временно, пока у меня ремонт в квартире, — ответил я, — двушку с однушкой объединяем.
— Ну, рад встрече, — держа невозмутимую мину на лице, он пошёл к лифтам. Но я понял, что он озадачен. Не подозревал, видимо, что этот элитный дом может послужить временной ночлежкой для делающего ремонт студента. Ну да, понять такое сложно… Интересно, позвонит Сатчану уточнить, что за хрень творится, и если позвонит, то что тот ему скажет?
Я тоже поспешил по своим делам мимо гревшего уши всё это время консьержа. Думаю, встреча с министром, который меня узнал, резко повысила мои акции в его глазах.
По дороге к метро думал, что дурацкая получилась ситуация. Может, предупредить Сатчана, что тесть ему позвонить может? А то он еще Сатчану начнёт меня в пример ставить, типа, посмотри, где приезжий студент, и где он. А тот же не сможет открытым текстом ему объяснить, что это, собственно, он с коллегами мне это и устроил. Вряд ли у них настолько доверительные отношения.
Остановился все же и позвонил Сатчану из автомата. Тот долго хохотал, услышав о нашей встрече с его тестем. А потом сказал:
— Спасибо, что предупредил, я не подумал, что вы там запросто можете встретиться. Сейчас что-нибудь придумаю, чтобы красиво отбрехаться, если позвонит или жену на меня натравит, чтобы разузнать, что происходит…
Экономии по времени на дорогу не получилось, хотя я на это рассчитывал. На метро ехать меньше, чем от дома, а до метро идти больше.
Просидел в библиотеке до восьми часов вечера. Нашёл и Межуеву новинки, и себе информацию для статьи в газету и с чувством выполненного долга отправился домой.
Во вторник в университете не успел я войти в аудиторию, как на меня налетели наши парни и потащили в сторону, подальше ото всех.
— Представляешь, показали мы Марку то письмо, он так удивился, — рассказывал Булатов, — что оно к нам попало! Прямо сказал, что все письма до нас проверяются и всё это очень странно.
— Похоже, ты был прав, — продолжил Витя Макаров, — и мы чуть серьёзно не влипли. Спасибо, что не дал нам выбросить это дурацкое письмо. Мы уже думаем, что и не было никакого ветерана…
— Всё может быть, — усмехнулся я. — С них станется. Главное, вы себя проявили ответственными работниками, не прошли мимо крика души старого человека, но действовали в рамках своих полномочий и обязанностей.
— И что, они теперь, нам так и будут провокации устраивать? — спросил Лёха. — А мы пропустим что-то, не выбросим, а, допустим, ответ напишем?..
— Ну, Марк же проверяет, что вы там отвечаете? — возразил ему я.
— Вроде, читает, — кивнул Витька, — Ильдар вот, тот просто подписывает. Не читая… Блин. Хорошо, что ты рядом оказался и ума вложил. А то вышвырнули бы нас уже с работы…
— На то мы и друзья, — улыбнулся я. А сам мысленно усмехнулся.
Кто б тебя вышвырнул? Никто бы вас не вышвырнул, наивные! Угрожая дать делу ход, комитетчики взяли бы согласие на сотрудничество со всех, кроме Ираклия, он его и так уже дал. И был бы уже у вас у каждого оперативный позывной… Взять того же Макарова сердобольного. Да о таком агенте только мечтать можно! Сын замминистра МИДа!.. Да, испортил я КГБ красивую комбинацию… Главное, чтобы не узнали о моей роли и претензии не выкатили. Интересно, сольет ли им Ираклий информацию, что я пацанов от глупостей остановил? Кстати, пусть это будет лакмусовой бумажкой, на предмет того, можно ли ему доверять. Если обратятся ко мне с такой претензией, да даже через того же Румянцева, то все с ним будет ясно.
После пар поехал на Лубянку. Сегодня предстоит лекция по союзникам СССР в ОВД. Интересно, что от моего текста осталось?
Но, к моему удивлению, текст мой вообще не тронули. То ли мои лекции им нужны только в качестве нового вектора для собственных рассуждений, то ли… хрен его знает.
Румянцев задумчиво наблюдал за мной, пока я перечитывал оформленный экземпляр собственного доклада. Потом он отвёл меня всё в тот же зал, где я поздоровался с людьми в масках. Некоторые глаза в зале мне показались уже знакомыми.
Привычно прочитал лекцию и перешли к вопросам. Первый же вопрос задал офицер с первого ряда. У него из-за маски съезжали с носа очки в дорогой металлической оправе, и он вынужден был их периодически поправлять.
— Можно поспорить насчёт массового перехода граждан Варшавского блока на сторону капиталистов, если дать им свободу выбора. Но, допустим, вы правы. И какой из всего этого вывод? Что с этим делать?
— А ничего не сделаешь, — развёл руками я. — Всегда, повторяю, всегда хорошо там, где нас нет. И пока они не хлебнут капитализма по самое горло, они не поймут, что имеют при социализме. Им сравнивать не с чем. Кроме самых возрастных, которые помнят, как было при капитализме. Но проблема в том, что жили они при капитализме в свои молодые годы. А это возраст, когда воздух свежее, продукты вкуснее, девушки красивее. Они этот период жизни романтизировали, и многие обо всех тягостях капитализма и позабыли, в уме осталось только хорошее.
— А почему вы решили, что наибольшие проблемы с лояльностью к СССР у нас именно в Венгрии, Польше и Чехословакии? — не унимался офицер с первого ряда.
— Ну, что касается Чехословакии и Венгрии, то мы могли уже в этом убедиться в 1956 и 1968. Но давайте пройдемся детальнее по каждой стране. Не стоит забывать, что Венгрия была частью правящей верхушки в Австро-Венгрии, и венграм это нравилось. Огромная империя Австро-Венгрия рухнула в результате поражения в Первой мировой войне, и у венгров начались нелегкие времена. А во Второй мировой войне они были нашими непримиримыми противниками, и сражались с нами ото всей души.
Я заметил, как дернулся офицер, и понял, что он хочет сказать. Усмехнулся и продолжил:
— Предвосхищая ваш вопрос, я, так понимаю, что вы хотели напомнить про то, что немцы тоже с нами
