В этом-то направлении он и мог бы говорить весьма занимательно <…>
Вместо же того он дал ряд отрывочных бездоказательных утверждений из истории живописи. Голословных сопоставлений, которые однако, подстрекали любопытство своей недосказанной обосновкой, наконец — очень ценных, теоретических формул, примеров и положений, которые для присутствовавших живописцев являлись условной сигнализацией, а для неспециалистов оставались приблизительно непонятными»[444].
В мае — июле жил в Хвалынске, работал над картиной «Купание красного коня».
С двадцатых чисел июля[445] по середину сентября (?) Петровы-Водкины[446] гостят в имении генерала М. И. Грекова. Имение Грековых «Гусевка» — деревня Ольховка Саратовской губернии Царицынского уезда, хутор «Мишкина пристань» — «рай земной». Наташа Грекова — ученица Петрова-Водкина. Одновременно с ними гостил профессор консерватории пианист Н. И. Рихтер.
Здесь были написаны «Портрет Наташи Грековой (Казачка)», «Портрет жены в лиловом жакете и желтой шали», «Пейзаж с мельницей», «Пейзаж»[447] и другие работы, сделан ряд рисунков, в том числе «Ветка яблони. „Гусевка“» (частное собрание). Продолжена работа над картиной «Купание красного коня». Сделаны эскизы композиции и этюды коня и всадника на коне, для которого использованы более ранние этюды, написанные с двоюродного брата художника Шуры (А. И. Трофимова).
«Картину пишу: посадил тебя на лошадь („Мальчик“ называется)»[448]. «…обыкновенно я мечтаю и играю на рояле, импровизирую трагедии, элегии, и иногда недурные вещи, даже какая угодно собака может слушать их без воя. <…> Сегодня Мальчик позировал мне для картины…» «для работы приходится изучать „Мальчика“, чтобы знать все, что надо для моего „красного коня“. Читаю здесь „Катю и Андрюшу“, которые очень понравились»[449].
На пароходе по пути в Хвалынск читал «Мемуары о Пушкине» Смирновой. Воспоминания А. О. Смирновой-Россет впервые были изданы «Северным вестником» в 1893. Позднее установили, что в этом издании воспоминания были фальсифицированы[450]. Петров-Водкин, вероятно, читал их по книге «Записки А. О. Смирновой (Из записных книжек. 1826–1845)». СПб., 1895.
По поводу них писал жене в Петербург: «Я вижу Пушкина, как живого, со всеми выходками его гения, с его злостью и красотой. Затем, право, мне кажется, не хвастаясь, что у нас с ним много общего, и избалован он был, как я, даже имел старшего по возрасту друга, как у меня Роберт. Разумеется, Жуковский был более значительной личностью, чем наш старик, да ведь и я не Пушкин… Не знаю отчего меня разбирает охота плакать, читая и видя его грустным или веселым, что мне доставляет удовольствие, так это мысль, что я с тобой счастливее, чем он был со своей женой…»[451]
Сентябрь провел в Хвалынске, был он и в Саратове. 27 сентября сообщил жене, что Павел Кузнецов провожал его в Петербург.
В октябре в Петербурге спешил закончить картину «Купание красного коня» для выставки «Мир искусства», которая открылась в ноябре в Москве. «Купание красного коня» висело над входом на выставку. Здесь же были показаны «Рабочий», «Портрет», «Пейзаж»[452], «Мельница», «Окрестности Хвалынска», «Яблоки», рисунки к картине «Мальчики» и др.
«Петров-Водкин, по обыкновению, дал очень смелую и строго проработанную композицию — „Купание красного коня“, однако его прошлогодние „Мальчики“ были, пожалуй, острее по рисунку и движению»[453].
«На выставке в Москве у меня, как всегда, — или с яростью нападают на меня или наоборот, но во всяком случае это успех. На днях получил стихи одного поэта из Москвы, посвященные картине моей „Купание красного коня“, для которого позировал Шура»[454].
К. С. Петров-Водкин с женой. Фото 1912 года (лето)
К. С. Петров-Водкин с пианистом Н. И. Рихтером в Гусевке. Фото 1912 года
Поэт Рюрик Ивнев вспоминал: «Картина меня поразила, и я откликнулся на нее стихотворением:
К. С. Петрову-Водкину, автору картины „Купание Красного коня“.
Кроваво-красный конь, к волнам морским стремящийся, / с истомным юношей на выпуклой спине, Ты как немой огонь, вокруг костра крутящийся, / О многом знаешь ты, о многом шепчешь мне. / Зрачки расширились… Стою в святом волнении / и слышу запах волн, поющих о весне, / и слышу шепот душ, измученных в горении, / И, юноша, твой плач на огненном коне, / Там, где лежит туман, где степь непроходимая / Зелено-ярких вод, поют о новом дне, / и нас туда влечет мольба неизгладимая, / и там мы будем жить, а здесь мы как во сне.
Вскоре получил письмо, — продолжает он, — „СПб. 28 ноября 1912 года. Многоуважаемый Михаил Александрович, Право не знаю, как ответить на Ваше посвящение „Красному коню“. Радость, доставленная им, слишком серьезна и торжественна, чтобы за нее можно было благодарить, — скажу только, что такие встречи на верху работы потому еще особенно дороги, что они прогоняют усталость и отчаяние и толкают на дальнейшие глубинные поиски“»[455].
В ноябре посетил выставку в Москве, по возвращении в Петербург работал над портретом проф. Редлиха, оперировавшего Марию Федоровну, и «заказом для церкви, что получил в Хвалынске»[456].
«Неделю с чем-то назад видел я, мамочка, чудеса рук и знаний человеческих. Проф. Редлих угостил меня одной из самых страшных своих операций в его клинике, в надежде, что, может быть, я напишу такую картину». Е. Н. Селизарова указывает, что рисунки, сделанные в операционной, хранятся в ГРМ[457].
Купание красного коня. Второй вариант композиции. 1912. Холст, масло. Уничтожен автором
В ноябре 1912 — феврале 1913 участие во Второй постимпрессионистической выставке в Лондоне, где выставлялись французские, английские и русские художники. Экспонировал картину «Сон»[458]. Во французском разделе были показаны произведения Матисса, Пикассо, Сезанна и др. Выставка была открыта в ноябре 1912 и экспонировалась четыре месяца[459].
Пейзаж на Дону. 1912. Холст, масло. ГТГ
«Русские художники занимают особое положение на выставке, прежде всего по тому впечатлению, какое они производят на широкую публику своей „экзотичностью“, т. е. сильно выраженной в них национальностью, отличной от западных соседей. Из известных читателям „Аполлона“ художников представлены: Богаевский, Гончарова, гр. Комаровский, Ларионов, Петров-Водкин, Рерих, Сарьян, Стеллецкий и Черлянис. <…> С большим уважением была отмечена способность русских и фантастическим сочинениям картин — залог того, что чистая живопись может развиться среди таких художников даже лучше, чем где-либо, и что уже теперь все они обладают изрядным красочным смыслом, который может <…> дать замечательные произведения в
