— Если он из темного отродья, должна быть метка! — не удержался Бальдульф, — Так всегда бывает. Вроде родимого пятна или как-то еще. Три шестерки, или крест перевернутый или…
— Извини, Баль, но вряд ли они такие дураки чтобы метить подобным образом своих слуг. Правда, отче?
— Правда, — согласился священник, — Первые культы еще использовали так называемые сатанинские метки, но эта практика быстро была оставлена, ведь подобная метка, стоит только ее носителю оказаться в руках церковных дознавателей, с головой выдает служителя культа. Даже микроскопические отметины можно заметить, пользуясь современными средствами.
— Ну вот. Так что глупо ожидать сюрпризов. Что ж, его желудок и легкие чисты. Никаких подозрительных участков, объектов или знаков. Но рано унывать, ведь у нас осталось еще столько всего интересного!
— А еще у нас осталось четыре дня до Праздника Тела и Крови Христовых, — не удержался отец Гидеон, — Это значит, что времени мало, как никогда.
— И вы собираетесь участвовать в богослужении? — спросил Ламберт.
— Разумеется, собираюсь! Это мой собор, и Праздник Тела и Крови Христовых — один из важнейших. Я буду вести торжественную службу, даже если Темный культ явится по мою душу.
— Безрассудство. Вы и так их мишень, отче. Не знаю, для какой цели они вознамерились вас заполучить, но, огорченные парой неудач, эти ребята могут решиться на что-то очень резкое и неприятное… для вас, конечно. Им хватит одного снайпера на крыше. Или брошенной из толпы гранаты. Отец Гидеон, я не считаю себя вправе вмешиваться в ваш церковный распорядок, но полагаю необходимым настоять на том, чтоб вы не участвовали в церемонии. Слишком велик риск.
— Исключено, — твердо ответил священник, и эта твердость могла соперничать с латами Ламберта, — Это не просто почетное право, это моя обязанность, уклонение от которой будет проявлением трусости перед лицом опасности, и предательством моей паствы.
— Думаете, ваша паства обрадуется, получив еще одного великомученика? Бросьте, наверняка можно найти выход… В вашем соборе не один священник, наверняка вы можете доверить эту почетную обязанность кому-нибудь другому.
— Интересно, что скажет по этому поводу ваш граф!
Ламберт смутился.
— Я не подумал о нем.
— Естественно. В течении многих лет граф Нантский присутствовал на торжестве на правах почетного гостя и мецената. Из моих рук он всегда принимал чашу вина, символизирующую кровь Христову… Мое отсутствие будет расценено как прямое оскорбление и, кроме того…
— Так вот в чем дело! — крикнула я, позабыв обо всем, — Точно! Так и думала!
— Что? Что вы нашли? — встрепенулся Ламберт.
— Вино! Так вот для кого вы припрятали эту бутылочку «Бароло», святой отец! Для графа!
Отец Гидеон лишь улыбнулся.
— Вы меня раскусили, Альберка. Это действительно особое вино и оно предназначается особому человеку.
— Вот оно, истинное отношение к пастве… — сказала я горько, — Обычные прихожане получают глоток горькой разбавленной мадеры, а графья — чашу сладкого «Бароло» полуторавековой выдержки. И как после этого верить в справедливость святых отцов?
— Ну, вы уж преувеличиваете… — смущенно пробормотал отец Гидеон, — Вино — это лишь символ пролитой за наши грехи крови, и было бы… кхм… безрассудно полагать, что…
— Могу ли я после этого полагать вас своим духовным пастырем? Вы пожалели стакан вина несчастной калеке, который для нее был бы слаще нектара! И для кого? Для высокородного графа, который таким вином разве что своих жеребцов поит! Это ли справедливость, о которой нам говорят с амвонов? Это ли равенство рабов Божьих пред ликом его?..
— Альберка, перестаньте же… Ради Бога, Ламберт, скажите ей!
— Что скажите? — я насторожилась, — Ламберт, вы что-то забыли мне сказать?
— Это вино… в некотором смысле и верно особое, — сказал Ламберт, помешкав, осторожно подбирая слова, — И святой отец в этом прав. Тут все несколько сложнее. Видите ли, Его Сиятельство… скажем так, его высокое положение обязывает его соблюдать некоторые нормы… м-ммм… безопасности.
— Лопать такое вино, за бутыль которого можно купить приличный дом, это значит заботиться о своей безопасности? — фыркнула я, — Посмотрите, какую дрянь приходится пить мне. И ничего, вполне жива! Отец, держите… Кажется, это ileum[19]. По крайней мере, мне хочется в это верить…
— Здесь другое, госпожа Альберка. Его Сиятельство бесчисленное количество раз подвергался покушениям. Для его положения это неудивительно. В конце концов он один из старейших графов Империи, добрый друг самого Императора и его старый боевой сподвижник. Только за последний год, насколько я знаю, на него было совершено восемь покушений.
— А еще говорят, граф не пользуется любовью в народе… — съязвила я.
— Народ здесь не при чем. Это все политика. Светские развлечения. Политика — это как пруд, набитый хищной зубастой рыбой. Более крупная глотает более мелкую, и так веками. Но иногда и мелкая рыбешка спешит урвать свой кусок, попытавшись ухватить за жабры того, кто уже кажется постаревшим и утратившим хватку…
— В таком случае, граф Нантский, должно быть, матерая опытная акула, сжевавшая не одного претендента.
— Не буду спорить, — вежливо сказал Ламберт, — Граф играет в эти великосветские игры еще с тех пор, когда не было на свете и наших с вами родителей. Как бы то ни было, он понимает их правила, и старается лишний раз не провоцировать своих недругов, а их у него более чем достаточно, смею вас уверить. У графа многочисленная профессиональная охрана, он никогда не появляется на публике без своего личного эскорта, двух дюжин фламандских наемников, и там, где он появляется, замаскированные агенты заранее распрыскивают нейтрализаторы токсинов и био-блокаторы. Да, все и верно серьезно. Его еду перед трапезой пробуют несколько человек, и даже пылинка не пролетит незамеченной в его покои.
— Если вы не видите горькую слезу, скатившуюся по моей щеке от жалости к Его Сиятельству, так это только из-за того, что слезные железы Клаудо функционируют уже не так, как прежде…
— Не иронизируйте, госпожа Альберка.
— И не думаю. Так что не так с этим распроклятым вином?
— Время от времени Его Сиятельство принимает участие в церковных праздниках. Во время которых ему, как и прочим прихожанам, приходится причащаться и вкушать вино как символ крови Христовой.
— И на этот случай всегда полезно иметь бутылочку из графского погреба, а то ведь и кровь может отличаться на вкус… Извините. Продолжайте, Ламберт.
— Это вино действительно из графских погребов. Но это вопрос не вкуса, а, опять же, безопасности. Подобная бутылка каждый год со всеми предосторожностями вручается графским доверенным лицом отцу Гидеону за несколько дней до праздника чтобы он совершил над ним все необходимые таинства. Это вино находится в его личной ответственности, и сохраняется даже не в соборе, а в кабинете святого отца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
