– Везде, конечно. Там, где есть телефон.
– Да, прошу вас. – Она отстегнула ремни и всплыла над креслом. – Давай пока что поможем людям подняться и сделаем один виток. Посмотрим, что там есть.
Мы «похоронили» Джекоба Пайерсона в космосе. Он исповедовал какую-то разновидность мусульманства, так что Мухаммед Тен сказал несколько слов прежде чем Мэригей нажала кнопку, открывавшую люк вакуум-отсека, и остатки воздуха мягко вытолкнули тело пустоту. Это было, можно сказать, замедленной кремацией, так как мы находились на достаточно низкой орбите, и труп через некоторое время должен был неминуемо сгореть от трения об атмосферу.
Мы приземлились на старинном космодроме мыса Кеннеди, в самой дальней его части, где находилась площадка, предназначенная специально для таких, как, совершающих посадку, сопровождающуюся губительным ливнем гамма-лучей. Вскоре к нашему кораблю подкатился специальный бронированный транспортер замер в отдалении, ожидая, пока мы выйдем. Спустя тридцать минут радиометр сообщил, что мы можем покинуть корабль. Воздух был душным, теплым казался тяжелым от запаха соли. Пока мы неуверенно ходили по рампе, с мангровых болот налетел ветер и принялся теребить нашу одежду. Внизу пахло обгоревши металлом; вспучившаяся было от неимоверного жара посадочная площадка терпеливо выравнивалась, остывая.
– Как тихо… – сказала Алиса.
– В этом углу всегда было тихо, – отозвался По, – считая запусков и приземлений. Я боюсь, что и весь космодром окажется таким же. Как и наш.
Металлическое покрытие все еще дышало жаром, возможно, продолжало понемногу испускать альфа-частицы. И все равно, воздух был изумительным; я так жадно дышал, что впал в легкую эйфорию.
– Кто вы? – раздался металлический голос транспортера. Он говорил на стандартном языке. – Откуда вы прибыли?
– Говори по-английски, – по-английски же ответила Мэригей. – Мы группа жителей Среднего Пальца, планеты системы Мицара.
– Прибыли для торговли?
– Возможно. Доставь нас к людям.
В борту машины распахнулась двустворчатая дверь.
– Я могу доставить вас в космопорт. Мне не разрешается передвигаться по дорогам без колес.
Мы вошли внутрь, и четыре больших окна сразу же стали прозрачными. Как только мы уселись, двери закрылись, машина попятилась, развернулась и, покачиваясь, перебирая двенадцатью членистыми ногами, быстро направилась в дальний конец посадочной полосы.
– Почему у тебя нет колес? – спросил я, заикаясь от судорожного покачивания машины.
– У меня есть колеса. Я не надевал их в течение весьма длительного времени.
– Есть ли люди в космопорте? – обратился к машине Мухаммед.
– Я не знаю. Я никогда не был внутри.
– А есть ли вообще люди в мире? – вновь задал я вопрос.
– Это не тот вопрос, на который я способен ответить. – Машина остановилась настолько резко что Матт и я, сидевшие непристегнутыми, чуть не вылетели из кресел. Двери резко открылись. – При выходе из салона не забывайте свои вещи. Соблюдайте осторожность на территории космодрома. Желаю хорошо провести время.
Главное здание космопорта представляло собой огромную конструкцию без единой прямой линии: сплошные параболы и цепочки, похожие на структурные формулы сложных молекул, да яркие металлические фасетчатые поверхности, казавшиеся откованными вручную Приближавшееся к зениту солнце сотнями оранжевых огней ослепительно сверкало на металлических частях.
Мы нерешительно подошли к двери с надписью «diijha/вход», которая при нашем приближении почему-то беззвучно скользнула вверх. Проходя через это подобие гильотины, я ощутил заметную тревогу. Другие также не стали задерживаться в проеме.
В здании не было тишины. Слышался какой-то, казавшийся успокоительным, звук, напоминавший модулируемый белый шум; он пульсировал в ритме, более медленном, чем сердцебиение. И чуть слышался скорее угадывавшийся, чем улавливаемый ухом перезвон.
Пол был усыпан пустыми одеждами.
– Ну что ж, – первым нарушил молчание По, – я полагаю, что мы смело можем развернуться и отправиться домой.
Антарес-906 издал шипящий звук, которого я никогда от него не слышал, и медленно описал левой рукой круг в воздухе.
– Я ценю вашу потребность в юморе. Но здесь имеет очень много, что делать, и может иметься опасность. – Похоже, что он от волнения разучился правильно говорить на английском языке, которым вообще-то владел безукоризненно. Он повернулся к Мэригей. – Капитан, я предлагаю, чтобы по крайней мере один из вас вернулся на судно за боевым костюмом.
– Хорошая мысль, – согласилась она. – Уильям, выгляни наружу, посмотри, не удастся ли поймать эту прыгающую штуку.
Я вернулся к входной двери, которая, конечно же, не открылась передо мной. В сотне метров от нее обнаружилась другая дверь с надписью «mosch/посадка». Когда я вышел из здания, ко мне, звеня и подпрыгивая, подбежал тот же самый транспортер.
– Я забыл кое-что, – сказал я. – Отвези меня обратно на судно.
Облачение в боевой костюм вообще-то достаточно зрелищное и, можно сказать, артельное действо. Помещение для переодевания обычно рассчитано человек на сорок. Вы раздеваетесь догола, вскакиваете в костюм, прикрепляете спереди и сзади трубки для приема испражнений, после чего позволяете доспеху, словно раковине моллюска, закрыться, и выходите наружу. Теоретически за пару минут можно ввести в бой целую группу одетых в боекостюмы солдат.
В том же случае, когда у вас нет достаточной практики и оборудования для облачения, а костюм не подогнан под ваши размеры, этот процесс не является ни быстрым, ни драматическим. Вы так и этак изворачиваетесь и корчитесь, наконец прилаживаете все на место, а затем пробуете вручную закрыть раковину. Когда она не закрывается (а так обычно и бывает в подобных случаях), вы возвращаетесь на несколько шагов назад и начинаете все сначала.
Мне потребовалось почти пятнадцать минут, после чего я неуклюже затопал вниз по рампе, с каждым шагом чувствуя себя все увереннее. Двери транспортера открылись.
– Благодарю тебя, – сказал я. – Пожалуй, я пройдусь пешком.
– Это не разрешается, – сказала машина. – Это опасно.
– Самый опасный здесь я, – сказал я, подавив в себе импульс оторвать у машины пару ног, чтобы посмотреть, как она поведет себя. Вместо этого я включил умножитель усилия костюма и побежал, делая огромные пологие прыжки.
Это получалось у меня не столь гладко и автоматически, как когда-то, но все равно я двигался быстро и оказался у двери космопорта меньше чем через минуту.
Дверь не пожелала открыться передо мною, посчитав меня механизмом. Я прошел сквозь нее. Небьющееся стекло потеряло прозрачность, прогнулось и разорвалось, словно ткань.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
