М. А. Кузмин (1875–1936)
95
(Из «Александрийских песен»)Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,все мы четыре любили, но все имели разные «потому что»:одна любила, потому что так отец с матерью ей велели,другая любила, потому что богат был ее любовник,третья любила, потому что он был знаменитый художник,а я любила, потому что полюбила.
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,все мы четыре желали, но у всех были разные желанья:одна желала воспитывать детей и варить кашу,другая желала надевать каждый день новые платья,третья желала, чтоб все о ней говорили,а я желала любить и быть любимой.
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,все мы четыре разлюбили, но все имели разные причины:одна разлюбила, потому что муж ее умер,другая разлюбила, потому что друг ее разорился,третья разлюбила, потому что художник ее бросил,а я разлюбила, потому что разлюбила.
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,а может быть, нас было не четыре, а пять?
1905–1908
96. Газела
(Из цикла «Венок весен»)
Цветут в саду фисташки, пой, соловей!Зеленые овражки, пой, соловей!По склонам гор весенних маков ковер;Бредут толпой барашки. Пой, соловей!В лугах цветы пестреют, в светлых лугах!И кашки, и ромашки. Пой, соловей!Весна весенний праздник всем нам дарит,От шаха до букашки. Пой, соловей!Смотря на глаз лукавый, карий твой глаз,Проигрываю в шашки. Пой, соловей!Мы сядем на террасе, сядем вдвоем…Дымится кофей в чашке… Пой, соловей!Но ждем мы ночи темной, песни мы ждемЛюбимой милой пташки. Пой, соловей!Прижмись ко мне теснее, крепче прижмись,Как вышивка к рубашке. Пой, соловей!
1908
97. <Рондо>
В начале лета, юностью одета,Земля не ждет весеннего привета,Не бережет погожих, теплых дней,Но, расточительная, все пышнейОна цветет, лобзанием согрета.
И ей не страшно, что далёко где-тоКонец таится радостных лучей,И что недаром плакал соловейВ начале лета.
Не так осенней нежности примета:Как набожный скупец, улыбки светаОна сбирает жадно, перед нейНе долог путь до комнатных огней,И не найти вернейшего обетаВ начале лета.
1910
98. Второй удар
(Отрывок)
Кони бьются, храпят в испуге,Синей лентой обвиты дуги,Волки, снег, бубенцы, пальба!Что до страшной, как ночь, расплаты?Разве дрогнут твои Карпаты?В старом роге застынет мед?
Полость треплется, диво-птица;Визг полозьев — «гайда, Марица!»Стоп… бежит с фонарем гайдук…Вот какое твое домовье:Свет мадонны у изголовьяИ подкова хранит порог.
Галереи, сугроб на крыше,За шпалерой скребутся мыши,Чепраки, кружева, ковры!Тяжело от парадных спален!А в камин целый лес навален,Словно ладан шипит смола…
1925–1928
А. А. Ахматова (1889–1966)
99
Хочешь знать, как всё это было?Три в столовой пробило,И, прощаясь, держась за перила,Она словно с трудом говорила:«Это всё… Ах нет, я забыла,Я люблю вас, я вас любилаЕще тогда!»— «Да».
1910
100
Я живу, как кукушка в часах,Не завидую птицам в лесах.Заведут — и кукую.Знаешь, долю такуюЛишь врагуПожелать я могу.
1911
100 а
Смуглый отрок бродил по аллеям,У озерных грустил берегов,И столетие мы лелеемЕле слышный шелест шагов.
Иглы сосен гулко и колкоУстилают низкие пни…Здесь лежала его треуголкаИ растрепанный том Парни.
1911
101. Отрывок
…И кто-то, во мраке дерев незримый,Зашуршал опавшей листвойИ крикнул: «Что сделал с тобой любимый.Что сделал любимый твой!
Словно тронуты черной, густою тушьюТяжелые веки твои.Он предал тебя тоске и удушьюОтравительницы любви.
Ты давно перестала считать уколы —Грудь мертва под острой иглой.И напрасно стараешься быть веселой —Легче в гроб тебе лечь живой!..»
Я сказала обидчику: «Хитрый, черный,Верно, нет у тебя стыда.Он тихий, он нежный, он мне покорный,Влюбленный в меня навсегда!»
1912
102
Настоящую нежность не спутаешьНи с чем, и она тиха.Ты напрасно бережно кутаешьМне плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные Говоришь о первой любви. Как я знаю эти упорные, Несытые взгляды твои!
1913
103. 8 ноября 1913
Солнце комнату наполнилоПылью желтой и сквозной.Я проснулась и припомнила:Милый, нынче праздник твой.Оттого и оснеженнаяДаль за окнами тепла,Оттого и я, бессонная,Как причастница спала.
1913
104
Я с тобой не стану пить вино,Оттого что ты мальчишка озорной.
Знаю я — у вас заведеноС кем попало целоваться под луной.
А у нас — тишь да гладь. Божья благодать.
А у нас светлых глаз Нет приказу подымать.
1913
105
Александру БлокуЯ пришла к поэту в гости.Ровно полдень. Воскресенье.Тихо в комнате просторной,А за окнами мороз
И малиновое солнцеНад лохматым сизым дымом…Как хозяин молчаливыйЯсно смотрит на меня!
У него глаза такие,Что запомнить каждый должен,Мне же лучше, осторожной,В них и вовсе не глядеть.
Но запомнится беседа,Дымный полдень, воскресеньеВ доме сером и высокомУ морских ворот Невы.
1913
106. Двустишие
От других мне хвала — что зола,От тебя и хула — похвала.
1931
107. Поэма без героя
(Отрывок)
Я зажгла заветные свечи, Чтобы этот светился вечер, И с тобой, ко мне не пришедшим. Сорок первый встречаю год.Но… Господняя сила с нами! В хрустале утонуло пламя, «И вино, как отрава, жжет».Это всплески жесткой беседы, Когда все воскресают бреды, А часы все еще не бьют…Нету меры моей тревоге, Я сама, как тень на пороге, Стерегу последний уют.И я слышу звонок протяжный, И я чувствую холод влажный, Каменею, стыну, горю…И, как будто припомнив что-то, Повернувшись вполоборота, Тихим голосом говорю:«Вы ошиблись: Венеция дожей — Это рядом… Но маски в прихожей И плащи, и жезлы, и венцыВам сегодня придется оставить. Вас я вздумала нынче прославить, Новогодние сорванцы!»Этот Фаустом, тот Дон Жуаном, Дапертутто, Иоканааном, Самый скромный — северным Гланом Иль убийцею Дорианом, И все шепчут своим дианам Твердо выученный урок.А для них расступились стены, Вспыхнул свет, завыли сирены И как купол вспух потолок.Я не то что боюсь огласки… Что мне Гамлетовы подвязки, Что мне вихрь Саломеиной пляски, Что мне поступь Железной Маски, Я еще пожелезней тех…И чья очередь испугаться, Отшатнуться, отпрянуть, сдаться И замаливать давний грех?Ясно всё: Не ко мне, так к кому же?[20] Не для них здесь готовился ужин, И не им со мной по пути.Хвост запрятал под фалды фрака… Как он хром и изящен!.. Однако Я надеюсь, Владыку Мрака Вы не смели сюда ввести?Маска это, череп, лицо ли — Выражение злобной боли, Что лишь Гойя смел передать.Общий баловень и насмешник — Перед ним самый смрадный грешник — Воплощенная благодать…
1940–1962
О. Э. Мандельштам (1891–1938)
