Кукольный театр поставили прямо перед свиньей-копилкой… вся сцена как на ладони. Начать хотели комедией. Начали с конца.
Лошадь-качалка заговорила о тренировке и чистоте породы.
Детская коляска — о железных дорогах.
Комнатные часы толковали о политике — тики-тики!
Бамбуковая тросточка гордилась своим железным башмачком.
На диване лежали две вышитые подушки — очень миленькие и глупенькие.
И вот началось представление. Зрителей просили щелкать и хлопать в знак одобрения.
Но кнут заявил, что щелкает… только непросватанным барышням.
— А я так хлопаю всем! — сказал пистон.
«Где-нибудь да надо стоять!» — думала плевательница.
Все пришли в такой восторг, что даже отказались от чая. Это и называлось играть в людей. Причем тут не было никакого злого умысла, а всего лишь игра…
Музыка наверху затихла. Катя захлопнула книгу. Она чувствовала — со всех сторон ее окружает тьма, тьма, тьма. И она в этой кромешной тьме майского солнечного дня совершенно одна.
Наверху хлопнула дверь, и громкий веселый голос Веры Сергеевны произнес:
— Правда, все прошло здорово? Нам надо в следующий раз снова попробовать.
Грянул фокстрот. И под его азартный ритм бесчисленных ударных Катя, крепко сжимая книгу в руках, поднялась по лестнице.
Самая мирная картина открылась ее взору: справа две смежные комнаты: спальня хозяйки и небольшой уютный сиреневый будуар с эркером, в котором два спокойных кресла и стол.
За столом сидели Вера Сергеевна и Мальвина. Стол ломился от угощений — пирожные, конфеты, другие сладости, чай.
Мальвина сидела спиной к двери и что-то рассказывала матери с набитым ртом, она с аппетитом поглощала шоколадные конфеты.
Лицо Веры Сергеевны — такое бесстрастное, она кивала дочери — да, да, да.
Но вот она обернулась к двери на звук шагов.
Лицо ее мгновенно покрылось мертвенной бледностью.
Остекленевшими от ужаса глазами она уставилась на Катю, словно видела не ее, а кого-то за ее спиной.
Не призрака — нет, саму смерть.
Глава 43
Оперативная информация
Полковник Гущин с великим нетерпением ожидал вестей из больниц — с кем из фигурантов с Пыжевского доведется пообщаться. Однако новости и вечером и утром следующего дня были все те же — у Олега Шашкина состояние средней тяжести, и он пока не контактен. У Дмитрия Момзена тяжелое. Врачи делают все возможное.
Со вчерашнего дня опергруппа отрабатывала учебные заведения — МГУ и другие вузы на предмет того, где Момзен мог познакомиться с Олегом Шашкиным, Феликсом Масляненко и Мальвиной.
Эти новости пришли в полдень, когда полковник Гущин только-только закончил свой доклад у куратора в министерстве о событиях в Пыжевском, завершившим, как тогда всем казалось, дело о пяти убийствах с шестью жертвами.
Оперативники позвонили Гущину на мобильный, когда он покинул кабинет куратора.
— Федор Матвеевич, установили: Дмитрий Момзен и Шашкин познакомились в МГУ, не на факультете, а на собраниях исторического общества. С Феликсом Масляненко несколько раньше там же. Шашкин проучился в МГУ три года, затем завершал образование за рубежом. Феликс проучился всего год на философском факультете. Сам Момзен тоже окончил философский факультет МГУ десятью годами раньше. В университете его помнят и не слишком жалуют. Однако нет никаких данных, что Мальвина Масляненко работает в МГУ, преподает там, она не числится в штате университета.
— Это что-то типа платных курсов, она студентам лекции читает, — сказал Гущин. — Я от нее слышал сам и от ее матери. Она за рубежом стажировалась, специальность литература — филология, языки тоже. Хм, правда, учитывая ее состояние… Но, видно, на работе это не сказывается.
— Федор Матвеевич, в МГУ база данных по кадрам мощная, весь преподавательский состав — все, кто когда-либо преподавал в Москве, Петербурге и других университетских городах. Она в этой базе не числится.
— Я же говорю — она стажировалась и училась за рубежом.
— Дело в том, что… похоже на то, что у нее вообще нет никакого диплома. Никакого высшего образования. И… Федор Матвеевич, мы не поленились — проверили школу, в которой учился Феликс Масляненко — это частная гимназия в Вешняках рядом с музеем Кусково. Феликс был в младших классах, когда его сестру родители забрали из девятого класса. Там тогда произошел один неприятный странный инцидент, о котором директор гимназии наотрез отказывается говорить. После этого отец забрал ее домой. Она не получила даже школьного аттестата.
Глава 44
Андерсен
— Вы? Это вы… Как вы сюда попали?
Вера Сергеевна Масляненко спросила это… почти спокойно. Но взгляд ее…
Ужас в глазах. Что-то непередаваемое словами, неописуемое. Беспредельный животный ужас.
Она смотрела на Катю и словно сквозь…
Катя, застывшая в дверях будуара, где женщины так мирно пили чай и ели сладости, никогда прежде не видела в глазах человека — такое. Будто сама смерть, да, сама смерть…
Андерсен…
Кто бы он ни был — Роман Ильич Шадрин, Феликс, Момзен, умирающий сейчас в реанимации, он находился сейчас здесь — прямо за спиной Кати, и Вера Сергеевна видела его.
Катя резко обернулась.
Никого.
Коридор второго этажа пуст. И на лестнице не слышно шагов. И внизу в холле все тихо.
— Я приехала к вам, простите, что без звонка. У вас ворота открыты и дверь входная, — сказала она, стараясь, чтобы голос ее… голос звучал спокойно, нормально.
— Это что, мы дверь забыли закрыть? — спросила Мальвина. — Мам, ну ты даешь, ты какая-то чудная сегодня. Рассеянная. Это после массажа. Знаете, мы ведь только что из СПА вернулись с мамой. Никогда меня мама так не баловала, как вчера и сегодня. Вчера весь день по магазинам. Я себе столько всего накупила, столько обновок, все такое дорогое. Мы были и в ЦУМе и в ГУМе. А сегодня утром мама решила везти меня в СПА. У меня сейчас такая истома, такая нежность во всем теле. Кожа как шелк. Да вы садитесь, — Мальвина вскочила и сама подвинула к столу третье кресло. — Раз приехали, значит, надо, по делу. Давайте я вам чаю налью. Вот конфеты, это наши, с нашей фабрики, попробуйте. Вкусные!
— Дочка, — сказала Вера Сергеевна, — Мальвина… девушка из полиции, по делу. Ей некогда с нами засиживаться.
— Да бросьте, ехали в такую даль к нам, и чаю не выпить? — Мальвина коснулась рукава Кати, приглашая ее к столу.
Катя села в кресло.
— У вас открыты ворота. Ваш родственник приехал. Муж вашей сестры Роман Ильич.
— Дядя Рома? А чего он тут у нас забыл? — спросила Мальвина.
— Я его попросила, — ответила Вера Сергеевна.
— Когда? Зачем?
— Проверить машину, мы сейчас ехали, что-то звук мотора мне не понравился. Гудит.
— А по-моему, все нормально. Ой, давайте я вам чаю налью, — Мальвина обернулась к Кате. — Тут черный, тут вот зеленый, а этот с чабрецом. Вам какой?
— Спасибо, я не хочу. Мне необходимо с вами поговорить.
— Ну съешьте хотя бы конфеты, — Мальвина подвинула к Кате коробку с шоколадом. — Вот эти самые вкусные. Простите, откуда у вас эта книга?
— Внизу в холле я увидела…
— Это моя книга, — Мальвина протянула руку, — дайте мне.
Катя тоже протянула руку — с книгой.
— Угощайтесь, ешьте конфеты, — сказала Вера Сергеевна. — И правда, вы должны попробовать все, чем богата наша фабрика. Все вопросы потом, сначала угощайтесь.
Катя положила книгу на скатерть между чашек, чайников и тарелок со сладостями. Она взяла шоколадную конфету.
— Я приехала поговорить с вами, Мальвина, о вашем женихе.
— О ком?
— О Дмитрии Момзене.
— О Диме??
— Не произносите это имя, — сказала Вера Сергеевна.
— О Диме? — вновь спросила Мальвина уже на тон выше.
— Не произносите это имя здесь, прошу вас! — Вера Сергеевна почти выкрикнула это.
Мальвина оттолкнула чашку, полную чая. Лицо ее вдруг покраснело, словно вся кровь хлынула в лицевые кровеносные сосуды.
— Мама, мне что-то нехорошо…
— Ой, мне трудно дышать. Все горит.
Тоненький писклявый детский голосок.
Ласточка явилась.
— Ой, живот… мой животик… нет, уже прошло. Вы чего тут делаете? — спросила Ласточка невинно.
— Мы… мы пьем чай, — ответила Катя.
Она снова пыталась, чтобы голос ее звучал нормально. Эта перемена… смена личностей произошла и в этот раз мгновенно. И к такому невозможно было привыкнуть, потому что это пугало до дрожи, несмотря на то что сейчас за столом сидел ребенок.
— Ласточка, я хотела спросить тебя…
— О чем? — Ребенок за столом потянулся за шоколадными конфетами и сграбастал целую пригоршню из коробки, отправил в рот, начал жевать, сладко чавкая.
