— Джек Райерсон!'!
Он заговорил уже более спокойным, даже холодным тоном:
— У нас только две возможности. Мы можем признать свое поражение, потерять все и позволить этому ублюдку Крауну одержать верх. Или можем забыть о своих иллюзиях и завтра вступить в брак.
— На полгода. — На глазах у Тринити показались слезы. — Не навсегда, Джек. Мне невыносимо видеть тебя несчастным всю жизнь. Быть причиной этого…
— Причина этого — Уолтер Краун. Как же я его ненавижу! Убил он твоего деда или нет — а я начинаю верить, что убил, — но сломать его жизнь он сломал. И я не позволю ему удрать с добычей.
— Мы не позволим ему удрать с добычей, — поправила Тринити, вытирая слезы.
— Хорошо. Но мне нужна твоя полная поддержка. Не только на завтра или на полгода, а на пока неопределенное время. И я повторю то, что уже говорил: если кто-то из нас покажет, что относится к нашему браку как к временному, Краун найдет способ дезавуировать этот брак.
Когда мы завтра дадим обеты, это должно быть навсегда.
— Я понимаю.
Джек протер налитые кровью глаза и продолжал:
— Со временем, когда наше финансовое положение позволит, ты сможешь путешествовать. Не могу обещать, что твои путешествия будут длительными или роскошными, как ты мечтала…
— Это не имеет значения, Джек.
— Не имеет значения сейчас. — Последнее слово он произнес с нажимом. — Однако когда-нибудь станет иметь.
Я не обещаю, но постараюсь по возможности сопровождать тебя. Единственное, чего я никогда не захочу, это развод. Или твой уход к другому мужчине…
— Джек, я клянусь…
— Не клянись! Не давай обещаний, которые не выполнишь. Ни один из нас не должен этого делать.
Тринити видела боль у него в глазах и понимала, что он вспоминает свою прежнюю помолвку. Ей нужно найти способ доказать ему, что она не похожа на Эрику. На какой-то извращенный лад он, видимо, радовался их сходству, быть может, потому, что это приближало его к утраченной любви. Но в то же время это не позволяло ему верить ей, Тринити. Понимать, что она может стать самой большой любовью в его жизни.
И вдруг Тринити поняла, с чего начать.
— Я считаю, что мы должны усыновить Ники.
Джек уставился на нее, словно громом пораженный.
— Это хорошо для него, Джек, обрести и мать и отца.
И это покажет городу, а если дойдет до суда, то и судье, что брак у нас постоянный. В этом есть смысл, тебе не кажется?
— Джейни сказала? — Джек огорченно покачал головой. — Уже достаточно плохо, что мы вступаем в брак по неприемлемым причинам. Не думаю, что мы должны усыновлять ребенка только ради того, чтобы упрочить наше законное положение.
Тринити отвернулась, чтобы скрыть слезы, снова выступившие у нее на глазах. Как это несправедливо! Единственное светлое пятно, шанс сделать нечто доброе для несчастного маленького сироты.., и Джек все испортил и подтвердил таким образом, что считает их брак вечной ошибкой.
Как смеют они создавать союз, понимая, что у них могут быть дети?
Он подошел к ней сзади и положил руки ей на талию.
— Сможешь ли ты постоянно прощать меня?
Тринити обернулась, уже не плача, и спросила тихо:
— А ты способен всегда прощать меня?
— Но ты не сделала ничего плохого.
— Потому-то все так несправедливо, — ответила она, поворачиваясь к двери. — Ни ты, ни я ничего плохого не сделали. Виноват Краун. А по большому счету дедушка и мистер Брэддок. А расплачиваться должны мы с тобой.
Твоя семья. Но не твой инвестор, — добавила она, распрямив плечи и посмотрев Джеку в глаза. — Пусть опекуны сиротского приюта только попробуют дезавуировать наш брак. Они убедятся, что он неуязвим.
Джек кивнул, лицо у него приняло мягкое выражение, которого Тринити не видела с того самого дня, как он вернулся из своей роковой поездки.
— Я же говорил, что ты заслуживаешь лучшей доли.
— Как и вы, сэр, — произнесла Тринити, повернулась и вышла из комнаты с гордо поднятой головой.
Глава 11
Первым побуждением Тринити, когда она проснулась утром в день своей свадьбы, было свернуть в узел праздничное платье, вышвырнуть его с балкона и надеть то самое черное одеяние, в котором она встречала Джека, когда он ворвался в ее жизнь верхом на своем коне.
Но ей тут же пришло в голову, какая ирония заключена в ее надежде на то, что черное платье охладит и возможный романтический пыл, и чисто плотские устремления Джека, подчеркнув преимущественно деловой характер их отношений. Теперь она знает позицию своего будущего мужа, и нет никакой нужды в строгом трауре. Он и без того достаточно мрачно оценивает перспективу их брака.
И если поведение Джека в последние дни может служить показателем их будущих отношений, то незачем беспокоиться о плотских устремлениях, стягивать волосы в пучок на затылке и прятать формы собственного тела. Он, вероятно, будет в их первую брачную ночь столь же сдержанным и отчужденным, каким был во время каждой их встречи с тех пор, как вернулся из поездки в приют для сирот.
Тринити подавила вспышку гнева против мужчины, который настойчиво твердил ей, что брак их — навсегда и, следовательно, у нее не будет другой возможности оказаться в роли невесты; она не наденет еще раз подвенечное платье, не услышит восторженные охи и ахи гостей, не почувствует на себе любящий взгляд жениха, когда он улыбнется ей во время церемонии венчания, а потом, наедине, заключит ее в страстные объятия…
Приложив к груди подвенечное платье, Тринити пообещала себе, что не позволит Джеку испортить этот единственный в ее жизни момент торжества. Она не старалась его приблизить, наоборот, делала все, чтобы его отдалить, но раз уж он наступил, она им насладится вполне.
«Да, так я и поступлю, назло твоему мрачному настроению, Джек Райерсон», — заявила она себе, высокомерно запрокинув голову. Потом она вышла на балкон взглянуть на происходящее во дворе и просто растаяла от восторга. Воздух был такой свежий, небо такое голубое, а тенистый двор буквально преобразился: он был уставлен рядами столов, накрытых белоснежными скатертями и украшенных букетами цветов в вазах. Десятки стульев были расставлены так, чтобы между ними оставался красивый и удобный проход к невысокому помосту с балдахином над ним.
Элена распоряжалась действиями работников, закреплявших разноцветные лампионы вокруг помоста, но углядела Тринити и весело ее окликнула:
— Какой прекрасный день для свадьбы, m'ija!
— Ты права, — ответила Тринити, проглотила комок в горле и взяла себя в руки — все равно это самый важный день в ее жизни, несмотря на Джека Райерсона с его настроениями! — Иди сюда и помоги мне причесаться. Я хочу, чтобы в день моей свадьбы все было красиво.
