Прилично ли такое удовольствие благородному сердцу? И достойно ли оно мыслящего существа, каковым является человек?
Против этого охотники, опять же, могут возразить, что охота полезна для здоровья. Мы видим из опыта, что те, кто увлекается охотой, доживают до глубокой старости, что такое невинное увлечение, как охота, приличествует господам, поскольку охота прогоняет печаль и являет собой некое подобие битвы. Я далек от того, чтобы отвергать это занятие как способ закалить свое тело, однако следует заметить, что при избыточных занятиях такого рода говорят о невоздержанности. Ни один князь не жил больше кардинала де Флери[192] и нынешнего папы[193], однако оба не были охотниками. Прилично ли нам это времяпрепровождение, если оно ничего не обещает, кроме долгой жизни? Дольше всего живут монахи. Но стоит ли только из-за этого идти в монастырь?
Какой смысл от бесполезно прожитой жизни, даже если по продолжительности она сравнима с жизнью пророка Мафусаила? Мне кажется, что чем больше человек мыслит, чем больше он совершает полезных дел, тем дольше живет он на свете.
Я согласен с тем, что охота представляет собой великолепное зрелище, а всему великолепному самое место при дворах государей, но государь может и иными способами доказывать свое великолепие. Более того, охота – это занятие, которое менее всего приличествует государям, поскольку их величие составляют дела, которые совершаются на благо подданых.
Если количество зверей умножилось и они портят поля земледельцев, то легко можно было бы поручить егерям, чтобы они истребили их за деньги. Что же касается монархов, то им ни в чем более не следует упражняться, кроме управления государством, которое заключается в том, чтобы иметь сведения о своей стране и применять знания на благо своего народа. Их обязанность состоит в том, чтобы учиться правильно мыслить и разумно вести свои дела.
Кроме того, следует отметить, что охота не способствует и воспитанию великих полководцев: Густав Адольф, Тюренн[194], Мальборо и принц Евгений, которые были славными мужами и военачальниками, не являлись охотниками. То же самое можно сказать и о Цезаре, Александре и Сципионе.
Гораздо основательнее и разумнее упражнять свой разум в военной науке, рассуждая о расположении дорог, местностей, нежели думать о тетеревах, гончих собаках, оленях и прочих зверях.
Один великий князь, предпринявший свой второй поход в Венгрию, заблудившись на охоте, едва избежал опасности попасть в плен к туркам. Поэтому следует запретить заниматься охотой в военное время, поскольку это занятие способствует многим беспорядкам, когда армия находится на марше.
Таким образом, я заключаю, что государям простительно упражняться в охоте тогда, когда они делают это для отвлечения от злых и печальных мыслей. Я, говоря об этом, ни в коем случае не запрещаю находить в охоте некое развлечение, однако попечение государством, приведение его в цветущее состояние, его защита, а также возможность видеть плоды своей деятельности, вне всякого сомнения, являются величайшим удовольствием. Следовательно, несчастен тот, кто находит удовлетворение в ином.
Глава XV
Причина, по которой людей, особенно же государей, либо хвалят, либо ругают
Живописцы и историки в описании натуры сходны между собою: первые изображают черты лица и внешний вид людей, а другие – их свойства и действия.
Некоторые из живописцев ничего другого не писали, кроме чудовищ и бесов. Макиавелли – живописец такого же рода. Он представляет мир Геенною, а всех людей – бесами. Можно сказать, что сей министр вознамерился оклеветать весь род человеческий из ненависти к нему и замыслил упразднить добродетель, дабы и все жители земного шара могли быть ему подобны.
Макиавелли представляет, что вовсе невозможно быть добрым человеком в столь злом и испорченном мире, если не желаешь быть умерщвленным; но я подтверждаю, что если не желаешь пропасть, то должно быть разумным и добродетельным, тогда тебя даже самые злые души бояться и почитать станут.
Люди вообще, а особенно государи, обыкновенно не бывают совсем благими или совсем злыми; добрые и посредственные одинаково согласятся поддерживать сильного, справедливого и способного государя. Я желал бы охотнее побеждать тирана, нежели милостивого государя, то есть более Людовика XI, чем Людовика XII, более Домициана, нежели Траяна. Ибо доброму государю все служат с усердием; напротив, подданные тирана перейдут на мою сторону. Дозволь только мне с десятью тысячами человек войска пойти на Италию против Александра VI – половина Италии перейдет на мою сторону; но вели мне с сорока тысячами человек войска идти войною против Иннокентия XI, как вся Италия к моему восстанет падению.
Никогда не было того, чтобы разумный английский король был низвержен с престола многочисленною армией. Все злые государи, хотя и имели своих наперсников, обязанных поддерживать их корону, однако при всем том не более как с пятью тысячами пеших солдат войну с ним начинали.
Поэтому не будь зол со злыми, но будь, вопреки им, добродетелен и неустрашим; тогда ты свой народ, равно как и самого себя, сделаешь добродетельным; соседи твои во всем будут тебе последователями, злые же к тебе почувствуют страх.
Глава XVI
О щедрости и экономии государя
Пифидий и Алкаменид, два славнейших ваятеля, высекли из камня каждый свою статую Минервы, одну из которых афиняне решили поставить на воздвигнутом постаменте. Эти статуи были выставлены публично, и Алкаменидова снискала похвалы, о другой же было сказано, что она нехороша. Пифидий, не опровергая народного заблуждения, просил, чтобы афиняне поставили их вместе. Те сделали это, и статуя Пифидия стала выглядеть лучше изваяния соперника. Скульптор приписал это счастливое обстоятельство своему умению определять размеры предметов на расстоянии. Ту же пропорциональность необходимо соблюдать и в науке управления. Различие мест создает различие в правилах; если бы кто-нибудь желал употреблять только одни правила, он сам был бы причиной того, что они в некоторых случаях оказались бы ложными. Ибо, что подходит для великого королевства, в малом государстве может принести вред.
Равно и щедроты, проистекающие от изобилия и распространяющиеся по всем частям государства, приводят великую страну в цветущее состояние, поддерживают ее и умножают нужды богатых людей, чтобы тем самым обеспечить убогим работу и пропитание.
Если бы неосторожный министр пришел к мысли прекратить такое расходование средств в великом государстве, то из-за этого оно стало бы слабым и бессильным. В противоположность этому, подобный расход средств угрожал бы падением малому государству; деньги, выходящие в большом количестве из казны и не возвращающиеся в нее, принесли бы нежному государственному телу недуг и затем уничтожили его. Поэтому каждый министр должен взять за правило не смешивать малые государства с большими. Однако Макиавелли, рассуждая об этом, допустил грубые ошибки.
Первая его ошибка состоит в том, что слово «щедрость» он употребляет в неопределенном смысле. Он не отличает щедрости от расточительства. Государь, говорит он, должен быть скуп, если намерен совершить нечто важное, но я, напротив, утверждаю, что ему в этом случае стоит проявлять больше щедрости, и это соответствует действительности.
Я не знаю ни одного героя, который, в самом деле, не был бы таковым. Скупость означает, что ты говоришь своим подданным: «Не ожидай от меня ничего, я твои заслуги всегда буду вознаграждать плохо». Это означает не что иное, как упразднить побуждение, которое каждому подданному свойственно от природы, а именно – верно служить своему государю.
Без сомнения, никому, кроме экономного хозяина, нельзя быть щедрым. Только тот, кто разумно управляет своим имуществом, может творить добро другим.
Известно, что большие издержки французского короля Франциска I[195] стали причиной его несчастья. Этот король был не щедр, но расточителен; когда же его состояние стало незначительным, он стал настолько скуп, что деньги, предназначенные на расходы двора, прятал. Однако не следует иметь сокровищ, которые лежат без всякого обращения.
Если кто ничего больше не умеет, кроме накопления денег и закапывания их в землю, то, кто бы он ни был – частное лицо или король, – он ведет себя глупо. Двор Медичи только потому стал господствовать над Флоренцией, что великий Козимо[196], отец отечества, хотя и был купцом, был при этом весьма способен и щедр. Что касается скупого, то дух его ничтожен; и я думаю, что кардинал фон Нец прав, когда говорит, что в великих предприятиях не следует жалеть денег. Государь должен управлять так, чтобы, когда нужно, иметь много денег. С их помощью он развивает торговлю и поддерживает труды своих подданных, если в состоянии им помочь, что возбуждает к нему любовь и почтение.
