Затем, обернувшись к Дорис, он продолжал:
— Вам необходимо немедленно выехать из этого дома. Никто не должен тут оставаться.
— Оставить дом? — с сожалением воскликнула мисс Уиндзор.
— Поверьте, мисс Уиндзор, — это серьезнее, чем вы себе представляете. Это… это вопрос жизни и смерти… Больше я ничего не могу сказать вам сейчас.
Дорис испуганно прижалась к руке Эрика. Угроза помешательства была устранена, но эта неизвестная опасность была не менее странна.
На обратном пути в экипаже Харфорд спросил доктора:
— Ради Бога, разъясните мне эту тайну. Если Дорис вполне здорова физически и умственно, то в чем же опасность? Зачем покидать дом? И какое же объяснение ее приступам смеха на веранде и в спальне у окна?
— Дорогой мой, к сожалению, я сам еще ничего не понимаю. А покинуть дом я велел потому, что не верю в духов.
— В духов? Что хотите вы этим сказать?
— Попробуем призвать на помощь логику. Вы заметили мое выражение на веранде. Выражаясь словами мисс Дорис, я почувствовал себя погруженным в парализовавшее меня море ужаса. Ваш окрик вывел меня из этого состояния. А между тем, ни мисс Уиндзор, ни я не видели ничего такого, что могло бы вызвать у одного из нас смех, а у другого ужас. Следовательно, отсюда я делаю логический вывод: не внешнее чувство воздействовало в данном случае на мозг. Откуда же шло это воздействие? В этом-то и заключается загадка. Если бы я был спиритуалистом, я сказал бы, что какой-нибудь дух проделывает над нами шутки, — доктор пожал своими могучими плечами.
— Но почему же это действует только на Дорис? — удивился Харфорд. — Ведь и я сам и другие стояли на том же месте…
— Это действительно странно, но не дает нам права рисковать. И я все-таки настаиваю на немедленном выезде из дома.
Уиндзоры переехали в город к сестре мистера Уиндзора, а дом их в Бартон-Роде был заперт. Дорис чувствовала себя прекрасно, но на другой день она показала Эрику, что над белым лбом ее, вдоль всей головы, появилась мелкая сыпь. Эрик решил рассказать об этом доктору. В тот же вечер Эрика вызвал по телефону доктор.
— Неожиданное открытие! — сказал он. — Одна из наших пациенток проявила симптомы заболевания, аналогичного заболеванию мисс Уиндзор, с той только разницей, что у нее внезапные приступы горя и ужаса. Живет она также в Бартон-Роде, в доме № 15. Завтра в одиннадцать утра еду навестить ее. Хотите поехать со мною?
Харфорд обещал быть вовремя и между прочим рассказал о сыпи у Дорис.
— Я так и знал, — ответил доктор.
— Почему?
— Потому что и у меня после инцидента на веранде появилась сыпь. Такие раздражения кожи при действии на мозговые центры — вещь обыкновенная. Это даже дает нам ключ к разгадке. Вы не беспокойтесь.
Когда они на другое утро подъехали к дому № 15 в Бартон-Роде, дверь дома они застали открытой. На их звонок и стук никто не выходил. Тогда они решили войти без доклада. В передней доктор прислушался к чему-то и вдруг бросился бежать по лестнице. Харфорд последовал за ним. Глухие стоны привели их к небольшой спальне, где на полу против окна корчилась в конвульсиях женщина средних лет. Доктор поднял ее, посадил на стул, и она пришла в себя.
— Кто тут? — слабо произнесла она.
Доктор подошел к ней и стал расспрашивать.
— Это приключилось как-то сразу. Я упала и больше ничего не припомню. Я старалась не подходить к месту, где это случается.
— Покажите, где это бывает с вами.
Она показала на окно.
— Прекрасно. Прекрасно. Харфорд, мы нападаем на след. Ну, мистрис Фразер, — обратился он к пациентке. — Вы сейчас уходите отсюда, а завтра можете, пожалуй, вернуться. Только раньше зайдите ко мне в клинику.
Когда мистрис Фразер ушла, доктор обратился к Харфорду:
— Теперь вы видите, что мы нашли ключ к разгадке?
— Ничего не вижу.
— Сфера таинственного влияния на мозговые центры — угол балкона дома Уиндзоров, окно в спальне мисс Уиндзор и вот это окно — находятся на одной прямой линии.
— Что же из этого?
— А то, что мы можем добраться таким образом до источника этого таинственного воздействия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вы думаете, тут действует человеческая сила? — удивился Харфорд.
— Безусловно. Я убежден, что кто-то пока еще неизвестным для нас образом получил возможность действовать на мозговые центры людей, и он или делает теперь свои испытания, или играет на людях, как на музыкальных инструментах, вызывая в них то безумный хохот, то панический страх. У меня даже есть маленькое представление о том, каким образом это делается… Но что с вами, Харфорд?
Харфорд стоял у окна с паническим ужасом на лице, вытянув вперед руку.
Доктор быстро оттащил его оттуда. Харфорд вздрогнул.
— Мне почудилось, что я вижу Дорис помешанной, — произнес он, — что какая-то чудовищная сила входит в меня вон оттуда.
— Может быть, вы даете нам направление для наших поисков. Отправимся сейчас же.
Против дома Уиндзоров и дома мистрис Фразер стоял уединенный домик. Доктор направился прямо к нему и позвонил. На звонок вышла старая служанка.
— Передайте, пожалуйста, вот эту карточку вашему хозяину, — сказал доктор.
— Да он, кажется, не принимает.
— Мне настоятельно нужно видеть его.
С этими словами он прошел мимо служанки и толкнул дверь.
— Профессор Отто фон Гуттберг! — воскликнул доктор. — Так это вы! О, теперь я все понимаю! Как это я сразу не догадался?
С криком досады и негодования профессор бросился вверх по лестнице.
— Живее! за ним! — крикнул доктор Харфорду.
Комната, в которую они бросились за Гуттбергом, имела странный вид: она вся была уставлена склянками и батареями, стеклянными шарами. Профессор бросился к электрической кнопке и вмиг один из стеклянных шаров заискрился зеленовато-желтым блеском. Доктор вскинул руками, зашатался и упал, как подкошенный.
Харфорд избег действия этих лучей, с одной стороны, благодаря более низкому росту своему, а с другой стороны потому, что сразу бросился в сторону.
Гуттберг схватил со стола револьвер. Раздался выстрел, пуля пролетела над головой Харфорда, который бросился на Гуттберга и со всей силой толкнул его на пол. Гуттберг упал на одну из батарей и остался лежать без движения. Тогда Харфорд обратился к доктору, который начинал приходить в себя.
— Дьявольская махинация, — слабо произнес он. — Еще две секунды действия этих лучей, и я мог бы отправиться к праотцам.
Он подошел к Гуттбергу и установил внезапную смерть от действия батарей.
— Он получил по заслугам, — произнес доктор. — Но какая жалость, что такой ум был направлен на дело разрушения.
— Вы знакомы с секретом его аппарата? — удивился Харфорд.
— Немножко. До войны фон Гуттберг был профессором, и довольно выдающимся, в Стамфордском университете. Незадолго до войны он прочел доклад об Х-лучах и об изобретенном им специальном аппарате. Вы знаете, что Х-лучи, пропущенные через обыкновенную трубу, могут оказывать разрушительное действие на кожу. Фон Гуттберг концентрировал Х-лучи в одном фокусе и таким образом придавал им такую силу, что они могли действовать не только на кожу, но и на внутренние органы. Война остановила его опыты, которые он, по-видимому, все-таки продолжал в этом уединенном домике. Нетрудно догадаться, для каких адских махинаций предназначал он свое изобретение. Целые армии, целые города могли быть доведены до безумия или поражены насмерть этими лучами… — доктор содрогнулся от ужаса при этой мысли…
Джон Флеминг Вильсон
ИСКРЫ
Фантастический рассказ
Последний посетитель, получив справку, покинул кабинку беспроволочного телеграфа. Дежурный молча перевел сигнальные огни, а Боб Литль снял с головы приемник и закурил папиросу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— «Нам-Сити», застигнутый туманом, стал на якорь близ Капа-Бланко, — конфиденциально сообщил он мне, — и старый телеграфный черт занят вопросом, светит ли где-нибудь на океане луна.
