Когда вернулась Динака, они сели ужинать. Но прежде Андрей вывалил на пол мусорное ведро и проверил всю упаковку от продуктов, из которых супруга приготовила ужин. Динака снисходительно смотрела на мужа. Она понимала его. Очень хорошо понимала. В супермаркете ей пришлось приложить немало усилий, чтобы купить генетически неизмененные продукты. В той или иной степени искусственной перестройке подвергалось практически все.
За ужином Андрей рассказал о своем разговоре с Бржельским.
— И что теперь? — спросила Динака.
— Может, мне не стоит писать книгу?
— Но ты так мечтал о ней…
— Ерунда. Приступы тщеславия.
— Я думаю, дело не в одном тщеславии, — сказала Динака. — Ты собрал действительно интересный материал.
— Напишу доклад, — Андрей положил нож с вилкой в тарелку и отодвинул ее. — Без эмоций и приключений. Книга… А что книга? Гонорар, да и только. Деньги у нас как будто пока есть.
— Может, ты зря так настроен против Фоули? Послушай его консультацию и сделай по-своему.
— Да я сегодня только и делаю, что слушаю консультации.
— Ты что-то недоговариваешь, — сказала Динака. — Что-то еще случилось?
— А что еще?
— Кроме того, что ты больше не хочешь писать книгу, произошло что-то еще?
Андрей налил себе пива.
— Что-то мне здесь не нравится.
— Это с непривычки, — улыбнулась Динака и дотронулась до руки супруга. — Ты просто отвык от цивилизации.
— Может и отвык.
Динака встала, начала убирать со стола. Было очевидно, что ей эта переоценка ценностей кажется несерьезной.
— Сегодня в парке я видел детей, сжигающих книги, — невесело сказал Андрей. Динака обернулась, перестала загружать посуду в моечную машину. — Представляешь, три десятка маленьких человечков выстроились в очередь и бросали в костер книжки Шарля Перро. А взрослые стояли рядом и аплодировали церковнику, с трибуны призывавшего к сожжению сказок о Золушке, потому что она исчадие ада.
После ужина они сидели на веранде и рассказывали о прошедшем дне, каждый о своём. Динаке предложили место в Комитете по вопросам образования малых народов. В общем-то, она была как будто рада. Через час пришел дядя Яша, и они ушли в беседку пить чай.
— Что-то ты не весел, — сказал Андрею дядя Яша. — Тяжело проходишь акклиматизацию?
— Трех дней цивилизации мне хватило по самые уши, — ответил Андрей. — Я такого насмотрелся…
— Европа свободная страна. У каждого гражданина есть право выбора, как жить.
— А я ни на что не претендую, делайте что хотите. Живите как хотите, ешьте что хотите, утром копайте яму, а вечером ее закапывайте… А чтоб ни у кого не было претензий об ущемлении детей по половому признаку, можете поставить памятник какающей девочке. Стройте свое общество счастья и процветания, стенайте, что поделать ничего нельзя… А я хочу назад, на свой любимый остров. К дикарям.
— Ты это серьезно? — спросил дядя Яша.
— Вполне.
Яков Моисеич на минуту задумался, а потом спросил:
— У вас на острове есть какая-нибудь должность, не требующая серьезного образования? Скажем, завхоз.
Андрей посмотрел на дядю Яшу. Странно, но его глаза больше не смеялись.
Сергей Чекмаев
КОГДА ИСЧЕЗЛИ ДЕРЕВЬЯ
— Благодаря абсолютно новой методике исследований, проведенных Панамериканской академией биоинженерии имени Джона Салстона и Роберта Хорвитца, удалось установить настоящую причину гибели деревьев…
Я покосился на улыбчивую дикторшу в кубе головизора, досадливо щелкнул пультом. Ну вот, опять. Тридцать лет уже прошло, а они все спорят. Надоело. Не о том надо думать.
Все одно и то же который год: «новые данные», «настоящая причина»… кичатся друг перед другом достижениями, спорят, доказывают, симпозиумы собирают, кого-то награждают даже.
Лучше б думали, как деревья возродить! На дендроидов никакой зарплаты не хватит.
Во всем, конечно, Лилька виновата. Я бы в здравом уме и не подумал жуть эту новомодную заказывать. Три тысячи кредитов! Обалдеть… Да за эти деньги мне два месяца вкалывать надо, язык на плечо закинув. Но Лиля пристала: купи, да купи, сад у тебя пустой какой-то, одни макеты пластиковые — неуютно, да и соседи косо смотрят. А так будет хоть куда погулять выйти.
На соседей я, честно говоря, плевал. Да, причем с самой высокой колокольни. Кто они и кто я? Местные — все, как на подбор, рабочая косточка, с фабрики сублиматов или с гидротермала, о чем мне с ними вообще разговаривать? Работенка прибыльная, ничего не скажешь, но моей все равно не чета.
Однако ж, поддался. Лилька знает, стерва, — стоит ей заплакать, и я готов. Веревки из меня вить можно.
Вот и вьет.
Приехала на прошлые выходные, сует мне минидиск прямо с порога:
— Вот, — говорит, — каталог. «Гринуолд индастриз», вчера принесли. Они дендроидов поставляют на заказ, каких хочешь. Выбор огромный.
Куда тут было деваться? Потом, когда в постели накувыркались, прихожу я из душа, усталый, распаренный, в гармонии со всем миром, а она — тут как тут. Понимает, что в такой момент сломать меня — легче легкого.
Лежит задом кверху, соблазнительная такая кошечка, и сосредоточенно в голокуб пялится. Я присмотрелся: мать моя женщина, дендроиды! Сто видов и расцветок. Даже черные есть. Жуть какая!
А Лилька не оборачиваясь говорит:
— Вот этого хочу. Смотри какой! Зелененький…
И в панель пальчиком тычет.
Понятное дело, поначалу я ни в какую. Денег жалко, да и не падок я до новомодных развлечений. Сейчас все на этих дендроидах помешались. Народ попроще последние штаны закладывает, чтобы такого же зеленого урода перед домом воткнуть. Ну, а богатеи из «золотой» тысячи друг перед другом мошнами трясут, соревнуются — у кого дендроидов больше, да породы престижнее. Некоторые себе уж целые рощи насадили. Уильям VI, почетный президент «Электронных компонентов» хвастался недавно по головидению, что в его личном парке тысяча четыреста семьдесят стволов. Остальные шишки только зубами скрипят — никак им за Биллом не угнаться. А тот не унимается: в ближайшие четыре года пообещал до двух тысяч дотянуть.
Спрашивается, оно мне надо? Что я, олигарх какой?
— Не-е, — отвечаю, — ну его. Сама подумай, зачем мне такого урода заводить? С ним потом хлопот не оберешься поливать через день, удобрять, веточки сухие обрезать… Переживу как-нибудь. С макетами веселее, они хоть ухода не требуют.
Тут-то Лилька слезу и пустила.
— Ты, — говорит, — меня не любишь! Единственный раз в жизни о чем-то тебя попросила, а ты… — и реветь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
