ПОЛТОРЫ МИНУТЫ ДО…
Сканирование смарт-карты, нажатие двух клавиш, подтверждение команды — дело нескольких секунд.
Бритоголовые сторожа и понять ничего не успели — черные нашлепки на блестящих тыквах треснули по незаметным ранее швам, раскрылись, словно бутоны; тихо и тонко засвистел вырывающийся на свободу невидимый газ.
Олег перестал дышать.
Он увидел, как изменились лица кинувшихся на него охранников. Они еще не осознали, что произошло, и газ еще не успел на них подействовать — они просто испугались.
Он убил их.
Это было несложно: они находились слишком близко, и все то оружие, что висело на них, только им мешало.
Первому Олег загнал шампур в глаз. Второму ножом-хлеборезом вспорол горло.
Стащив автомат с дергающегося трупа, Олег бросился к выходу. Оказавшись на улице, он прыгнул влево — в дремучие заросли лопухов и крапивы, откуда можно было по стволу подгнившей у корня осинки вскарабкаться на плоскую крышу стоящего рядом сарая, прежде чем Бенелли с сопровождающим покажутся из-за угла.
ВРЕМЯ «Ч»
Газ распространялся стремительно. Незримое облако безумия должно было накрыть территорию лагеря за пять-семь минут. Поднимать шум раньше не стоило — Татьяна все еще оставалась заложницей.
Олег не дышал полторы минуты.
Больше не дышать он не мог.
Почему-то он думал, что первый же вдох сделает его кровожадным безумцем. Но нет — растворившийся в воздухе яд на него не подействовал.
Олег видел, как из «лаборатории» вывалился окровавленный Бенелли. Он размахивал пистолетом, будто молотком, избивая воющее существо, вцепившееся ему в глотку.
Олег поднял автомат. И тут же отложил его подальше — шуметь сейчас было нельзя.
Кругом были враги. Нельзя было выдавать себя.
Ведь в бане пряталась жена…
Олег, приподнявшись, жадно смотрел, как катаются по земле его мучители. Они совсем потеряли человеческое обличье. Рвали, грызли друг друга — будто бешеные псы.
Поделом! Поделом!..
Олег вдруг понял, что хрипит, вторя дерущимся. Пригнулся, припал к плоской крыше, зажимая рот руками, нервно хихикая.
Тихо! Нельзя шуметь! Эти бешеные теперь везде!
Отомстил! Отомстил!
Теперь они будут его искать!
Ни за что теперь не отстанут!
Тихо, тихо, тихо…
Он сипел, задыхаясь от накатившей вдруг ненависти, корчась от страха и злобы.
Да они же нелюди! Чудовища! Как он раньше этого не понимал?!
Ждут, выискивают, стерегут…
Тихо надо, тихо… Подкрасться, вцепиться намертво… И рвать, рвать!
А она в бане спряталась…
Нож! Есть же нож!
В бане…
Резать! Рвать тварей!
Баня… Рвать!.. Баня…
ДЕСЯТЬ МИНУТ ПОСЛЕ…
Из темного проема вывалилось очередное чудовище, зарычало, оскалясь, выпустило когти.
Он махнул топором.
Черная жижа выплеснулась ему на руки.
Чудовище, подвывая, повалилось на бок.
Он ударил его ногой — точно, жестко, сильно.
Топор выпал.
Он, тут же забыв про топор, подобрал острый булыжник, взял его обеими руками, поднял высоко.
И опустил.
Рыло неведомого монстра превратилось в мерзкую кашу.
Он встал, весь дрожа от неконтролируемой ярости. И завыл, потрясая камнем.
Он был уже рядом, близко.
Уже никто не пытался его остановить.
Мертвые чудовища лежали на земле.
Он перешагивал через уродливые трупы.
Он шел к маленькому домику. С черной крышей. С железной трубой.
Там было что-то важное.
Ему нужно было попасть туда…
Он налетел на дверь всем телом. Она не поддалась. Он ударил ее кулаками. Она даже не дрогнула. Он захрипел, заколотил ее руками, ногами, головой; ломая, срывая ногти заскреб ее пальцами.
Там что-то пряталось!
Он зацепился за кованую ручку, случайно потянул ее на себя. Тугая пружина скрипнула, дверь хлопнула. Он встал, тупо на нее глядя. Потом открыл. Вошел.
Было жарко, и он содрал с себя рубаху.
В печи плескался огонь.
На стенах висели шкуры чудовищ.
Еще одна дверь мешала пройти.
Он ударил ее ногой. Она распахнулась. Он кинулся вперед, а она ударила его в лицо. Он зарычал, заметался по тесной комнатке, круша все подряд. Спиной вперед ввалился в проем. Обрушил на себя громыхающую жесть, упал в воду, обжег о раскаленное железо руку. Закрутился на скользком полу, высматривая то, ради чего он сюда стремился.
Пот струился по его лицу.
Дыхание перехватывало.
Он увидел еще одну дверь. И встал на ноги.
Наверху жар был совсем невыносим.
Он ударил в запертую дверь.
Он потянул ее на себя.
Покрытый слизью замок надежно ее держал.
Он впился в замок зубами, кроша их и не чувствуя этого.
Он вцепился в замок и повис на нем, задергался, закрутился, ломая себе пальцы.
Он выдрал тяжеленную скамью и швырнул ее в дверь.
Он себя швырнул в дверь.
И бился, и бился, и бился в нее, сотрясая всю избенку, задыхаясь от ярости и жары.
Потом он упал. В ушах звенело. Перед глазами кружились черные мухи. Что-то быстро и неровно пульсировало в груди.
«Возможно, ты бы меня убил».
Он замер, не понимая, что это за голос родился в его голове.
Ярость угасла, проснулась боль, и ему стало очень страшно.
Жар выедал его изнутри.
Он потянулся к ведру, в котором было немного воды. И вспомнил — «Ключ»!
Глаза его закатились, он захрипел, пытаясь подняться на вдруг ослабевших руках, пытаясь совладать с нахлынувшими воспоминаниями, мыслями, но потерял создание и ударился лбом о залитые кровью доски пола.
ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ МИНУТ ПОСЛЕ…
Что-то холодное присосалось к его шее, касалось щеки и виска.
Пахло смолой, дубовыми листьями, железной окалиной и кровью.
Было мокро и очень жарко…
Олег застонал и попробовал подняться. Это оказалось непросто. С трудом повернувшись на бок, он сумел немного приподнять голову. Никак не удавалось вспомнить, где он находится. Перед глазами плавала бурая пелена — будто пенистая ржа на болоте.
Он кое-как привалился к стене, нащупал то холодное, что привело его в чувство, поднял, поднес к глазам.
Это была бутылка пива.
Их тут было много.
Ясно вспомнилось, как они с Таней готовились к бане, сидели на веранде. Полотенца и чистое белье стопкой лежали на краю стола, два эмалированных таза стояли возле входа, два дубовых веника валялись под лавкой. И тревожно вещал пузатый телевизор…
Что-то случилось в бане! Что-то недоброе.
Олег, преодолевая боль и слабость, растер опухшее лицо, смочил липкие волосы прохладной водой из стоящего рядом таза.
Да, это была баня. Но чужая. Вверх дном перевернутая.
Он вспомнил выходящие из ночи фигуры в камуфляже. Танцующие точки целеуказателей на груди. Пистолет «бенелли» в руке вставшего на ступеньках человека.
— Таня! — захрипел Олег, неловко дергая онемевшими мертвыми ногами, расшвыривая пивные бутылки. — Таня! Таня!
Он пытался повернуться, ему нужно было увидеть дверь парилки, он должен был убедиться, что она сейчас там — живая, невредимая, а значит, все было сделано правильно, все было верно просчитано, продумано — и парилка, и замок на двери, и даже холодное пиво…
— Олег!
Он услышал ее испуганный голос и беззвучно заплакал. Собравшись с силами, он дополз до двери, прислонился к ней, стукнул в нее затылком.
— Таня!
— Олег!
Теперь они были вместе. Рядом.
ПЯТЬДЕСЯТ МИНУТ ПОСЛЕ…
Терпеть такой жар так долго было непросто даже привычным людям. Но они пока держались. Олег сидел на нижней полке, аккуратно бинтовал пальцы, промывал раны и ссадины холодной водой. Татьяна тихо лежала наверху, слушала его негромкий и сбивчивый монолог. Старый замок, густо вымазанный солидолом, висел на крючке вместе с ненужными дубовыми вениками. В его личинке торчал кусок проволоки. На булыжниках одним концом калилась тяжелая кочерга — Олег принес ее из раздевалки, чтобы иметь под рукой хоть какое-то оружие. Он планировал в скором времени выйти на улицу — секунд на сорок. Этого должно было хватить, чтобы снять оружие с ближайшего к бане трупа.
— Они перестреляли друг друга в первые минуты, когда безумие только начало ими овладевать, — спокойно рассказывал Олег о том, чего не помнил. — А потом выжившие по-звериному рвали друг друга. Те, кто еще не надышался газа, спешили на шум и выстрелы. И незаметно для себя тоже превращались в одержимых убийц, в психопатов…
Ничего такого он не видел, но он знал, что именно так все и было.
— Если бы я была там…
— Да. — Он кивнул. — Но тебя там не было…
Они уже несколько раз ненадолго выходили в моечную, чтобы перевести дух. Здесь было чуть менее жарко, здесь была прохладная вода и пиво.
