Кроме Брэдли, Эрин еще ни с кем не делилась своими сокровенными мыслями, но теперь ей казалось, что она могла сказать Джонатану почти все, что было у нее на душе.
– Я уже обратил внимание, что вы часто выглядите напряженной, когда Марли рядом с вами. А вам просто надо оставаться самой собой.
– По-моему, дело не только в этом. Скорее всего, я из тех женщин, у которых отсутствует материнский инстинкт. Ведь такое возможно, верно?
Джонатан покачал головой.
– Нет, я не могу с вами согласиться. Вы добрая, чуткая и разумная. Материнский инстинкт появится у вас сам собой, когда придет время.
– Но ведь вы всегда выглядите так естественно, когда общаетесь с Марли.
– Поначалу у меня тоже не все получалось. – Джонатан на мгновение задумался. – Смотрите на детей, как на маленьких взрослых, и общайтесь с ними соответственно. Дети поразительно умны.
– Я уже это заметила, – сказала Эрин. Она была благодарна Джонатану за то, что он не высмеивал ее и не осуждал. Повезло его невесте. Вероятно, она понимает, какое сокровище ей досталось.
– Вы ведь хотите, чтобы у вас когда-нибудь были свои дети? – мягко поинтересовался Джонатан.
– Я… я думала об этом, но это будет, пожалуй, не скоро. – Энди хотел, чтобы у них было много детей и как можно скорее, а ее не слишком радовали его семейные планы. – В моей жизни высший приоритет отдан работе. – Не слишком ли много эгоизма в ее заявлении?
– Покупка опалов – занятие, необычное для женщины, – заметил Джонатан.
– Да, вы правы, – согласилась Эрин. – Но мне оно нравится. Это интересно.
– Вы не скучаете по своей галерее? По картинам?
– Скучаю, – вздохнула Эрин. – Между прочим, в этом городе я впервые увидела искусство аборигенов. Там есть настоящие шедевры.
Джонатан отметил про себя, что Эрин менялась, когда речь шла об искусстве, и в ее словах появлялась страсть.
– Я обратил внимание на нескольких художников, работающих на улице Тодд. Признаюсь, я мало что смыслю в живописи, но их работы мне понравились.
– Я собираюсь купить несколько картин.
– Мне кажется, это превосходная идея, – с восторгом заявил Джонатан. – Я охотно составлю вам компанию, если вы пойдете для этого в город.
– Замечательно. И мы привезем мои покупки домой на вашей машине, – обрадовалась Эрин.
– Но как вы отправите картины в Англию? Не возникнет ли с этим сложностей?
– Я… пока я еще не знаю. – В глазах Эрин мелькнула паника. Она не была уверена, что репортеры оставили ее в покое.
Джонатан почувствовал ее смятение.
– Что-то не так, Эрин?
– Ах, парочка семейных проблем, – уклончиво ответила она.
– Вы упоминали про брата и отца. Но ничего не говорили о вашей маме.
– Она умерла весной. Внезапно, – сказала Эрин. У нее защемило сердце. Она ужасно скучала без матери. – Благодаря маме и была открыта наша галерея. Мама была очень талантливая художница и при этом очень скромная, хотя ее знала вся Европа. Галерея стала успешной благодаря ее картинам. Я не знаю, как там теперь идут дела. Тем более что у папы сейчас совсем другие интересы.
Эрин немного помолчала.
– Его нынешнее состояние духа можно описать двояко. Либо он на удивление легко пережил потерю, настолько легко, что решился на новую любовную связь. Либо совершенно потерял рассудок. Мы с братом считаем более вероятным второй вариант.
Джонатан наморщил лоб.
– Как я догадываюсь, у вас сейчас не очень хорошие отношения с вашим отцом.
– Я разочарована, сердита, озабочена… – Эрин вздохнула. – Папа встретил женщину по имени Лорен Бастион. У нее дурная слава, говорят, что эта особа женится на богатых мужчинах, чтобы потом быстро с ними развестись. Мы с Брэдли уверены, что она намеренно отыскала нашего отца в то время, когда он был наиболее уязвим, чтобы обвести его вокруг пальца. Но папа не хочет это понять. Он считает Лорен порядочной женщиной с добрым сердцем, – с сарказмом продолжала она. – Мы с Брэдли открыто говорили ему об этом. Лорен возникла на горизонте, когда еще не прошло и двух месяцев после смерти мамы, и это было во всех отношениях слишком рано. Поначалу папа утверждал, что она для него просто хороший друг, но в газетах уже появились хамские комментарии по поводу их отношений. Папа игнорировал все. Через пару недель он начал по выходным ездить в другие страны; они останавливались в дорогих отелях, он дарил ей экстравагантные подарки. С тех пор он даже одеваться стал иначе, словно молодой, и стричься стал по-другому. – Эрин закатила от досады глаза. – Он рассорился с дядей Корнелиусом, единственным маминым братом, стал пренебрегать галереей – мне пришлось одной заботиться обо всем. Когда он являлся на работу, с ним всегда была Лорен. Она давала ему советы и вытесняла меня из галереи. Папа даже хотел, чтобы она присутствовала на моей… – Эрин спохватилась и проглотила слово «свадьба», но выдала себя тем, что густо покраснела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Очевидно, кто-то нанес ей глубокую травму, подумал Джонатан. Но он видел, что она чувствовала себя неловко, и не хотел сыпать соль на ее раны.
– Пожалуй, хорошо, что вы решили на какое-то время уехать подальше от всех своих лондонских огорчений, – деликатно проговорил он.
– Для меня это в самом деле хорошо, вот только мой бедный брат еле справляется там со всем без моей поддержки. Но еще хуже то, что дела в галерее катятся под гору. Филиал в Уайтчепеле уже отдан в аренду. Требуются годы, чтобы создать себе имя и добрую славу в мире искусства, а потерять их можно мгновенно. И пресса тоже играет свою зловещую роль. – Эрин понимала, что свадебный скандал послужил в какой-то степени отвлекающим моментом, но вместе с тем опасалась, что все станет еще хуже.
– Возможно, когда вы вернетесь в Англию, ваш отец уже больше не будет встречаться с Лорен, – сказал Джонатан.
– Мне бы очень этого хотелось, но я уверена, что меня будет ждать разочарование. Брэдли наблюдает за Лорен; он уверен, что она задумала что-то нехорошее. Я каждый день жду от него письма, в которых он сообщает мне о последних событиях. Мне остается лишь надеяться, что к моему возвращению хоть что-то уцелеет от нашего бизнеса.
На следующий вечер Джонатан сидел на веранде и наслаждался тихим вечером, когда Эрин и Уилл вернулись после ужина в ресторане. Эрин была в легком желтом платье и таких же туфлях-лодочках. Темные, блестящие волосы падали ей на плечи. Он был не в силах оторвать от нее глаз.
Уилл поднялся с Эрин на веранду. Весь вечер он надеялся, что у них будет какой-нибудь романтический момент, поэтому никак не обрадовался, когда увидел Джонатана.
Джонатан почувствовал возникшую напряженность. Он понимал, что ему лучше было бы попрощаться и уйти, но не мог – что-то ему мешало это сделать. Он не тронулся с места даже после того, как Уилл бросил на него недвусмысленный взгляд.
– Как вы поужинали? – спросил Джонатан у Эрин.
– Спасибо, хорошо. Мы были в таверне «Тодд», и там очень красиво, – вежливо ответила Эрин. Еда там была приличная, хотя на много световых лет далека от ужина в отеле «Лэнгем». Она повернулась к Уиллу. – Еще раз благодарю за прекрасный вечер.
Уилл понял, что Эрин прощалась с ним, и это совершенно ему не понравилось.
– Ваше общество мне всегда в радость, – искренне заявил он.
– Констебль, а что, процесс над Бояном Ратко уже начался? – спросил Джонатан.
– Завтра начнется, – сквозь зубы процедил Уилл.
– Я думал, что меня пригласят выступить свидетелем обвинения, – сказал Джонатан.
– Вы стоите в списке свидетелей, – ответил Уилл. – Вас пригласят, если понадобится.
– Вы выяснили что-нибудь о семье Марли?
– Пока нет. Абориген, которому я дал поручение найти тех людей, пока ничего не смог узнать. К сожалению.
Джонатан чувствовал, что Уилл разочарован.
– Я благодарен вам за помощь, – сказал он.
Уилл кивнул.
– Мистер Максвелл, что вы предпримете, если мы не найдем тех людей?
– Пока еще не знаю, – чистосердечно признался Джонатан.
