в боевой порядок.
Легион выступил в половине пятого, к этому времени вершину холма озарил сумеречный свет, вдалеке темнели силуэты других холмов, а потом в этой непроницаемой тьме зажглись таинственные красные огоньки далеких костров.
В бледном сером свете зари можно было разглядеть, что все ближайшие поля были заставлены повозками и телегами, которые придавали пейзажу странное сходство с утренним пикником после окончания проповеди, разве что из этих повозок торчали дьявольские силуэты пушек и передков для них, а также походных кузниц.
