Кто-то понял, что война идет? Но кто у нас такой шустрый. Подожду, пока «батюшка» от государственных дел вернется, а мне уже ворох газет несут, интересно, что там удастся мне «нарыть»? Выхватив у лакея пачку неперетравленной информации бегу в комнату почти вприпрыжку. Б…ах… А хорошо всё же быть молодым!
Конюхов (в. кн. Михаил Николаевич)
Влетаю в дом, когда на дворе уже темным-темно, небо покрыто такими тучами, что и днем было не слишком-то светло, что говорить о почти что ночи? На удивление, у ворот и у входа в дворец караулы. Несут дежурство семёновцы, меня знают, становятся во фрунт, пожирают глазами. В вечернем экстренном выпуске газеты Каткова напечатана моя речь на заседании Сената. Там же — решение госсовета о экстренном призыве в жандармский корпус и чрезвычайных мерах против террористов, вводя на всей территории империи режим контртеррористической операции. Столица бурлила. До провинций газеты еще не дошли. Там бурление начнется с завтрашнего утра, когда тексты указов дойдут и до них. Перед тем, как уехать, ко мне прорвался генерал Тимашев, доложив о том, что на большей части адресов удалось арестовать скрывающихся там террористов. В тоже время, несколько важных фигурантов были упущены. Надо сказать, что бывший шеф жандармов действовал энергично, отдав приказ с революционерами не церемониться и при попытке оказать сопротивление- действовать на поражение, не оглядываясь на возможный вой либералов, сейчас не до того.
Зайдя во дворец, я быстро прошел в кабинет, приказав принести туда чаю. Принесли. Напиток был откровенно плох. Отвратительный по вкусу и какой-то мутный, как будто не прошел ферментацию до самого конца. Не черный и не зеленый, что-то промежуточное. Тут появилась супруга.
— Что это? — спрашиваю ее вместо приветствия, не слишком-то вежливо, но я был уже на последних каплях морали. Ольга внимательно посмотрела на меня, потом на стакан в серебряном подстаканнике, что-то подумала, но сдержалась, произнеся:
— Это подарок Джекоба, кавказский чай с плантаций Чаквы, ты же пьешь только его, он напоминает тебе о Кавказе…
— Если бы этот проходимец Макнамарра привез этот чай в Портсмут, его бы сожгли на костре за попытку опорочить чайный бизнес…
Брякаю, сориентировавшись в проблеме. Попавший в плен Джекоб Макнамарра попытался разводить чай в Грузии, выкупив несколько участков земли на горных склонах. Вот только чайный лист с его плантаций… был… да уж… Впрочем, если вспомнить, то единственно приличный массовый чай в СССР — № 36 получался только потому, что в нем половина веса составлял индийский чай, пусть и самый дешевый. Ольга на секунду вышла, тут же появился слуга, который унес неудачный напиток. Через несколько минут Ольга вернулась, но уже принесла поднос с чайником и чашками, на подносе были еще и кусочки сахара, вазочка с вареньем и еще одна с печеньками[6].
— Mein lieber Ehemann. Ich bin sehr besorgt. Was ist los?[7]
— Ольга, дорогая…
Она действительно выглядит взволнованной, память подсказывает, что супруга, когда нервничает или сердится переходит на немецкий, это при том, что с детьми она старается говорить на русском, а в обществе весьма неплохо говорит на французском. Но я веду себя не совсем так, как от меня ожидают, но по-другому не получается. Может быть, было бы слияние моей психоматрицы с реципиентом полным, я бы завернул как-то по-другому, но пока что….
— Давай договоримся. В семье, между собой, в обществе мы говорим только по-русски, даже с иностранцами. Тем более, с иностранцами. Сейчас партия цесаревича Александра делает ставку на меня, как на будущего императора. Мне предложили возложить на себя венец Романовых, но я отказался…
Заметил, как при этих словах глаза Ольги стали огромными и почти-что квадратными… Ага! Она даже онемела, не зная, что и сказать.
— Я предложил созвать Земский собор, который изменит положение о престолонаследовании и даст возможность мне принять корону и скипетр на законных основаниях. Быть диктатором и узурпатором я не собираюсь. И на роль временного правителя, регента не соглашусь. Так можно всю империю (хотел сказать «просрать», но вовремя одумался) проворонить. Но мы сейчас обязаны… обязаны стать примером для всех граждан и для всего общества. Поэтому только русский. Ничего иного от императрицы сейчас, в этой обстановке, быть не должно.
— Но почему… отказаться… как? Собор — это так долго!
— Десять дней потерпим.
— Zehn Tage?[8]
— Цили, я же просил… именно десять дней.
Уф! Спасибо тебе, Миша, что всплыло, как ты называешь супругу в моменты нежного общения… Как ни странно, но это подействовало…
— Прости, но за десять дней…
— Именно, но Валуев сделает всё, чтобы делегаты были отобраны из самых доверенных лиц. Так что, не переживаю за его исход. — это я соврал, чтобы успокоить жену.
— Я могу чем-то помочь? — Ну, вот, наконец-то ее стойкий немецкий характер дает себя знать.
— Конечно… Цили, во-первых это безопасность твоя и детей. Дворец будет под усиленной охраной. Дети, все дети будут во дворце — завтра и послезавтра прибудут все. Я прошу тебя понять, что временные неудобства и требования охраны — именно временные, пока не удалось полностью решить вопрос с нападавшими.
— Что-то известно?
— Да, исполнители — народовольцы-террористы. Но вот кто стоит за ними — это главный вопрос. Сами они такое провернуть не могли бы.
— И кто ты думаешь? — ее русский все-таки иногда чуток сбоит, хотя она освоила язык более-менее хорошо.
— Тут все просто: англичане, пруссаки или австрийцы. Французам не до того. Но кто точно — тут нельзя гадать, тут надо знать наверняка.
— Это будет война?
— Обязательно будет, точнее, она уже идет, но какой будет эта война, тайной или явной — время покажет. Мы не имеем право ошибиться так же, как во время Крымской катастрофы. Оказаться одним против всей Европы…
— И еще, что касается детей… Меня беспокоит Алекс… Очень беспокоит. Я решил купить что-то в Крыму. Теплое море будет благоприятно для его здоровья. Так что будь готова часть времени проводить у моря, теплого моря, дорогая. С детьми и со мной. Пусть не все время. Но императоры тоже имеют право на отдых.
А это предложение супруге явно понравилось, хотя… Чувствую, что ей не слишком нравится выпускать контроль надо мной, но тут вам не там, так что пусть пока переваривает высказанное.
— Да, Михель, ты изменился, очень… весьма… изменился.
— Лучше говорить «очень изменился», дорогая Цили, вот только и ответственность на мне лежит… сама понимаешь. Это даже не наместничество на Кавказе.
