– Да, – с участием ответил Ной. – Он еще хуже, чем полицейский. А еще о чем вы жалеете?
– Жалею, что, когда я наконец смогу сделать такой выбор и получить свой бифштекс, мне не хватит времени им насладиться.
– Это слишком просто.
– Нет. Люди делятся на тех, у кого есть выбор, и на тех, у кого его нет. Для последних все непросто. А какой выбор сделали вы? – Он вынул сигарету из пачки и показал ею на диктофон. – Вот с этим. Как далеко вы намерены идти?
– До конца.
Сэм посмотрел на сигарету, помешав рассмотреть выражение его глаз. Он вынул из коробки спичку, чиркнул и поджег кончик. А потом глубоко затянулся душистым виргинским табаком.
– Мне нужны деньги. – Видя, что Ной только поднял бровь, Сэм сделал вторую затяжку. – Я получил двадцать лет только благодаря своему адвокату. После выхода из тюрьмы я проживу на воле примерно полгода. Но я хочу прожить их достойно, ни в чем не нуждаясь, а того, что у меня осталось, не хватит даже на бифштекс с кровью.
Он затянулся еще раз, чтобы успокоиться. Тем временем Ной ждал продолжения.
– Все, что у меня было, пришлось отдать за мою защиту. А вы работаете не за скудное жалованье, которого едва хватает, чтобы свести концы с концами. Вам заплатят за книгу. Вы получите аванс. Вместе с гонораром за второй бестселлер это будет недурная сумма.
– Сколько?
Змеи снова зашевелились под кожей. Без денег обещание так и останется обещанием.
– Двадцать тысяч. По штуке за каждый год, проведенный в тюрьме. Этого хватит на приличное жилье, одежду и еду. Конечно, на номер в отеле «Беверли-Хиллз» не хватит, но и ночевать на улице тоже не придется.
В этом требовании не было ничего необычного. Как и в названной Сэмом сумме.
– Я попрошу моего агента подготовить договор. Это вас устроит?
Змеи свились кольцами и уснули.
– Да, устроит.
– После освобождения вы собираетесь остаться в Сан-Франциско?
– Думаю, я пробыл в Сан-Франциско достаточно долго. – Сэм снова скривил губы. – Хочу солнца. Поеду на юг.
– В Лос-Анджелес?
– Мне там нечего делать. Не думаю, что старые друзья закатят пирушку в честь моего возвращения. Хочу солнца, – повторил он. – Уединения. И возможности выбирать.
– Я говорил с Джейми Мелберн.
Рука Сэма, до того спокойно лежавшая на столе, дернулась. Он поднял ее и поднес тлеющую сигарету к губам.
– И что же?
– Я встречусь с ней еще раз, – сказал Ной. – И с другими родными Джулии тоже. Я еще не сумел связаться с Эйч-Би Смитом, но непременно сделаю это.
– Я – одна из его немногих неудач. Мы расстались, не питая особой любви друг к другу, но один из его молодых помощников сумел скостить срок до двадцатки.
– Люди, у которых я беру интервью, тоже не испытывают к вам особой любви.
– Вы уже говорили со своим отцом?
– Пока что я занимаюсь предысторией. – Ной прищурился и наклонил голову. – Я не собираюсь согласовывать с вами, у кого мне брать интервью и как писать книгу. Если мы договоримся, вам придется подписать договор, в котором будет соответствующий пункт. Даже если мои издатели не будут настаивать на нем – чего не случится, – на нем буду настаивать я. Сэм, история ваша, но книга моя.
– Без меня у вас не будет никакой книги.
– Можете не сомневаться, будет. Просто это будет другая книга. – Ной откинулся на спинку стула. Его поза казалась непринужденной, но глаза были холодными, как сталь. – Вы хотите иметь возможность выбора? Вот вам выбор номер один. Вы подписываете договор, получаете свои двадцать тысяч, и я пишу книгу по-своему. Либо вы не подписываете, не получаете денег, и я все равно пишу по-своему.
В этом парне было больше отцовского, чем думал Сэм. Внешность завсегдатая пляжей и непринужденные манеры оказались обманчивыми. «Ладно, – решил Тэннер. – В конце концов, это ничего не меняет».
– Брэди, я все равно не доживу до выхода книги из печати. Я подпишу договор. – Его глаза стали ледяными. То были глаза человека, знавшего, что такое убийство, и научившегося жить с этим знанием. – Только не вздумайте надуть меня.
Ной кивнул.
– Ладно. Но помните, что долг платежом красен.
Он тоже знал, что такое убийство. Он изучал их всю свою жизнь.
Ной заказал бифштекс с кровью и бутылку «Кот д’Ор». Во время трапезы он следил за лучами прожекторов, подсвечивавших темную бухту, и заново прослушивал свое последнее интервью с Сэмом Тэннером.
И изо всех сил пытался представить, что значит есть это мясо и пить это вино в первый раз за двадцать лет.
Как будет есть такой человек? Смаковать? Или глотать и рвать зубами, как волк после долгого зимнего голода?
«Сэм будет смаковать, – подумал он. – Кусочек за кусочком, глоточек за глоточком, наслаждаясь вкусом, запахом и глубоким красным цветом вина в бокале. А если его ощущениям будет мешать внезапный наплыв слюны, он будет есть еще медленнее.
Теперь он умел владеть собой.
Много ли в нем осталось от прежнего беспокойного, алчущего удовольствий, вспыльчивого типа? Не сможет ли тот, прежний Сэм Тэннер вырваться на свободу?»
Ной решил, что уместнее всего думать о Сэме как о двух людях, одним из которых он был, а вторым стал. Какая-то часть обоих всегда остается при нем, думал он. В таком случае книга будет рассказом о том, что было и что стало. Поэтому сейчас Ной мог сидеть и представлять себе, как знакомый ему человек стал бы управляться с идеально приготовленным бифштексом и бокалом хорошего вина. И в то же время представлять человека, которому достаточно было поднять палец, чтобы ему принесли луну с неба.
Человека, который провел первую ночь с Джулией Макбрайд.
«Я хочу рассказать вам о том, как мы с Джулией стали любовниками».
Подобного поворота Ной не ожидал. Точнее, не думал, что это случится так быстро и будет так откровенно. Но не подал виду и ровным голосом предложил Тэннеру начать рассказ.
Теперь, прослушивая запись, он представлял себя на месте Сэма. Теплая южнокалифорнийская ночь. Прошлое, которое принадлежит не ему. Слова становятся образами, а образы скорее воспоминаниями, чем сном…
Стояла полная луна. Она плыла по небу и вонзала во вспыхивавший темный океан лучи света, подобные серебряным мечам. Звук прибоя, накатывавшего и разбивавшегося о берег, напоминал несмолкающее биение жадного сердца.
Они сели в машину, спустились ниже по побережью и, желая остаться незамеченными, остановились в какой-то жалкой харчевне, где им подали жареных креветок на смешных тарелках из красной пластмассы.
На ней было длинное цветастое платье и нелепая соломенная шляпа, скрывавшая водопад золотистых волос. Джулия не удосужилась накраситься, и ничто не скрывало ее юности, красоты и поразительной свежести.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
