— Нет. Конечно, нет. Но кроме предательства есть иной выход.
— И какой же? — вмешался Данкварт.
Хаген ответил не сразу. Взгляд его скользнул по мрачным крепостным стенам. Теперь он знал выход. Все было настолько просто — почему же он не пришел к этому еще год назад? Когда Фолькер рассказал Кримхилд легенду о нибелунгах.
— Подождите, — едва слышно промолвил он. — Успокойтесь и потерпите еще неделю.
— Неделю? — Данкварт нахмурился.
— Подождите до Троицы, и вы поймете, что я имею в виду. У нас еще есть шанс остановить Зигфрида. И я это сделаю — пусть даже это станет последним делом моей жизни.
Глава 24
Через распахнутое окно в комнату доносился колокольный звон и рокот огромной толпы, собравшейся на площади перед собором и наводнившей тесные городские улочки. Вормс был переполнен народом — не только жители города, окрестных деревень и приглашенные Гунтером гости, но и жители всей страны устремились в город отпраздновать победу Бургундии над саксами и данами.
Вздохнув, Хаген отвернулся от окна и схватил свой плащ, аккуратно сложенный на стуле. Час или даже больше простоял он у окна, глядя на веселящуюся во дворе толпу. Два противоречивых чувства одолевали его. С одной стороны, он считал дни и часы, когда же наконец завершатся торжества, с другой — ожидал этого дня со страхом.
Второй день в церквах звонили колокола, призывая к обедне горожан, — первые два из двенадцати дней празднования были посвящены исключительно богослужениям, и пестрая толпа скоморохов и комедиантов с нетерпением ожидала вечера, чтобы показать свое искусство. Под предлогом недомогания Хагену удалось избегнуть участия в церковных обрядах.
— Ты готов, Радольт?
Седовласый старец оторвал взгляд от свитков, над которыми он сидел, согнувшись в кресле, уже два часа кряду. Кивнув, он поднялся на ноги. Хагену стоило больших усилий уговорить лекаря сопровождать его в храм: как и сам Хаген, Радольт не был христианином и не посещал церкви. Возможно, в этом они были похожи, и Радольт в глубине души вообще не исповедовал никакой веры, поклоняясь, быть может, лишь одному суровому идолу железной воли и твердости. Да и как могло быть иначе — всю жизнь он лечил страшные раны и видел мучительную смерть людей.
— Я готов, господин. — Радольт взял свой черный плащ. В просторном капюшоне он походил скорее на монаха, чем на лекаря.
— Не нравится тебе эта затея? — Хаген осторожно водрузил на голову шлем, ощупал пальцами черную повязку на глазу. Время от времени рана все еще давала о себе знать, и, как предупредил Радольт, так теперь будет всегда — особенно при перемене погоды или сильном холоде. Но такую боль можно было терпеть. — Ты ведь хотел остаться.
Радольт молча пожал плечами — последние три недели он вообще избегал разговаривать с Хагеном и только без устали ухаживал за ним. Почему — Хаген никак не мог понять.
На улице было очень тепло. Многоголосый шум толпы ошеломил Хагена, едва они вышли во двор. Спускаясь по лестнице, Радольт хотел поддержать Хагена, но тот оттолкнул его руку, медленно и осторожно, шаг за шагом самостоятельно преодолевая ступеньки. Увидев Хагена, многие приветственно замахали ему руками, радостные улыбки озарили лица, но от него не ускользнуло, что, стоило ему отвернуться, за спиной его начинали перешептываться. О чем же они говорили? Наверное, теперь его станут называть одноглазым, и сеть мрачных историй, которые о нем рассказывали, станет еще гуще.
Они пересекли двор, миновали ворота и медленно начали спускаться к городу. Народу было полно, к тому же недавно прошедший дождик размыл дорогу, так что Хаген передвигался с большим трудом. Когда наконец они добрались до площади, он едва ли не сожалел о том, что отверг помощь Радольта. Но нет, никто в Вормсе не должен видеть, как Хаген из Тронье, не в силах идти сам, опирается на руку старика.
Толпа почтительно расступилась, когда он ступил на площадь. Вокруг нее были сооружены огромные деревянные трибуны со скамейками, так что любому сидящему на них открывался широкий вид на всю площадь. Трибуны украшали пестрые витые гирлянды, на ветру развевались разноцветные вымпелы. Трон Гунтера стоял на специальном возвышении посреди гостевых трибун. Справа и слева от них длинный ряд приземистых лавок предназначался для вормсской знати. Еще не все придворные собрались на площади, кое-кто, наверное, уже отправился в собор, хотя месса еще не начиналась — колокол продолжал звонить, созывая прихожан. Самого Гунтера тоже нигде не было видно.
Хаген поднялся на возвышение и махнул рукой Радольту, приглашая следовать за ним. Лекарь замялся: было видно, что здесь он чувствует себя неуютно.
— Ну пойдем же, — нетерпеливо настаивал Хаген. — Ты дважды спас мне жизнь. Твое место — рядом со мной.
Толпа вокруг громко шумела: народ все прибывал, так что ратникам с трудом удавалось то и дело расчищать в толпе широкий коридор через всю площадь, ведущий к ступеням лестницы собора. Ворота храма были широко распахнуты, но вход туда был позволен лишь немногим избранным гостям — собор не мог вместить и десятой доли желающих попасть туда. Потом, когда короли и приглашенная знать после мессы примут причастие, под открытым небом состоится еще одна служба, уже для всех.
Хаген беспокойно озирался по сторонам. Он чувствовал, что на него устремлено много любопытных взглядов, и впервые в жизни испытывал из-за этого неудобство. То и дело он косился на открытые крепостные ворота.
Наконец появился Гунтер. Об этом возвестил громкий, далеко слышный сигнал рога, заставивший на секунду умолкнуть бурлящую толпу. Но в следующий миг вся площадь загудела с новой силой. Ратники поспешно освобождали дорогу королю. Второй протяжный сигнал раздался, когда Гунтер во главе пышной свиты вступил на площадь.
Король Бургундии ехал на мощном боевом коне, чей лоб украшала тонкая серебряная цепочка. Меч и щит Гунтер оставил дома, на плечах его развевалась не роскошная мантия в отличие от его спутников и гостей, а обычный красный плащ бургундского рыцаря. Голову короля венчала изящная шестиконечная корона, на шее висела тонкая серебряная цепочка с маленьким, искусно выточенным крестиком — от остальных украшений он отказался. Но тем не менее он один из всей окружавшей его свиты всадников выглядел истинно по-королевски. Это был действительно мудрый ход — не переусердствовать в роскоши на фоне всеобщей пышности и помпезности, а выделиться строгостью облачения.
Размеренной рысью доехав до середины площади, Гунтер остановил коня, окинул взглядом ликующую толпу, затем спешился и передал поводья одному из подоспевших кнехтов. Один за другим спешились и его спутники, среди них были Гизелер и Гернот. В толпе послышались приветственные возгласы.
