— Лево на борт! — заорал кто-то, потеряв видать разум. — На абордаж! К бою!
Пираты, растерявшись, заметались по палубе. За время своей службы у Сына Смерти они просто успели поотвыкнуть от настоящих боев. Купцы сдавались обычно сразу, после одного-двух залпов, а от военных кораблей Рагир ловко ускользал — то ли из-за своей безумной удачливости, то ли, как шептались в кубриках, благодаря помощи самого Сабади.
И вот теперь они явно не знали, что делать.
— Румпель! Румпель на правый борт! Шаргат бы вас всех драл в задницу! — орал Шавресс, смахивая со лба кровь. — И кто-нибудь, держите парус! Крепить штаги, мать-перемать!
Рулевой пытался выполнить приказ, но беспомощно повалился на колени, кровь хлынула из рваной раны на груди. Боцман отчаянно кинулся было к парусам, но опоздал. Галеон, потерявший управление в тот момент, когда картечь огненным вихрем пронеслась по его палубе, развернулся носом по ветру и был напрочь лишен возможности маневра.
А стрелки на марсах эгерийца, сблизившегося уже меньше чем на два кабельтовых, принялись палить по палубе беспомощного «Разящего грома».
— Кто-нибудь, к штурвалу! Идем на абордаж, иначе не… — выкрикнул поднявшийся боцман.
Он знал, что против них направлены большие пушки, заряженные сорокафунтовыми ядрами. И прекрасно понимал, что еще пары десятков попаданий таких ядер достаточно, чтобы отправить «Гром» на дно. Он побежал по шканцам, на ходу выкрикивая команды.
И тут чья-то шальная или, наоборот, дьявольски меткая пуля впилась второму боцману в бедро. Он даже почувствовал, как ломается кость от удара, услышал жуткий хруст — и со сдавленным стоном рухнул на палубу без памяти.
А потом произошло что-то непонятное. Резко рыскнув, зарываясь носом в волны, «Леопард» стал разворачиваться правым бортом. Почти на месте.
…Дон Ронкадор понимал, что рискует — этому фокусу его научил дон Баррако, но тому случалось проделывать подобное на галеасе или легком бриге — а вот как поведет себя могучий галеон, больше которого в мире было от силы десятка два судов? Но тут уж как повезет…
Приходится рисковать — ведь ему предстоит драться с почти равным противником, а из его людей хорошо если половина участвовала хоть в каких-то боях.
Именно поэтому вся возня с абордажной ротой — лишь для отвода глаз… А главное происходило сейчас на орудийной палубе да еще на баке, где моряки под началом боцмана пять минут назад закончили оттаскивать оба левых якоря к правому клюзу, стягивая их цепью.
Вот ударили пушки, дымы окутали левый борт…
— Пош-шел якорь!! — выкрикнул Веринто.
Поворот руля, заставивший корабль чуть уйти из-под ветра, теряя ход… Стоявший на носу Довмонт одним взмахом молота выбил стопор — и завертелся, завывая и скрежеща, ворот кабестана, вытравливая якоря.
Визг трущегося дерева и лязг шестерен был слышен даже на мостике, и де Ронкадор некстати вспомнил дурацкую песню салонного барда: что-то там было про снасти, звучащие, как струны, и «печальный напев кабестана». Видать, ни разу не ступал бард на палубу, иначе бы знал: сколько масла ни изведи, а все равно визжит ворот как испуганная свинья!
Но в этот момент все четыре якоря ударились о глинистое дно, и «Леопард» начало заносить кормой.
Скорость хода развернула его во всю длину, корабль накренился, так что в щели неплотно прикрытых нижних портов хлестнула морская пена; многие, несмотря на то, что успели приготовиться, не удержались на ногах. Внизу загрохотало слетевшее с креплений орудие, завопил оказавшийся на его пути матрос-несчастливец.
Мгновения тянулись как тягучий мед, скрипели сочленения корпуса, принимая на себя силу разогнавшихся семидесяти с лишним тысяч пудов дерева, металла и человеческих тел — но набор из крепчайшего мореного дуба выдержал.
Концы грота реев опасно наклонились к воде, лопнула цепь и сорвало один из якорей, почти сразу — второй; разорвалось не меньше трети плетей канатов — но это были отличные канаты, за каждый из которых интендантам приплатили по сотне полновесных золотых. И поэтому, раньше чем сорвало третий якорь, корабль выпрямился, тяжело закачавшись на волнах — правым, невыстрелившим бортом к врагу. И сразу же под палубой загрохотали приводимые в боевое положение пушки, заскрежетали гандшпуги о палубу, с бранью и хаканьем артиллеристы наводили орудия, доворачивая двадцатичетырехфунтовки.
На «Разящем громе» похоже поняли, что дело плохо — в подзорную трубу было видно, как люди в отчаянии падают на палубу, прямо среди трупов и раненых.
Кто-то, пав на колени, молился. Несколько человек выпрыгнуло за борт, рассчитывая доплыть до берега раньше, чем ими заинтересуются акулы.
Потом «Леопард» вновь вздрогнул, тяжело осев от мощи залпа в воду на пару футов, и запрыгал на волнах.
Удача в этот день была на стороне эгерийцев — в цель попало больше половины ядер и картечных выстрелов. И этого хватило, чтобы добить пирата.
Команда, чуть придя в себя, пыталась как можно быстрее убрать перепутавшиеся снасти, чтобы вывести фрегат из-под обстрела.
— Быстрее, недоноски русалочьи! — вопил Щеголь, но его прервал отчаянный крик единственного уцелевшего марсового.
— Огонь в дыре!!!
Пушки развернувшегося «Леопарда» выплюнули картечь, убив или покалечив тех, кто не успел укрыться.
«Разящий гром» вздрогнул всем корпусом, будто налетел на риф.
Пираты попадали на палубу, на своей шкуре почуяв, как выглядит воплощение старого морского проклятия «Разрази тебя гром!!!», выбранного когда-то названием бывшему «Нуэстра де Кивирра».
Потом повисла тишина.
Боцман, наконец, с усилием приподнялся и сел, кашляя и отплевываясь.
С обреченностью посмотрел на болевшую ногу и радостно хохотнул — пуля угодила в ножны тесака и хотя и сломала их, тем не менее, защитила его плоть. С облегчением боцман понял, что руки и ноги целы — не перебиты и не сломаны.
Облегчение было тем более велико, когда он огляделся по сторонам. Трупы и раненые усеивали всю палубу, и через шпигаты в океан сбегали багряные ручейки, паруса были порваны, забрызганы кровью, а потемневшее от стихий дерево бортов исцарапано картечью и сверкало теперь на солнце свежими разломами. Это выглядит так, мелькнула смутная мысль, будто разгневанный демон прошелся огненной палицей по палубе «Разящего грома».
Ванты с одной стороны были порваны, и два ядра угодили в шпор мачты, она зашаталась и накренилась. Натяжение бизань-штагов отклонило ее вперед, оставшиеся ванты — к правому борту; порвался стень-фордун, стеньга зацепилась за грота-рей и все повисло, готовое в любую минуту разлететься на составные части.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
