У Марты едва заметно дрогнул подбородок. Кажется, ему удалось ее задеть. Сейчас начнет рассказывать про свои снайперские успехи, про то, как была наемником…
Но Марта просто кивнула:
– Мне нужны имя и приметы. Лучше – фотография.
– Погоди, погоди, – остановил он ее. – До этого мы еще дойдем. Пока вот что. Надо, чтобы ты установила шпионское устройство на машину моей жены. Нужна запись всех ее телефонных разговоров. Сделать это необходимо срочно, буквально вчера, ясно?
Марта смотрела на него внимательно, ничем не выказывая своего удивления.
– И еще. Отберешь из команды пару надежных ребят. Ты понимаешь, о чем я? Самых отмороженных найди, самых жадных, сделаешь?
– Да, – подтвердила Марта, пристально глядя на него своими бесцветными глазами.
– Хорошо. Как только что интересное, тут же докладываешь мне. Свободна, – бросил Миша.
Ночь он провел здесь же, в кабинете, скорчившись на скользком, обитом дорогущей кожей диване. То проваливался в тягучий, не приносивший отдыха сон, то подскакивал весь в поту, мучительно пытаясь вспомнить привидевшийся кошмар. Но сновидения пропадали бесследно, оставив лишь смутное ощущение душного ужаса. Он распахивал полированную дверцу бара, жадно, большими глотками хлебал виски прямо из горлышка и снова возвращался на диван.
В девять его разбудила Марта – принесла ноутбук, потыкав в кнопки, включила ему запись первого телефонного разговора Ольги. Сквозь полупьяное состояние, туманящее сознание, Миша услышал нежный грудной голос жены.
– Все в порядке, – произнесла Оля.
И Миша невольно оглянулся: голос жены звучал так четко, словно она находилась где-то рядом, за его спиной.
– Я съезжу сегодня…
– Не говори ничего, – оборвал ее голос Умарова. Догадался, значит, ублюдок, что телефон могут прослушивать, решил принять меры предосторожности. – Все в силе? Завтра, как договорились?
Миша весь подобрался, ожидая ответа, чувствовал, как напряглись мышцы во всем теле.
– Да, – обреченно уронила Ольга.
– Все, больше с этой симки не звони. Жду, – бросил Умаров и повесил трубку.
Значит, тот ссыкливый стукачок сказал ему правду. Оля, его жена, и этот чеченский подонок… Конечно, с самого начала он должен был понять, что это правда. Просто не хотел верить, понадеялся на порядочность этого джигита, так кичившегося своей принципиальностью, на честность жены… А они врали ему, все это время врали, спариваясь по углам, как крысы.
Миша заскрежетал зубами, когда услужливое воображение вмиг нарисовало ему эту картину. Суки, лживые суки! Радовались, наверное, что ловко обдурили старого, надоевшего мужа. Теперь, значит, еще и кинуть его решили, сбежать, украв самое дорогое, что у него есть, – детей. Этот чеченский урод будет учить их стучать лбом об пол во имя Аллаха, а Ольга, тварь такая, станет рассказывать пацанам, что их родной отец был подонком. Нет, не бывать этому! Вы еще не знаете, с кем связались, ублюдки!
Ничего не сказав Марте, Миша вышел из кабинета, в два прыжка одолел лестницу и ворвался в спальню жены. Оля, перебиравшая какие-то вещи в шкафу, вздрогнула, увидев мужа, попятилась, прижав руки к груди. Поняла, значит, что ему все известно.
– Миша, что случилось? – почти беззвучно прошептала она.
Испугалась, а?! Затряслась от страха! Гадить там, где живет, значит, было не боязно, а отвечать за свои поступки теперь страшно!
– Случилось, – прохрипел он. – Ты сама, шлюха, знаешь, что случилось. Ну, давай, начинай изворачиваться, рассказывать, что Умаров тебе просто друг… А я посмотрю, послушаю, может, даже поверю, если будешь убедительно выворачиваться.
Ольга смотрела на него помертвевшими глазами, губы ее дрожали. Наконец, справившись с собой, она прошептала:
– Нет. Все – правда. Руслан – мой любовник, я люблю его.
И Миша закричал – страшно, утробно, как смертельно раненное животное. Он бросился к Ольге, схватил за плечи, встряхнул так, что ее голова мотнулась назад и с глухим стуком ударилась о стену. Она охнула, забилась в его руках, пытаясь вырваться, оступилась. Они вместе рухнули на пол. Миша в удушливой больной ярости рвал руками ее легкое, хрупкое тело.
– Не ори! – шипел он, зажимая ей рукой рот.
Отчаянно вертя головой, Ольга укусила его ладонь. Он, отдернув руку, выругался, сильнее прижал ее к полу.
– Убей меня! Убей! – стонала она. – Я все равно не могу больше жить с тобой! Я не люблю тебя. И никогда не любила…
Его твердые ладони, столько раз гладившие, дрожа от нежности, эту женщину, сомкнулись сейчас на ее шее, сдавили, сжали. Оля захрипела, забилась под ним. Глаза ее закатились, губы посинели.
И Миша вдруг вспомнил тот день, когда впервые увидел ее после многолетнего отсутствия в родном городе. Как она стояла среди вздымающихся на ветру простыней, смеялась над ним, юная, дерзкая, независимая. Как потом, уже в Москве, протягивала ему липкий конус с мороженым и, улыбаясь, вытирала кончиком носового платка сладкий сироп с его губ. Как он целовал ее, нежно, бережно, чудовищным усилием сдерживая нахлынувшую страсть, чтобы не испугать, не сделать больно этому полуребенку-полуженщине.
Замычав от бессильной боли, он разжал руки, отпустил ее и откатился в сторону, ударившись затылком о ножку кровати.
Оля со свистом вдохнула воздух, еще не совсем придя в себя, лежала на спине, отрешенно глядя в потолок. Помедлив несколько минут, она приподняла голову, осмотрелась. Миша, откатившись от нее, лежал скорчившись, уткнувшись в пол. Плечи его конвульсивно вздрагивали.
– Я не могу, не могу, – просипел он.
Ольга осторожно дотронулась до его плеча.
– Прости меня! – хрипло попросила она. – Прости, я никому не хотела делать больно. Так сложилось. Ничего уже не изменишь. Прошу тебя, отпусти меня…
Миша дернулся, выпрямился, медленно покачал головой. Нет, это исключено, он никогда ее не отпустит. Он просто не сможет без нее, без ее голоса, без этих рук, пусть неохотно, через силу, но дарящих ему такое счастье. Он простит ее, он все забудет, заставит себя забыть. Но не отпустит!
– Ты сама не понимаешь, что говоришь, – твердо сказал он. – Ты – моя жена, мать моих детей и останешься ею. Мы начнем все сначала, уедем отсюда, заберем мальчиков. Я куплю тебе все, что захочешь.
– Но я не хочу, – отчаянно замотала головой Ольга. – Я не хочу быть с тобой. И не буду! Мне тридцать лет, я взрослый человек! Как ты можешь решать за меня?
– Да мне плевать, сколько тебе лет! – яростно выкрикнул он. – Ты – моя! Я никому тебя не отдам, хочешь ты этого или нет. Умаров может катиться к черту! Идиотка! Что бы ты там ни задумала – из дома ты выйдешь только вместе со мной и поедешь в аэропорт. Там мы сядем в самолет и полетим в Англию. Может быть, ты последние мозги растеряла, но у меня, слава богу, котелок варит. Я тебя не выпущу!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
