И историю про то, как две жабы упали в миску с кетчупом, а одна сдалась и утонула, а вторая стала быстро сучить лапками и сбила кетчуп обратно в томаты?
Но русский был прав ― ничего не выходило.
И Карлсон пришёл к старейшине и сказал, что ничего не выходит, потому что они что-то забыли.
― Точно, ― ответил старик. ― Ещё была специальная хижина. Люди в этой хижине громко кричали в специальный ящик и ругались. А потом прилетали самолёты.
И туземцы под началом Карлсона построили хижину и принесли несколько коробок на выбор.
Карлсон выбрал подходящую и нарисовал на ней углём ручки и кнопки.
Потом он вставил в неё полую трубку и набрал в лёгкие воздух.
И стоило только ему заорать в эту трубку: «Я ― жаба, я ― жаба!», как в небе, где-то далеко, сгустился тонкий металлический звук.
Ещё не поднимая головы от своего ящика, Карлсон уже знал, что это такое.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
17 марта 2020
История про то, что два раза не вставать (2020-03-17)
А вот кому про теорию прозы?
…Вокруг метода возникла целая наука, но нас интересует довольно узкая тема — «литература кейсов». Это тип прозы, не обязательно короткой (она может выглядеть как цепочка историй), которая состоит из назидательных сюжетов. Главное, чтобы эти сюжеты были чётко видны читателю и достаточно задевали его. Медленное прустовское время плохо подходит для этой задачи, многостраничные толстовские суждения о тщете всего сущего тоже не годятся, а вот классическая новелла — самая удачная иллюстрация этого приёма. Она построена на парадоксе, а парадокс сам по себе привлекает внимание читателя. У Мопассана, признанного мастера новеллы (хотя, если читать его том за томом, видно, что он использует чрезвычайно ограниченный набор парадоксов в сюжетах) есть рассказ «Драгоценности».
Ну, ссылка вы знаете где:
http://rara-rara.ru/menu-texts/proza_kejsa
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
17 марта 2020
История про то, что два раза не вставать (2020-03-18)
Стал ночью писать про писателя Лимонова скорбное слово для сайта.
Но как-то быстро себя одёрнул, а то обнаружил, что у меня пол-ленты уже выступило в жанре "я и покойный".
(Кстати, я так думаю, что писатели нам для того и даны, чтобы так о них рассказывать, и ничего зазорного тут нет. Хуже всего, когда человек стесняется кого-то ругать, если прошло достаточновремени, и его нынешние друзья не одобрят злой правды, или стесняется сказать слово благодарности, когда чувствует, что окружающие теперь его люди будут морщиться).
Но не в некролог же это тащить, поэтому подробности я оттуда вырезал. Кто хочет, может сходить по ссылке в конце.
Связано оно было со странным временем, когда, я, как сыч, в одиночестве проживал в иностранном городе К.
Случайным образом мне попала в руки книга "Дневник неудачника", и я обнаружил странное сходство своего быта с бытом будущего писателя Лимонова в Нью-Йорке. Именно в тот момент, когда Лимонов ещё был разнорабочим, а не писателем.
Это было очень давно, и между нами был разрыв во времени, но, как у Лимонова, у меня появилась шёлковая рубашка.
Как Лимонов, я постоянно думал о женщинах.
Как Лимонов, я постоянно общался со всякой швалью — не то, что из Третьего, а из Четвёртого мира.
И уж совсем лимоновщиной было то, что я никогда не запирал — ни дверь, ни окно своей комнаты на минус первом этаже.
Несколько людей мне в голос рассказывали, как Лимонов шил перед отъездом в Америку хорошие штаны, таскал что-то и приколачивал. Мария Розанова при мне говорила, что Лимонов, заехав в гости, между делом разобрал весь хлам в подвале их с Синявским дома-издательства. Правда, тогда я не знал, как потом жил Лимонов, а черпал сведения из прекрасной книги «Записки неудачника». Последующие книги были невпример хуже. А с самим Лимоновым я познакомился позже.
Но я тоже починял утюги, доводил до ума компьютеры (персональный компьютер был тогда не сложнее утюга, но, впрочем, как раз тогда европейский утюг начал становиться умнее нашего компьютера «Микроша») и поставил программное обеспечение одному лоботрясу, что тогда казалось подвигом.
Но я подвожу, собственно, к одной истории. Лимонов, опять же, писал, как случайно услышал слова Барышникова у себя за спиной. Кто-то спросил Барышникова о Лимонове, и тот, не заметив стоящего рядом фигуранта, сказал:
— А, это ещё один русский…
Но Лимонову и не снилось, что про меня сказали. С эмигрантами я не общался, но через какое-то время, всё же познакомился.
Выйдя из гостей и попрощавшись на Барбароссаплац, один из них, думая, что я уже его не слышу, и отвечая на чей-то неслышимый вопрос, произнес у меня за спиной:
— А-а, это один хуй…
Вот это было здорово. И Лимонову на зависть. И всё верно.
Хуй.
Один.
Ни убавить было, ни прибавить.
Ссылка, если кому интересно, http://rara-rara.ru/menu-texts/razdrazhitel
Извините, если кого обидел.
18 марта 2020
Уши мёртвого осла (2020-03-19)
— Почему ты называешь его «осёл»? — спрашивает Пятачок. И сразу понятно, что ему страшно.
— Потому что теперь он осёл. Смерть не терпит уменьшительных суффиксов, — отвечает Пух.
Осёл лежит на том мосту, где они вчера ещё играли в пустяки. Кто-то положил его точно по центру — ни сантиметром ближе к какому-нибудь из берегов. Осёл лежит на мосту. Четыре сбоку, ваших нет. Вата лезет из брюха, и её шевелит ласковый ветерок.
Вода внизу несётся быстро и в ней мелькают крупные палки, хотя уже никто не играет в пустяки.
«Боже, как много ваты, — думает Пух. — И ведь он лежит тут давно, значит, ваты было ещё больше. Вопрос, у кого есть мотив, отпадает. У всех есть мотив, даже у Совы. Впрочем, у Совы всегда один мотив — хвост. И у меня есть мотив — я не любил этого старого дурака. Странные у него уши, я никогда не обращал внимания на их форму. А, может, осёл убит диким зверем? Слишком много ран на трупе,
