– Так ты не бросила ее читать?
– Нет, – ответила она, открывая ее. Она прочитала уже около четверти книги. – Мне нравится. Она исследует сад и заводит дружбу с маленькой малиновкой. Это напоминает мне о…
Она замолчала, когда Кармин начал перебирать струны своей гитары, наполняя библиотеку различными звуками.
– О чем это напоминает тебе? – спросил он, когда она так и не закончила предложение.
– Ни о чем, – ответила она. – Прости, я просто… Книга действительно хорошая.
– Не извиняйся, колибри. Расскажи мне.
Она улыбнулась.
– Она напоминает мне о детстве. У меня не было друзей, поэтому обычно я разговаривала с животными.
– С какими именно?
– У них было несколько собак, но, в основном, это были лошади, – сказала она. – Я оставалась вместе с ними в конюшнях.
Кармин был застигнут врасплох, его палец задел не ту струну. Они оба поежились от резкого звука.
– Ты спала с чертовыми лошадьми?
– Да, но было не так уж и плохо.
Он стиснул челюсть, пытаясь обуздать свой темперамент. Расстройство ничему не поможет, это только лишь заставит ее замкнуться в себе. Она могла говорить, что это было не так уж и плохо, но Кармин не мог придумать более бесчеловечного положения вещей.
Он продолжал перебирать струны своей гитары, наигрывая мелодию, пока Хейвен читала. Иногда она отрывалась от книги, поднимая глаза и смотря на него.
– Могу я кое о чем спросить, Кармин?
– Конечно.
– Почему ты стрелял в Николаса в прошлом году?
По библиотеке пронесся еще один фальшивый звук, когда он посмотрел на нее. Из всех вопросов, которые она могла ему задать, она предпочла вопрос о Николасе?
– Почему ты хочешь об этом узнать?
– Мне просто стало любопытно, что такого можно было сделать, чтобы так сильно тебя огорчить.
Он вздохнул.
– Мы крупно поссорились после того, как я потусовался с его сестрой. Он разозлился и начал нести все подряд, сказал что-то про мою маму, и я просто не сдержался.
– Про твою маму?
– Да.
– Она в Чикаго?
Он снова вздохнул.
– В Хиллсайде.
– Чем она там занимается?
Он замешкался.
– Ничем. Ее… нет.
– Ты имеешь в виду то, что она мертва?
Кармин вздрогнул от этого слова и кивнул.
Он снова начал играть, когда Хейвен вернулась к своей книге, больше ничего не сказав. Он не ощущал с ее стороны ни осуждения, ни разочарования, ни давления. До этого момента он даже и не осознавал того, какой ограниченной стала его жизнь, как сильно он на самом деле жаждал этого ощущения принятия. Она изменила его. Пока что он не был уверен в том, как именно, но он чувствовал себя как-то иначе. Теперь он снова чувствовал себя сыном Мауры, и куда меньше – наследником Винсента ДеМарко.
* * *
– Посмотри на «Suburban».
Тон Коррадо был равнодушным, но Винсент прекрасно знал, что тот был настороже. Выждав несколько секунд, он повернул голову и увидел черный «Chevy Suburban», припаркованный у обочины в полуквартале от них.
Полностью тонированные стекла машины мешали увидеть ее салон, но Винсент мог предложить один или два варианта того, кто это был.
– Думаешь, это ФБР? На местных жителей не похоже.
– Все возможно, – ответил Коррадо. – ФБР, Министерство юстиции, ЦРУ… без разницы. Все они могут создать нам проблемы.
Винсент покачал головой.
– Кто же настолько значим, что ЦРУ работает субботним вечером?
– Никогда нельзя знать наверняка, – ответил Коррадо. – Может, они хотят завербовать меня для какой-нибудь засекреченной миссии.
Винсент рассмеялся, хотя он бы не удивился тому, если бы они действительно рассматривали подобную возможность. Это был бы уже не первый раз, когда правительственные силы пришли к одному из них в надежде на обмен услугами.
– Утром они припарковались возле клуба, в который мы заходили, – сказал Коррадо. – А затем, после ужина, и возле ресторана.
– И ты только сейчас говоришь мне о них?
– Ты должен был заметить их самостоятельно. Они не особо конспирировались.
– Ты ведь не думаешь, что это кто-то вроде ирландцев, да? Или русских?
– Нет, это агенты правоохранительных органов – и либо это новичок, устраивающий свою первую засаду, либо же они намеренно делают так, чтобы их заметили. Как бы там ни было, я оскорблен. За кого они меня принимают? За идиота, который их не заметит или же за труса, которого они могут запугать?
– Может, они и не тебя ищут, – сказал Винсент. – Возможно, они следят за мной.
Коррадо пожал плечами.
– Да, возможно. В этом было бы куда больше смысла.
– Почему это?
– Потому что ты – идиот, который бы их не заметил.
Если бы Винсент не был зрелым мужчиной, и если бы был уверен в том, что его свояк не ударит его за это, то он бы определенно закатил глаза.
– Я расскажу об этом Салу, – сказал Коррадо. – Если они что-нибудь разнюхивают, то нам нужно будет принять необходимые меры предосторожности и начать вносить изменения.
Кивнув на прощание, Коррадо зашел в свой дом, и Винсент, еще немного постояв, направился в сторону своего дома. Он достал из кармана связку ключей, когда ступил на крыльцо белого, двухэтажного дома, и воспользовался потертым, медным ключом для того, чтобы отпереть входную дверь. В доме стоял сильный, затхлый запах, от пыли у Винсента защекотало нос, когда он прошел в коридор. Его окутывала духота, воздух в доме был спертым из-за того, что он был так долго заперт.
Винсент прошелся по пустующему первому этажу, звуки его шагов по деревянному полу отдавались эхом от голых стен. Ноющая боль в его груди мешала ему дышать, и, несмотря на то, что Винсент винил в этом удушливый воздух, он знал, что на самом деле его пожирали изнутри эмоциональные муки.
Он закрыл глаза, облокотившись на стену в гостиной. На него нахлынули воспоминания, он явственно видел солнечный свет, льющийся в дом через открытые окна, прохладный воздух проникал в комнату, раздувая лазурные шторы. Дом был заставлен мебелью и украшен различными безделушками, семейные фотографии заполняли собой каждый сантиметр свободного пространства.
Он снова слышал торопливые шаги в коридоре на втором этаже, визг радостных детей, играющих в прятки. Из небольшого радио лилась музыка, наполняя воздух мелодиями Моцарта и Бетховена. И Винсент снова ощущал любовь и тепло, то счастье, которого ему так не хватало. Вокруг него царил полнейший хаос, но это место было его миром. Его домом. И ничто не могло с этим сравниться.
И вот появилась она – порхающая, как и всегда, по дому в своем летнем, развевающемся платье, шлепающая босыми ногами по деревянному полу, ногти на пальцах ее ног были накрашены светло-розовым лаком. Она улыбнулась ему, ее зеленые глаза сверкали, и боль в его груди усилилась, когда он потянулся к ней. Она была такой красивой и доброй, с большим пониманием относящейся к тому, чем он занимался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
