тщательно пропитывали те маслом, в несколько заходов. Здесь же его собирали, насаживали, затачивали если нужно. Аккуратные и гладкие молотки, лезвия, свёрла чёрно-синего и фиолетового оттенков приятно взять в руки. Внедрив флюсы, цементацию, правильные режимы закалки и отпуска, а также воронение, смог «вытянуть» из не самого лучшего «уклада» все сто десять процентов!
Работала схема примитивно. Например, имеется устюжский уклад, и задача сковать из него напильники и пробойники. Берём листок Прохора, где показано в какой печи и сколько уклад держать, да с каким метками для сего дела песочные часы брать. Печь разогнал, достал щуп, чтобы он нужного цвета был, да клади заготовку в печь. Поставил часы, да сиди жди пока песок закончится, а после вынимай. Не забывай посматривать за цветом каления, да в меру уголь подкидывать и заслонки открывать-закрывать.
Благодаря симбиозу средневековых и современных знаний, наша «мануфактура» выдавала на-гора качество железа на уровне середины XIX века! Добрын же, освоившись, решил вернуть реноме крутого кузница, сдувшееся после позорных поражений от Прохора. Ходил по кузне с графиком, рвал и метал, находя в том мелкие ошибки, корректировал. Показывал подмастерьям всем видом, что и он к важной бумаге самое прямое отношение имеет. Когда же брак снизился до десяти процентов. Подошёл да в пояс поклонился. Понял, что за подарок получил виде арабских цифр с картинками. После, вручил и небольшой амулет в форме подковки. Приятно. В четвёртый раз, между прочим, кланялся. В первый, с неделю назад, за наковальню. Во второй, за науку, как по цвету и размеру искр уклад хороший выявить, в третий, за закалку в соли. Приятно дело с честным человеком иметь, который с полуслова тебя понимает.
Две недели пролетели словно один день. Убедившись, что в кузне всё работает как часы, переключился на слесарные работы. Бронзовых листов за прошедшее время накатали с запасом, клёпок наштамповали, наварили стальных полос для нужного инструмента…
Глава 15
Глуховский княжеский домен. Кремль
Великий князь сидел у окна и с высоты наблюдал людскую суету во дворе. Не радовало его изысканное фряжское вино, не радовали сласти из Синей Орды ценой по весу серебра и даже оленина, приправленная жгучим красным перцем из Богдайского ханства казалась безвкусной. Ибо потерял он интерес к еде, едва прочёл письмо, высланное верным боярином.
— Вона, у хлопов ни об чём душа не болит. Всегда в сытости да в тепле у меня за поясом. Мне же за всех отдуваться. У-у-у сброд! — так мысли его то и дело возвращались к делам в Орде. — Сколь воев добрых лишился по милости проклятого Узбека! Три лета взад — Люблин, прошлым — Висла. Где гривны на выход брать? На что кметей кормить? Не ведаю. Смоленский князь под руку Литвы перешёл и поминки который год не шлёт! Может и мне тако? Нет, нельзя покуда. Курский баскак под самым боком, а Смоленск далече. Москве да Владимиру хорошо. Два на десть годов почитай без баскака. У меня же и баскак, и таможенник, и Ростиславовичи воду мутят, и Глеб Святославич, чтоб тому пусто было!
Сколь трусливому Узбеку серебра выслано на поминки? Без счёта серебра да злата! И скора,[2] и сукна, и мёду, и коней добрых, и дорогих красных Елецких соколов. А родственнички то, а! Ни резана, за тех не уступили! Без счёту злата…
Хану Узбеку дай, его старшей жене Тайтуглы-хатун змеюке подколодной дай, младшим жёнам, биклярбеку, дерюге, баскаку, прочим, коих он, великий князь Глуховский и Новосильский Михаил Семёнович, Рюрикович в шестнадцатом колене должен помнить полично и поименно! Кому чего и сколь надобно дать! И сызнова просят! Свят вона пишет, что ныне в Сарае новый биклербек Кутлуг-Тука. Дерюга наш просит злато, а иначе глаголит нового посадят. А на кой, нам новый то?
Токмо в Новосиле ладно. А ладно ли? Племянник сызнова Белёв пытался изгоном взять, да бит бил. И откель токмо воев взял? Уж чего гадать-то, будто не знаешь. Мне ещё с Рязанью ссоры не хватало. И так, по скудости откупаюсь землями родовыми. Любутск Брянскому князю, Алексин митрополиту, Тарусским по Угре земли.
Пошто Мстиславу Белёв то? Ужель корма с Воротынска не хватает на баб гулящих? В письме написал, мол каждый да держит отчину свою. Правдой Ярослава да старыми обычаями попрекал. И кого? Меня! Забыл, что Новосильский удел отцом моим его дяде в корм даден. Но то дяде, не ему! Не давал я Мстиславу на корм своего повеления. Не бывать сему! Третий град княжества! Грив не меньше Новосиля в мошну приносит, а куда он сии гривны пустит? Токмо заговоры плести будет, аки отец с дедом. Дай ему локоток, тако он и руку отхватит, Новосиль в удел захочет. Нету в нём стыда да уважения к старшим. У-у-у змеиное семейство! И куда сгинул то? Как сквозь землю провалился. Ещё одна головная боль…
А Белёв то, Белёв! Не больно много на себя взял? Что с полоном учудил? Ладно. Позже с сей вольницей боярской разберусь. Мыто да выход платят и то жито. Беда, со всех концов беда…
* * *
Несмотря на то, что на руках осталось всего семьдесят пять резан я бы не назвал положение катастрофическим. Работники уже не раз и не два ставили рамованную сеть, и, хотя такого «урожая» как в первый раз не бывало, рыбы у нас с избытком. Тиуну Андрейке и отцу Лаврентию отправили по коробу, что давало надежду на то, что я смогу завершить к лету планируемые дела без лишних глаз. Богдан времени не терял и активно менял излишки рыбы на куриц, барашков, козочек и свиней один в один по весу, в городе понятное дело. Две трети купленной живности закололи и в ледник отправили, оставшиеся пополнили порядком оскудевшее хозяйство. Получается вот что: по мясу мы до мая, а по рыбе и зерновым до июля полностью обеспечены.
Проволока, слюдяные окна и лампы замечательно, но как у хорошего фокусника, в загашнике имеется ещё один потенциально доходный товар — масляные краски. Они ведь и в Европе пока неизвестны, да и с пигментами ещё планирую что-то придумать. Свинца, сурьмы и меди хватает, а значит часть цветов их соединениями закрою. Также попробую получить краску с золотой, серебряной, бронзовой пудрой да с молотой слюдой, для блеска. Бисерную мельницу для сего действа не проблема сделать, тем более, она мне и без того потребна. Есть там секрет один, но я его ведаю.
