— Когда Годослава ждать? — спросил Василий хмуро.
— Как только Карл Каролинг соберет для него дружину. У боярина широко раскрылись глаза.
— Годослав договорился с франками?
— Годослав договорился с франками.
— Моя дружина, княже, будет здесь через час, — сказал Василий просто, будто и не сомневался. — Думаю, другие тож пришлют…
Василий ушел, а Дражко посмотрел на Рогнельду. Она слушала внимательно. В глазах застыла мысль, словно сказать что-то рвалась, но не сказала, а сам Дражко так и не понял, что у княгини на уме.
— Терпеть придется, княгинюшка… — только и нашелся, что сказать.
— А ты как? — без внешнего интереса спросила она.
— Мне один путь — данам навстречу.
— А дружина?
— Сколько есть… То есть дружины нет… Пойду с теми, кто есть… Сейчас у Дворца соберутся те, кто со мной пойдет…
— На погибель… — прокомментировала Рогнельда и тихо, но быстро вышла.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Ставр не долго оставался в рыцарском палаточном городке, откровенно не найдя себе серьезного занятия рядом со Стенингом. Взяв себе в помощники верного и сообразительного, хотя и глуповатого Барабаша, никому не сообщив, куда идет, он отправился по своим делам. Но предварительно расставил посты вокруг палатки рыцаря и приказал никого к нему не подпускать, за исключением соседей — эделинга Аббио или его людей. Командовать охраной оставил молодого пращника Люта, так прекрасно себя показавшего в утреннем меле и накануне, когда спас от разбойников Аббио.
Пращника было решено присоединить к охране в последний момент одиннадцатым членом группы. Так посоветовал Аббио, потому что Лют знал нападавших на эделинга данов в лицо. По крайней мере видел их однажды. И хотя четверых из пятерки бандитов уже нет в живых, у последнего есть характерная примета — перевязанная голова, которая может быть скрыта шлемом или подшлемником. Тогда опознать его может только пращник.
Лют, получив от Ставра инструкции, проверил посты еще раз, прикинул, как можно подкрасться к палатке и подслушать там разговоры, и слегка переместил людей, исходя из своего опыта. Сам же с двумя разведчиками устроился у костра напротив входа. Но так, чтобы не терять из поля зрения другие палатки и, в первую очередь, заметный шатер герцога Трафальбрасса — героя дня. И оказалось, что занял он это место не напрасно. Человек в кожаном подшлемнике дважды заходил в шатер герцога и дважды выходил из него, пока не уселся возле большого костра против распахнутого полога. Лют присмотрелся. Затылок показался ему знакомым. Чтобы убедиться, пращнику пришлось дважды прогуляться мимо. Да, сомнений быть не могло. Пусть и мельком видел он это лицо, когда воин лежал с закрытыми глазами на спине, раскинув в стороны руки, но Лют узнал точно. Цепкая память разведчика никогда не подводила.
Во время последней из этих прогулок пращник встретился и с самим хозяином шатра. Сигурд сразу после окончания меле стал уже настоящим герцогом Трафальбрассом. Он ходил по лагерю в сопровождении пары своих оруженосцев важный, в блистающих, украшенных золотой насечкой доспехах, соответствующих его положению, а не в тех простых, как у обычного викинга, которыми он нарочито хотел оскорбить противников-франков. И цели достиг. Рыцари-саксы, а особенно их оруженосцы и слуги, смотрели на Сигурда с восхищением, хвостом ходили за вельможей по всему лагерю, а он специально часто показывался между неровными рядами палаточного городка, чтобы насладиться моментом. Тщеславие его полыхало ярким пламенем, заставляя улыбаться и демонстрировать простецкое добродушие ко всем, и герцог получал от этого великое и настоящее удовольствие. Недолго думая, Лют присоединился к большой свите Сигурда, чтобы послушать разговоры и иметь возможность быть в курсе событий, происходящих в лагере и вокруг него.
Итоги меле обсуждали у каждого костра. Рыцари, наблюдавшие за меле с берфруа, считали, что они сами смогли бы принести в общей схватке больше пользы, чем другие, которых выставили в ристалище. Недовольны были и ратниками.
— Было бы у нас время, чтобы лучших бойцов собрать, франкам не поздоровилось бы… А так… Что под рукой оказалось… Разве это войско…
Говорившего дружно поддерживали:
— Оно конечно… По стране бойцов-то хватило б…
— Франки своих лучших поставили. А у нас — откуда ни взять, — что под руку попадется.
— Специально Карл так мало времени на сборы дал!
— Это понятно…
— Это все ерунда! Мне бы тех же самых раза три в бой сводить, — сказал Трафальбрасс, — тогда выучка была бы не хуже, чем у франков. Иначе меле повернулось бы…
На него за такие слова смотрели не просто с восхищением, но и с благодарностью.
У многих костров обсуждали слухи о рыцаре-бретере. Гадали, кем он может оказаться и участвовал ли он в меле. Вездесущие оруженосцы разносили слухи. Рыцари воспринимали их, как личную угрозу. Никому не хотелось нарваться на верную смерть, которую, судя по всему, должна нести эта встреча.
— Если объявится, посылайте его ко мне! — так бахвалился герцог, проходя мимо.
И шел дальше, специально костры не выбирая, останавливаясь, где придется.
У очередного огня четыре рыцаря-сакса подсчитывали свои потери. Герольд турнира официально объявил, что на ристалище погибло четыре рыцаря и двенадцать воинов. Двое скончалось вскоре от ран. Как ни странно, но среди погибших был только один сакс и один славянин-вагр, все остальные павшие оказались франками. Таким образом, поражение не слишком расстроило синих. Находилось много желающих приравнять поражение к победе.
— А почему бы и нет? Правила турнира выдуманы дураками, — почувствовав, что попадет в струю, авторитетно, уверенным голосом не давая права никому на обратное мнение, высказался Трафальбрасс. — Что из того, что солдата сбили с ног ударом меча и копья. Доспехи выдержали удар, и он еще жив. Настоящий воин дерется и лежа, бьет кинжалом, ногой, кулаком и кусается зубами. Такой у воина должен быть характер. И сколько он еще вреда принесет врагу, даже если ранен, прежде чем умереть. Вот по таким правилам следовало проводить меле. Тогда бы франки по-другому себя почувствовали. Тогда бы мы еще посмотрели, за кем останется победа. Отчаяние горы сворачивает, а вам ли искать отчаяние…
Ему опять поддакивали.
Герцог умел найти подход к сердцам воинов.
Впрочем, не видя лагерь франкской армии, о гипотетической победе саксов говорить оказалось сложным. Практически у каждого костра, а особенно там, где стояли палатки простых ратников, приведенных специально для меле Кнесслером, Аббио и Бравлином, раздавались стоны и лежали перевязанные, окровавленные люди. Франкские меченосцы свое дело знали, и те из ратников, кто получил удар мечом или копьем, приведенные или принесенные в лагерь собратьями, сейчас однозначно опровергали оптимизм Сигурда.
