Когда темнота начала отступать, она уступила место красному. Кровь? Лохлан повел рукой перед лицом, и красное зашаталось. Нет, кровь должна течь, а не шататься. Флетт попытался подняться, и с третьей попытки ему это удалось. Краснота исчезла, вместо нее появилась узкая улочка с полуразрушенными домами, первые этажи которых были помечены муаром, оставленным на память волной, залившей северную, прилежащую к морю часть Анклава. Лейт? Или Punkground? Или Пустырь?
Вспомнив о последнем месте, Лохлан резко встал, лихорадочно озираясь вокруг, – оказаться сейчас на проклятой земле храмовников он хотел меньше всего. Нет, это не Пустырь, район населенный. Вроде бы даже знакомый. Тогда – Лейт.
Лохлан поднял руку и потер саднящую голову. На затылке обнаружилась большая шишка, обхватившая болезненной опухолью гнездо «балалайки». Все было банально, как мир – его просто напросто огрели чем-то тупым и тяжелым по затылку. Лохлан проверил содержимое карманов. Все на месте. Собственно, там и брать-то нечего было.
Где он находился, когда на него напали? Наверное, на «Callboard». Или уже уходил оттуда? Скорее всего – на самом «Callboard» безы следили за порядком. Он что-то продавал там, на Площади. Что? Не исключено, что нападение было как-то связано с продажей. Тогда деньги… Да нет, в том, что денег у него не было, Лохлан был абсолютно уверен.
В левой руке что-то мешалось. Флетт закатал рукав и обнаружил небольшую деревянную фигурку, ярко разукрашенную, на толстом красном шнурке, который был обмотан вокруг запястья Лохлана. Он не помнил, чтобы эта штука была у него раньше. Но он много чего не помнил.
3
Али повернул ключ. Старенький замок уныло скрипнул какими-то пружинами внутри и хищно вонзил три металлических штыря в косяк двери. Электронный замок закрылся автоматически.
Старинного металлического монстра Арчер купил на блошином рынке, сразу после Катастрофы, когда стало ясно, что с электричеством дело швах. Свет могли отключить в любой момент, а привычные всем электронные замки были вещью абсолютно бесполезной без оживляющей мощные электромагниты электроэнергии. Пользоваться обычными засовами, которые стояли у многих и раньше, Али опасался – отец лежал в своей комнатушке, прикованный к кровати, тетя Герта не всегда вела себя адекватно, она могла выпустить Лейлу, которая хоть и была самым нормальным человеком в доме в его отсутствие, но ей всего десять.
– Ты купишь мне конфетку? – спрашивала Лейла каждое утро, потирая красные заплаканные глаза.
– Обязательно, принцесса, – отвечал Али. – Как только откроют конфетную лавку.
Она все понимала – очень рано повзрослевший ребенок, у которого не было никого, кроме Али. Этот вопрос просто был ритуалом, игрой. Али знал – подобные вещи помогают людям подсознательно убеждать себя в том, что жизнь безопасна, что вокруг привычный и стабильный мир, который не может ничем угрожать. Али и самому хотелось поиграть в эту игру, хотелось забраться в постель, накрыться с головой теплым одеялом и почувствовать себя маленьким мальчиком, который думает, что оградившее его от жестокой действительности одеяло – самая надежная из существующих защит мира. Когда Лейла была рядом, Али на короткий миг превращался в того мальчишку.
Но времена маленького мальчика Али, которого целовала на ночь мама, а отец, уходя на службу, всегда наставлял хорошо себя вести и быть примерным учеником, казалось, прошли миллионы лет назад. А когда маленький Али вел себя неподобающим образом, отец наказывал его. Он отводил сына в каморку, в которой теперь жила Лейла, заставлял снять штаны и… Отец всегда отличался больным воображением. Мать ничего не знала, Али никогда не рассказывал ей об этих «наказаниях». Арчер вытер тыльной стороной ладони выступившую вдруг на глазах влагу. Никто так и не узнал, это было только их с отцом дело. И это оставалось их делом до сих пор.
Мать погибла больше двух лет назад, угодив в устроенную тритонами Сорок Два бойню, отец… Отец не смог вынести потерю любимой жены. Катастрофу он встретил ничего не понимающим овощем, способным только шамкать губами, жуя кашицеобразную еду, и гадить под себя. Иногда, когда Али занимался отцом и заглядывал в его широко раскрытые, словно бы удивленные глаза, почти не мигающие, ему казалось, что старик все понимает, что он только делает вид, просто старается не замечать этот мир. Он хотел, он жаждал покинуть этот мир, но, видно, духу не хватало. А сам Али прилагал максимум усилий, чтобы отец протянул как можно больше. О близких нужно заботиться, о них нужно помнить.
Каждый раз, когда ранним утром он уходил в Даун Таун, Арчер с замиранием сердца поворачивал ключ в замке. Он знал, верил, что наступит тот день, когда он накопит достаточно денег, чтобы увести отсюда маленькую Лейлу туда, где конфетные лавки открыты днем и ночью, где старики не гадят в постель, а сам Али не будет бояться оставлять ребенка с безмозглым отцом и сумасшедшей теткой.
Деньги теперь, похоже, не будут проблемой. Осталось подождать всего ничего – на следующей неделе Молли обещал запустить электричество, рабочие наконец смогут закончить монтаж и наладку оборудования, и их маленький заводик заработает. Арчер все рассчитал: в конце следующей недели прибудет новый танкер, его доля вполне покроет все расходы. Три-четыре недели работы подпольного нефтеперегонного завода принесут доход – с покупателями Али уже договорился, люди из эмирата ждут своей порции топлива по сниженным ценам. А потом…
Собственно, он ведь и не обещал этим недоумкам из Джи45, что будет покрывать их вечно. Заигрываться с огнем не стоило – в Анклаве, конечно, царил еще тот бардак, но нефть была слишком дорогим продуктом, чтобы на потери даже пары процентов драгоценного груза долго смотрели сквозь пальцы.
– Пропуск.
На вахте, на КПП «Солнечной иглы», сегодня стоял Йохансен. Здоровенный белобрысый тип лет пятидесяти. За пуленепробиваемым стеклом сидели еще четыре беза. У них были «дрели», а из узких амбразур в бетоне стен с обеих сторон от турникета щерились черные стволы «ревунов».
Охранник знал Арчера как облупленного, но ежедневный ритуал с проверкой «балалайки», зашитой под кожу «таблетки» и пластиковой карточки – Али подозревал, что в толщу полупрозрачного пластика тоже что-то зашито, хотя никто об этом не рассказывал, – никто не отменял. Безопасность прежде всего. Али снова вспомнил скрежет поворачивающегося в старинном замке ключа: у взрослых тоже свои ритуалы, вскрыть замок не представляло большой сложности, но то, что он надежно замкнут, вселяло непонятную надежду.
– На севере ходят слухи, что паек урежут, – не то сообщил, не то спросил Йохансен, считывая сканером показания «балалайки» Арчера.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
