Ура! Играем! Разумеется, только для своих. Но своих-то сколько! И вот сарафанная почта и уже появившаяся телефонная почта разносят по столице будоражащий слух: «У художественников капустник!» Волнующие подробности о тех, кто будет представлять, — любимцы публики в совершенно новом качестве, и о тех, кто намерен присутствовать, — цвет литературы, цвет общества. Отбою нет от желающих попасть. Приходится подумать о повторении представления. А разрешение? Ну, да уж как-нибудь. И в поздний вечер, в час назначенный, в совершенно особенной атмосфере легкого возбуждения от тайного праздника съезжается в Художественный театр интеллектуальная и духовная элита и те, кому посчастливилось, кто заслужил право присоединиться к этой элите.
— Нет, нет, господа. Богом клянусь, никак нельзя! Некуда! Уверяю вас, не только сесть, встать негде... Непременно! В другой раз непременно!.. Как же, как же, Константин Сергеевич обещал, и Владимир Иванович твердо сказал, что приложит все усилия... Конечно, в другой раз можете рассчитывать... Повторим непременно... Разумеется, только для узкого круга.
Вот такая картинка рисуется в моем воображении, когда я думаю о тех, первых, начальных капустниках. А питает мое воображение вовсе не кропотливое изучение документов и свидетельств. Я вижу эту картинку во всех подробностях, потому что через полвека в обеих столицах Советского Союза — в Москве и Питере — происходило нечто сходное, очень похожее. И я сам был этому свидетелем и участником. Ну, немного (нет, много!) другая лексика, ну, вместо «господа» — «товарищи». Ну, вместо «Богом клянусь!» — «Василий Сергеевич в курсе». В роли полицеймейстера выступает представитель идеологического отдела райкома партии. Гарантами надежности вместо Константина Сергеевича и Владимира Ивановича были Николай Павлович Акимов и Георгий Александрович Товстоногов. Другие любимцы публики и другая элита в зале. Но это все тот же тайный праздник отсутствия цензуры в абсолютно зацензурованной стране.
Капуста и бифштекс
Капустник — всегда БЕДНЫЙ ТЕАТР. Он противостоит богатому государственному театру (в котором, надо напомнить, мы все, капустные актеры, и работаем). Минимум реквизита, костюмировки, никакого грима — только намек, знак. Весь наш оркестр — рояль. Но за роялем настоящий виртуоз Юра Ашекман. Текст, ритм и мизансцены, жестко заданные режиссером, актеры, хорошо знающие текст и умеющие легко импровизировать в заданном ритме и мизансценах, и, наконец, особый зритель, умеющий оценить специфический стиль капустного театра. В капустнике мы смотрим на наш театр, на самих себя, а иногда на окружающую жизнь через особую призму, под очень острым углом. Зритель должен быть подготовлен к восприятию такого взгляда. Карикатура сама по себе не смешна — смешно, когда знаешь оригинал. Наш зритель знал.
А ну, как читатель воскликнет: погодите-ка, этот ваш зритель, может, и есть богема с большой буквы, которую вы нам гут расписывали! Там тоже говорили на каком-то особом, непонятном другим языке. Но там вы иронизировали, а тут вроде восхищаетесь. Нестыковочка получается! А? — Попался! Сам чувствую, что попался. Можно, конечно, грубо отрезать — это, дескать, диалектика, единство противоположностей, и точка! Прения закрыты.
Но слишком давно мы знакомы, дорогой мой читатель, чтобы мог я себе позволить такое с тобой обращение. Попробую объяснить. Про наше общество только говорили, что оно едино, монолитно и т. д. А на самом-то деле оно слоистое. Слои разные, но соприкасаются, налипают друг на друга. Так что Богема тогда отчасти была элитой, а элита отчасти была Богемой. Как бы это посовременнее выразить? Вот сейчас, к примеру, случается, видишь человека в нейтральной обстановке, допустим в лифте вместе едем, смотришь и думаешь про себя: сантехник, наверное, кончил рабочий день и переоделся в штатское. Выходим с ним на одном этаже, а к нему толпой бегут и в пояс кланяются.
И чего-то все просят. Оказывается, всеобщий благодетель и спонсор. Или еще: сидишь в столовой какого-нибудь умственного учреждения. Ешь, а что еще делать в столовой? Глядишь на человека и думаешь, как же это угораздило его сюда попасть прямо из тюрьмы? Явный уголовник. А он суп докушал и протягивает тебе визитку. Оказывается, он — Владимир Никифорович, Президент Академии каких-то совершенно новых наук и почетный доктор Пенсильванского университета. Ну, жмешь ему руку в смущении, а на руке и вправду врезано синей татуировкой. «Володя». У вас, наверное, тоже такие встречи бывали? Ну и что? Ничего, живем! Это особенность России — слоистый пирог, причем еще перевернутый горелой коркой кверху. А в те времена, когда мы капустники играли, при всей фальши и маразме и железном занавесе существовал такой все-таки неуголовный слой который назывался интеллигенция... А в нем был подотдел под названием «художественная интеллигенция». Вот она-то и была нашей публикой.
Стараюсь не брюзжать, но хотя бы кратко не могу не отметить: превращение капустного жанра в сверкающее шоу с многотысячной аудиторией, как и превращение работников искусств в участников всеобщей презентации периода рыночной экономики, есть все-таки в некотором смысле мутация, превращение одного явления в какое-то совершении иное.
Итак, мы делали ночной театр
Саша Белинский — наш вдохновитель и режиссер. Он будоражил авторов и вместе с ними сочинял тексты, он определял основной номер, тональность и название нового капустника, он собирал группу будущего представления. Преодолевая тайный страх, он пугал окружающих громогласной смелостью заявлений. Ежедневно с семи утра он начинал телефонную атаку на всех знакомых. Знакомых у него было 60 процентов населения Ленинграда, 50 — населения Москвы и 100 процентов людей, хоть каким-то боком касающихся драматического и музыкального театров во всех областных городах Советского Союза. Около восьми звонок раздавался в моей квартире. Саша оглушал меня сенсационной новостью вроде того, что главный идеолог страны снят со всех постов и отправлен инструктором райкома партии в Ангарск, или наоборот, что жуткий тип — алкоголик, стукач и антисемит — назначен начальником всего ленинградского телерадиокомплекса. Или наш общий друг Е. сошелся с артисткой из города К., наша общая любимица Г. на грани развода, небезызвестный Л. путем подхалимажа все-таки добился роли П. в фильме X., наш дорогой и обаятельный И. на поверку оказался бездарностью и редкой сволочью и т. д. Сенсация иногда подтверждалась, иногда оказывалась пустым слухом, но день начинался мощным вздрогом, да еще нашпигованным едким Сашиным юмором Да что я вам рассказываю?! Вы же знаете Сашу Белинского. Это тот самый Александр Аркадьевич Белинский, который теперь в красном халате рассказывает с экрана телевизора подобные истории о былых временах в собственной (прелестной, надо сказать) программе «Записки старого сплетника».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
