Новициатка указала на внушительную преграду в конце погубленного сада.
— Грубую силу, будьте любезны, — обратился адмирал к Нуме Дрозу.
Огромный швейцарец немедленно прибег к помощи кованого сапога; дверь треснула, не выдержав насилия. С контрастирующей мягкостью он высвободил пострадавший засов. Дверь распахнулась.
Адмирал Солово вошел в келью, как Мехмед-Завоеватель в Константинополь. Остальные следовали за ним с опаской, подобно ученикам у Гробницы Воскресшего.
Гроб сей не был пустым. Настоятельница, оставив мир позади, спокойно сидела в кресле возле постели, окруженная своими собранными земными радостями. Повсюду, где только можно было, стояли чаши и вазы, полные цветов, даже пол и постель были густо усыпаны ими, так что обычно скудная и строгая келья в тот день просто полыхала многоцветием красок.
Пока его помощники и последователи дивились, пытаясь запечатлеть в памяти увиденное, чтобы вспоминать в преклонном возрасте, Солово предпринял недолгий розыск и обнаружил незапечатанный конверт, прислоненный к полному цветов умывальному тазу.
— Я услышала зов, — бесстрастно прочел он собравшимся свидетелям, и послушно покоряюсь ему, не желая ничего оставлять за собой. Мой Спаситель жив, я это знаю.
Томас Кромвель вздохнул.
— Последнее слово, как всегда, оставалось за ней, — с горечью сказал он.
— Должно быть, она ощутила на себе тяжелую руку времени, — предположил Кромвель, — и не ошиблась.
Адмирал Солово сделал ход, которым обрек ладью Кромвеля на верную гибель.
— Думаю, со старыми друзьями не прощаются так, как это сделала настоятельница. Представьте себе, каково ей было бы проснуться на следующее утро!
— Быть может, она приняла яд, чтобы избежать позора, — терялся в догадках Кромвель, кривившийся над доской и не желавший признать поражение.
— Нет, — ответил Солово, разглядывая опустошенный сад. — Я немного знаком с искусством отравителя. Настоятельница отбыла, повинуясь зову одной лишь природы.
— И ее видели снова! — пискнула госпожа де Маринетти. — Этим утром! Одна из новициаток сказала мне.
— Я тоже слыхал об этом, — проговорил адмирал. — Похоже, она сохранила интерес к своему бывшему саду.
«Бывшему» — точное слово. Измученный скукой и похотью, Нума Дроз заставил повиноваться самых стойких монахинь, превратив сад, как и намеревался, в цитадель. За одну короткую неделю все растения исчезли, уступив место щебенке.
— Мертвые, — Кромвель сплюнул, — уходят, и, конечно, незачем им возвращаться, чтобы смущать нас. В этом их огромнейшее достоинство. И этого требует правильный порядок вещей.
— Как так? — спросил Солово, являя вежливый интерес к государственным соображениям солдата.
— Ну, подумайте, что будет, — ответил англичанин смело и уверенно, если каждый казненный своим господином будет возвращаться, чтобы осмеять его решение? Что будем делать, если каждый висельник потом будет изображать, что суд был неправым? Нет, адмирал, тогда начнется просто метафизическая анархия!
Солово решил, что подобная ситуация скорее понравилась бы ему, и высказался в пользу открытой в обе стороны могилы.
— К тому же, — продолжал Кромвель, — смерть этой женщины облегчало ожидаемое доказательство собственной правоты. Не сумев пробудиться к жизни вечной, она должна была, если только имела такую возможность, пережить крушение собственных фантазий. Однако, увы, она не способна на это, потому что я прав, а она мертва.
Тут де Маринетти охнула и ткнула пальцем в воздух. Адмирал Солово улыбнулся, а Кромвель подпрыгнул, подбросив в воздух доску и шахматные фигурки.
Настоятельница скользила вдоль одной из стен, прикасаясь к незримым цветам и нюхая их. Они видели старую даму как сквозь серую вуаль… фигура ее мерцала, словно бы она то и дело проходила врата между ее миром и реальным. Присутствия адмирала и его людей монахиня будто не замечала. Наконец, она вступила в некую часть параллельного мира, невидимую человеку, и исчезла подобно погашенному огоньку свечи.
Каллипия де Маринетти глубоко вздохнула и провела руками по шелковому платью.
— Вот уж не думала, — мурлыкнула она, — что испуг может быть столь восхитительным.
Томас Кромвель был настроен менее оптимистично. Он глядел вслед видению, не скрывая жестокости.
— Все это я воспринимаю как оскорбление, — проговорил он негромко.
— Когда тебя преследуют духи, — сказал адмирал Солово, — важно стоять смирно.
— Что? — гневно огрызнулся Кромвель, с трудом отрывая свой взор от настоятельницы, которая вновь приближалась, обходя исчезнувшие клумбы. Смирно? Как это понимать?
Солово со смирением пропустил мимо ушей неуважение подчиненного, посчитав его результатом перенапряжения. Более двух недель призрак определенно изводил Кромвеля как частыми появлениями — иногда в самый неудобный момент или минуты уединения, — так и их последствиями. Англичанин вбил себе в голову, что все, даже смешливые новициатки, смеются над ним.
— Я хочу сказать, — терпеливо принялся пояснять адмирал, — что видения допускаются к нам через особые врата. Если проследить за ними с помощью нашего кривого зрения, они мимолетны и случайны. Одно мгновение ты видишь его, а потом оно вдруг исчезло, чтобы вновь объявиться в другом месте. Соответствие измерений между нашим миром и… тамошним не является ни точным, ни предсказуемым. И если ты примешься двигаться в подобный момент, то рискуешь угодить в иные края. Кто может сказать, какая жуткая пасть незримо может разверзнуться на расстоянии простертой руки возле него?
Но Томас Кромвель зашел чересчур далеко, чтобы прислушаться к мудрым словам. Будущий канцлер Англии общался со своим подсознанием, возвращаясь назад на годы и сливаясь с корнями. До него доносились свирепые советы саксонских предков-язычников. Даже Король-Честолюбие не мог совладать с ветрами, что дули из этих глубин и краев.
Глаза его сузились, и руки, что в будущем закроют монастыри в своей отчизне, сжимались и разжимались в бессильной ярости. «Можа и так, сказал он, ни к кому особенно не обращаясь. Аккуратный придворный язык сменился диалектом более густым и быстрым. — Только, по-моему, меня осмеивают! Похоже на то, и я сыт этим по горло!»
Англичанин извлек потайной зазубренный кинжал, который Солово заметил еще при первой встрече, и бросился на мерцавший силуэт настоятельницы. Адмирал был достаточно заинтригован: во-первых, Кромвель оказался солдатом настолько, чтобы унизить свой гнев до услужливой жесткости, во-вторых, ему было интересно проверить собственную теорию. Тут англичанин исчез из виду, словно проглоченный.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
