Потрепанный недорогой катафалк, стоящий посреди улицы в двенадцатом часу ночи, показался Кантору подозрительным. Может, ничего такого и не было в мрачноватой похоронной повозке, кроме глупых суеверий, может, возчик просто к приятелю заехал после трудового дня, но Кантору решительно не понравилось, что стоит сей экипаж прямо напротив калитки. Он уже примерился обойти нехороший объект как можно дальше, а домой добраться через забор, но сидящий на козлах высокий плечистый возчик неожиданно окликнул:
— Простите, сударь, вы не подскажете: это дом номер девять?
Всего пара секунд потребовалась, чтобы сообразить: экипаж стоит здесь давно, а номер на калитке написан, значит…
Эти секунды и решили все. Свистнул в темноте дротик, легонько уколол в шею под самым ухом. Мгновенно застыли челюсти, онемел язык, даже гортань отнялась. Вздумай Кантор позвать на помощь — даже стона не получилось бы. «Яд!» — пронеслось в голове, и за этот миг паралич охватил плечи, туловище и руки. В последний момент Кантор успел цепенеющими пальцами направить иглу в ладонь и сжать мягкий флакончик с противоядием, но укола уже не почувствовал.
Еще через несколько секунд он повалился наземь, так как ноги тоже перестали держать неподвижное тело. Кто-то заботливо подхватил его в полете, избавив от неизбежного удара головой о мостовую, и ловко втащил в экипаж.
— Готово, — произнес незнакомый голос. Самого говорящего, как и его сообщников, было не видно, так как видеть затылком Кантор пока не умел, но на слух определил, что их двое. Трое вместе с кучером. — Живехонек, но совершенно безопасен. Иди доделывай с клиентом, а мы отвезем. Встретимся через час там, где обычно.
Тело по-прежнему не чувствовалось, как будто его не было вовсе, и это ощущение неприятно напоминало пережитое не так давно «существование наполовину». Глазами он видел, как его шустро обыскивают и обирают, ушами слышал, как щелкнули наручники и как заматерился похититель, традиционно порезавшись о чакру Трех Лун, но ни прикосновений, ни движения не ощущал.
Похитители живо обсуждали найденный в руке жертвы шприц-тюбик, пытаясь разобраться, что это такое и что может означать в данной ситуации. Случайно ли пленник укололся иглой или намеренно, и чего он пытался этим достичь во втором случае: покончить с собой или принять противоядие?
Кантора еще раз повертели и осмотрели, дабы точно убедиться, что добыча жива и безопасна. Затем подняли и уложили в гроб.
— А если все-таки окочурится по дороге? — забеспокоился метатель дротиков, в который раз заглядывая Кантору в глаза — двигаются ли.
— Посмотрим по обстоятельствам, — решил плечистый возчик. — Если не заметят, попробуем быстро подсунуть как живого, взять деньги и смыться. Если заметят, попросим хоть половину заплатить. В крайнем случае плакали наши денежки, но и задаток был не маленький. Лишь бы не противоядие, а то ведь вскочит и проблем наделает.
— Во-первых, противоядия такого не существует, — уже в третий раз повторил метатель, — во-вторых, он в наручниках, а в-третьих, с ним же Лось будет рядом, он что, не справится? Пусть посматривает, если шевельнется — вот еще пара дротиков.
Метатель и возчик выпрыгнули наружу и захлопнули дверцу, оставив Кантора наедине с третьим товарищем, который не зря носил прозвище Лось. Насколько мистралиец мог разглядеть в темноте, этот был еще крупнее широкоплечего возчика, что никак не могло радовать. Но больше всего его сейчас огорчало другое. Когда похитители рассматривали шприц-тюбик, было хорошо видно, что он не пустой. Кантор успел только вколоть иглу, а выдавить содержимое — уже нет.
«Попался, как лопух последний! — мысленно ругнулся он, пытаясь представить дальнейшую свою судьбу. — Разинул рот, тупица…»
Судьба представлялась неопределенно и только в общих чертах. Раз его не убили, а парализовали и куда-то тащат, значит, благодарить за подобное обращение следует Союз Прогрессивных Сил, а пуще всего — товарища Плаксу с его проблемами и папеньку с его намеками да интригами… Знать бы — только его одного схватили или и до Ольги добрались? И почему? Чего они хотят? Только узнать его тайну или же все-таки задействовать в своих планах?
Экипаж рывком дернулся с места, пленника тряхнуло, подбросило в гробу, и Кантор едва не вскрикнул вслух, когда пальцы, придавленные весом всего тела, проехались по неструганным доскам. В следующий момент он опомнился и тихо порадовался, что лицо еще не вернуло подвижность и на нем не отразилось все, что он сейчас почувствовал.
Значит, хоть часть чудесного зелья все же попала в кровь и потихоньку действует. Руки оживают, уже явственно ощущается, как впиваются в кожу браслеты наручников… Кто бы мог подумать, что боль может приносить такую радость! Успел, все-таки успел! Но сколько понадобится, чтобы подвижность восстановилась полностью? Далеко ли его собираются везти? Должно быть, не очень, раз надеются за час обернуться. Уж точно не в Мистралию… Времени не так много, успеть бы вырваться, пока не довезли…
Но что еще хуже — на этот раз ни гвоздя, ни иного подходящего инструмента под рукой нет, значит, придется выворачивать палец. Не самая приятная задача — валить здоровенного Лося одной рукой, без оружия, да еще быстро, чтобы возчик не успел помешать. По одному их еще можно одолеть, но двоих, да еще одной рукой…
«Да хоть зубами! — решительно подумал Кантор, чувствуя, как знакомая холодная злость поднимается в нем, сначала стеной, потом ледяным куполом накрывая мешающий Огонь. — Лишь бы успеть…»
Экипаж подпрыгивал по камням мостовой, и в такт стуку колес прыгала в голове навязчивая мысль: «Что с Ольгой?» Хоть и обещал король, что за ней присмотрят, это еще ничего не значит. В прошлый раз тоже присматривали.
Парализованные конечности быстро оживали, вселяя уверенность, что во времени недостатка не будет. Минут пять — и все пройдет. Но дальше…
«Вот-вот, — неожиданно ожил внутренний голос, которого не было слышно уже несколько недель. Кантор даже начал надеяться, что паршивец замолк навеки, но не тут-то было. — Как ты собираешься снять наручники, не пошевелившись?»
«Быстро, — огрызнулся Кантор. — Не мешай. Мне надо сосредоточиться».
«А как ты намерен вывихнуть палец, не меняя выражения лица? — не унимался голос — Нет, я понимаю, боль можно терпеть молча, если надо, но так, чтобы даже не поморщиться, не моргнуть, не шевельнуться?»
«Заткнись, — почти ласково попросил Кантор. — Без тебя знаю».
«Но он же заметит!»
«Если ты и дальше будешь тарахтеть над ухом и мешать мне сосредоточиться, обязательно заметит».
«А если нет, тогда не заметит?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
