сгинул, не успел… добыть мою амбру. Все эти фантасты, его ученики с тщеславных фоток, чертовски долго жили, но ведь не стали же бессмертными. Брэдбери, Гаррисон, Ле Гуин – все умерли, ну, пусть под девяносто. Без них дед точно помер. Он не появится, ничто не вылупится!»
Голове как будто полегчало. Никита, превозмогая боль, шагнул обратно в комнату и заковылял в коридор. Дверцы шкафа почему-то оказались приоткрыты, но он подумал, что это проделки сквозняка.
Звякнул телефон – сообщение от мамы. Верная себе, она не заметила вопроса, но фотографию изучила: «Ого, шкаф. Кой черт его туда? За ним кладовка, там детская у твоего отца была. Вот же ректальная трата пространства».
Никита перечитал текст трижды, не соображая, о чем в нем идет речь. А потом все понял, едва не задохнулся от накатившей волны ужаса и выронил смартфон.
И в это мгновение из-за распахнутых дверей шкафа, окрасившихся под светом лампы в цвет чужих галактик, вышел человек с мертвенным лицом и клочковатой бородой. Кожа его морщинилась и провисала, словно подгнившая резиновая маска. Затянутые дымкой катаракты глаза смотрели в пустоту. Человек как будто весь был склеен из ссохшейся бумажной массы, и лишь с большим трудом в нем можно было опознать Симона с фотографий. Никита ошибся, дед не умер – недосягаемая мечта сохранила в дряхлом теле противоестественную жизнь.
Дед сделал шаг, другой.
В голове запульсировало так сильно, что мир померк. Никита попятился и упал в кресло, задев шнур лампы. Висевшая на проводах розетка оборвалась и с грохотом рухнула на столик. Ядовитый красный свет потух.
Голова словно разбухала, и Никита испугался, что мозг сейчас взорвется, сбудется чудовищный кошмар из его детства. Торчащие из стены огрызки проводов показались его спутанному сознанию единственным выходом – схватиться, а дальше либо он проснется, либо… Ладонь беспомощно загребла воздух – не дотянулся.
На лбу, где сходились лунные серпы залысин, надувался костяной пузырь, и Никита равнодушно подумал, что жиденький пучок волос на этой опухоли выглядит как черный вершок кожаной репы. А потом пузырь вскрылся – это было почему-то совсем не больно, – и из головы вывалился рыжий комок. Мохнатый, симпатично круглый, он парил в воздухе и выглядел точь-в-точь как пушистые старушки, заседавшие вечность назад у подъезда.
Теряющий сознание Никита поймал взгляд деда и вдруг ощутил, что в нем нет ненависти и злобы. Симон Блаженный тянулся ссохшимися мосластыми руками к амбре, а его белесые глаза полнились детским восторгом. Он смотрел на рыжий шар как на чудо, на долгожданный плод трудов.
Кровь из дыры заливала Никите лицо и стекала по груди, но он уже совершенно не волновался. Темнота вокруг сворачивалась в кокон, липла к телу, как непроницаемый скафандр или магический доспех. И пока костюм подлаживался под размер, Никита с удивлением понял, что впервые одолел мать: страна чудес была не блажью гнома-копрофила, люди жили и умирали ради того, чтобы туда попасть.
Никита улыбнулся холодеющими губами. А потом совсем рядом мерзко зашамкали беззубые десны, и наваждение ушло. Уродливый, весь будто переломанный – ни одной прямой линии, старик стоял согнувшись, держал ладони лодочкой и жрал из них оранжевую массу. И Никита, мгновенно разъярившись, со всей своей невеликой силы ударил ногой. От резкого движения из дырки в голове плеснуло красно-бурым, а дед жалобно крякнул, махнул руками – объеденный ком амбры повис в воздухе, как подбитое НЛО, – и обернулся. Белесые глаза полнились недоумением и обидой, на обнаженных деснах висели оранжевые капли.
«Я не буду как герои твоих дерьмовых рассказов! – то ли подумал, то ли выкрикнул Никита. – Я! Победил! Мать! Что мне теперь ты, бездарный помоечный фантаст?!»
И он еще раз, умирая, лягнул деда ногой.
Сухонькое тело отбросило на раскуроченную розетку – на торчащие из стены рогами Минотавра обрывки проводов. Бабахнуло, и старик вдруг запылал, точно словивший искру клок вековой бумаги. Огонь восторженно прыгнул на штору, перетек на ломберный столик, облизал журнал и через мгновение захватил квартиру. Загорелась и потекла раскаленными каплями парящая в воздухе амбра.
Но Никита этого уже не видел. Пространство, время и сознание ужались для него в пылающую точку, и к ней на всех парах устремился поезд-призрак. За ним величаво поплыл драккар. И следом пристроился, чадя соплами, непобедимый звездолет.
Дмитрий Лазарев, Павел Давыденко
Визаран
Очередь растянулась метров на пятьдесят. Руслан поморщился. На выходе из автобуса Пелагея заявила, что никуда не пойдет без своей Буйки, и они потратили добрых десять минут, разыскивая куклу. За это время желающие обновить визы из всех трех автобусов выстроились в линию у блокпоста, так что семье Савиных пришлось примоститься в самом конце. Теперь они всюду будут идти последними, а потом сразу же придется грузиться обратно в автобусы. А он-то надеялся перекусить на дорожку в местной кафешке…
Пелагея клевала носом, обнимая Буйку. Олеся водила камерой айфона, снимая очередную «стори».
– Всем привет! Сейчас почти семь утра, и мы находимся в очереди на границе с Лаосом. Вы постоянно спрашиваете, сложно ли визаранить из Вьетнама, и сегодня я подробно все покажу…
Руслан тихонько хмыкнул. Он сомневался, что подписчики хотя бы раз поинтересовались этим вопросом, но Олесин наставник по продвижению утверждал, что блогеру необходимо выглядеть востребованным. Так что жена щебетала не переставая, будто для толп восторженных почитателей, даром что за полгода упорного труда набрала всего три тысячи подписчиков.
Соседи в очереди посматривали доброжелательно – правда, парней впереди скорее заинтересовали Олесины загорелые ноги в коротеньких джинсовых шортиках. Руслан благодушно улыбнулся. Двое щуплых, лет двадцати пяти, пареньков, татуированные, с модными стрижками, один в очках без диоптрий, другой с вейпом на цветастом шнурке. Он курил, пуская впечатляющие паровые кольца, но тут же прекратил, как только подошли Савины. Руслану это понравилось.
Наверное, программисты-удаленщики, подумал он. Тоже у моря зимуют.
– В первый раз визараните?
– Во второй. Это сколько… полгода мы тут, получается. Пока нгуены лавочку не прикрыли, в миграшке продлевались. Теперь езди, блин…
– И не говори…
Они поболтали немного, возмущаясь непредсказуемой и непонятной вьетнамской миграционной политикой, а потом к блокпосту подъехал на мопеде вьетнамец в военной форме, и очередь поползла вперед.
– Сейчас мы проходим первый пропускной пункт, – вещала Олеся, хлопая наращенными ресницами. – Будем показывать паспорта. Это еще не сам пограничный контроль, просто блокпост, потом нужно пройти еще метров триста…
Очередь двигалась быстрее, чем предполагал Руслан, но все же визаранеры равномерно растянулись по всей дороге до виднеющегося впереди пограничного пункта, прежде
