Дундик и Храмов добрались до места, в пятом часу утра, когда начало светать. Они ещё раз сверились с планом, нарисованным Тарасовым на тетрадном листке, загнали «Жигули» в лес. Откинув передние сидения, попробовали заснуть, но сон продолжался недолго.
Вдруг сломалась печка, в салоне стало холодно.
Пришлось выбраться из машины. Они срубили сухостойную осинку, наломали лапника и развели костер. Около восьми утра появился Тарасов, велел потушить костер, проверил оружие, отдал последние распоряжения и поехал дальше. Потянулись долгие часы ожидания.
Чтобы скоротать время, Дундик вытащил из кармана засаленную колоду карт и объявил, что хотя и не уважает фраерские игры, играть умеет только в дурака. До полудня они, сидя на траве, резались в карты. Чуткий на ухо Храмов, первым услышал звук приближающейся машины.
Он сгреб карты, сунул их в карман. Взяв автомат за ствольную коробку, перебросил ремень через правое плечо.
– Пошли, – махнул рукой Храмов и пошутил. – Ружо не потеряй.
Храмов и следом за ним Дундик, низко пригибаясь к земле, пробежали метров семьдесят до придорожного оврага. Судя по звуку двигателя, машина была где-то рядом. Храмов перекрестился и передернул затвор.
– С Богом. Только не высовывая свой лысый череп. Я сам глядеть буду.
Он высунулся из оврага. Из-за поворота выехала «Вольво». Выплевывая грязь из-под колес, машина медленно проползла мило, повернула к темному бараку.
– Еще одна едет, – сказал Дундик.
Храмов высунул голову. Теперь из леса выехал «Форд Скорпио», медленно проехал мимо молодых людей. Подогнув колени к животу, Храмов присел на корточки. В несколько затяжек скурил сигарету почти до фильтра, протянул короткий окурок Дундику. Тот раз затянулся, выплюнул окурок изо рта.
«Форд» не доехал до барака, остановился на полдороги между лесом и карьероуправлением. Водитель выключил двигатель. Тишина. Слышна лишь птичья перекличка в лесу. Дундик не отрываясь смотрел на наручные часы. Секундная стрелка сделала круг, другой, третий. Тишина. Храмов, склонив голову набок, поднял кверху правое ухо.
– Слышь?
– Нет, вроде ничего, – помотал головой Дундик.
– Едут, пень глухой. Деревня.
Теперь за шелестом листвы и вправду стал слышен шум приближающегося автомобиля. Дундик сглотнул слюну, опустив дуло автомата вниз, передернул затвор. Храмов приподнялся, бросил короткий взгляд на дорогу и снова залег на дне оврага.
– «Восьмерка» белая, – прошептал Храмов. – Первым мочи водилу. Считаю до пяти – и пошел. Раз, мать твою, два, мать твою, три…
Дундик не дождался окончания счета.
Он, одной рукой держа автомат за цевье, вскочил на ноги, легко оттолкнувшись от земли, подпрыгнул и выскочил на обочину дороги. Машина в десяти метрах. Один мужик за рулем, другой сидит рядом.
Скрипнули тормоза.
Дундик заметил, как за короткое мгновение побледнел водитель. Лицо вдруг потеряло человеческие черты и сделалось похожим на непропеченный блин. Не целясь, прижав автомат к бедру, Дундик одной длинной очередью выпустил по «восьмерке» весь рожок.
Прошитое пулями рассыпалось ветровое стекло.
Водитель, получивший четыре пули в грудь, умер мгновенно, даже не успев сказать «ох». Второй охранник, раненый в плечо, за мгновение оценил ситуацию, повалился на бок, сумел спрятаться за приборный щиток. Дундик вытащил из-за пояса полный рожок.
Он видел, как сзади машины, держа в прицеле поднятого автомата салон, уже появился Храмов. Оставшийся в живых охранник, быстро оценил свои невысокие шансы. В его распоряжении было несколько секунд, но он уже потерял время. Охранник поднялся, выбросил вперед руку с пистолетом.
Храмов выстрелил первым. Разлетелось в мелкие осколки заднее стекло. Охранник получил сразу несколько пуль в плечи и затылок.
– Всего и дел, – заулыбался Храмов.
Держа автомат одной рукой, он распахнул дверцу, заглянул в салон и сплюнул под ноги.
– Ну, фарш мы из них намесили. Весь салон в кровище. Ну, блин, фарш с тестом. Тащи канистру. Сейчас котлеты жарить будем. Только с дороги надо тачку откатить.
Неожиданно Храмов глянул на густой осиновый подлесок, замер на месте.
Затем он бросил автомат на дорогу, длинным прыжком перескочил овраг и скрылся в деревьях. Дундик стоял на месте, не зная, что случилось, и что ему теперь делать. Через пару минут Храмов появился из-за низких деревьев. Но появился не один. Ухватив за воротник ватника, он выволок на дорогу старика с полной корзиной грибов. Онемев от испуга, старик, ставший жертвой своего любопытства, таращил белые глаза и повторяя: «Господи спаси».
– Вот, сука, стоял в осинках и подглядывал за нами. А потом в лес шмык. Но я глазастый. Смотрю, ветки шевелятся.
– Господи спаси…
– Ты не бойся, отец, – шагнул вперед Дундик. – Тебя мы пальцем не тронем. У нас тут свои разборки. Ты нас не видел, мы тебя не видели.
– Я и не боюсь.
Старик пучил глаза и шатался от страха.
– Много ли грибов набрал, отец?
Дундик доброжелательно улыбнулся и похлопал грибника по плечу.
– Да вот… Да вот… Господи спаси. Половину корзинки. Господи спаси.
Ноги старика подкашивались от страха.
– У, прилично грибов, – Дундик присвистнул. – Ты, отец, наверное, все грибные места знаешь. Подосиновики. На большую сковородку хватит и на засолку останется.
– Возьмите ради Бога.
Старик протянул корзину Дундику. Тот покачал головой.
– Спасибо. Не надо. Отец, а ты местный?
– Из дальней деревни. Из Кузино. Это километров восемь отседова.
– Эко тебя забросило. Небось, долго шел?
– Долго, милый. Спаси Господи.
– Ладно, – вздохнул Дундик. – Ты иди, отец. А то у нас дела. Прости. Не можем тебе много времени уделить.
– Видишь, дела у нас, – пояснил Храмов. – Извини.
– Так я вижу, – часто закивал дед. – Я вижу, что дела. Так я пойду? Можно?
– Ступай с Богом, – кивнул Дундик.
– Ступай, – поддержал Храмов. – Старухи своей от меня кланяйся.
– И от меня ей привет передавай, – присоединился Дундик.
Дед отступил на шаг, повернулся и, часто озираясь, зашагал к лесу так быстро, как мог. Он уже перешел овраг, споткнулся, оглянулся назад. Дундик помахал ему вслед ладонью. Храмов тоже взмахнул рукой. Дундик засмеялся, прижал приклад к плечу и дал короткую очередь в спину грибника. Старик раскинул руки в стороны, упал на живот. Грибы рассыпались по траве.
– Давай, берем старую скотину за копыта, – скомандовал Храмов. – Грузим в тачку.
– Погоди ты. У этих пидоров из машины надо хоть карманы пощупать. Башливые черти, сразу видно.
Дундик показал пальцем на расстрелянную «восьмерку».
Глава двадцать вторая
Субботин побежал через двор к сараю.
Напрямик всего-то метров семьдесят. Но бежать напрямик глупо, ведь пуля тоже летит по прямой. Субботин, пригнув голову, запетлял по двору. Услышав выстрел за спиной, согнулся в пояснице. В наступившей тишине было слышно, как над головой просвистела пуля.
Еще выстрел. Другая пуля упала в грязь на расстоянии метра от Субботина. Он побежал быстрее, гладкие кожаные подметки лаковых туфель скользили по мокрой глине, как по льду.
Субботин наступил в глубокую лужу, поскользнулся, упал лицом в грязь. Попытался встать и снова упал. Он барахтался в грязи, пытаясь подняться. В это мгновение Субботин успел подумать, что теперь его судьба сдохнуть в грязной луже посередине этого двора.
Теперь ему точно конец. Тарасов вряд ли промахнется. Грянул выстрел, пуля шлепнулась где-то рядом. Субботин поднялся на карачки, встал на ноги и бросился к сараю.
Он снова поскользнулся в нескольких шагах от распахнутой настежь гнилой двери и упал. Проклятые ботинки. И черт его дернул их надеть. Выстрел. Пуля чирикнула над головой, раскрошила трухлявую доску. Субботин юркнул в сарай. Он присел на корточки в дальнем углу, справился с дыханием и огляделся.
Он весь мокрый, белая рубаха и серый пиджак залеплены грязью, похожей на дерьмо. И ощущение такое, будто он только что выбрался из выгребной ямы, в которой безвылазно просидел неделю.
Пустота, запах мышиного помета и гнилой сырости. Сарай весь светится от щелей в неровно подогнанных досках. Тихо, пока тихо.
В этой тишине отчетливо слышны удары сердца. Новый негромкий выстрел показался Субботину орудийным залпом. Он вздрогнул всем телом. Слезы бессилия наворачивались на глаза. Он даже забыл о пистолете, оттягивающим внутренний карман пиджака.
Выстрел. Еще одна пуля оторвала гнилую доску.
Выстрел. Отлетела ещё одна доска. Субботин зажал уши ладонями. Вот она, смерть, совсем рядом, в шаге от него. И убежать, спрятаться от смерти негде. Но сидеть вот так, ожидая собственной гибели, тоже глупо. Тысячу раз глупо. Надо выбираться из сарая, добежать до его угла, повернуть. И попытаться скрыться в отвалах земли. Выстрелов нет. Наверняка Тарасов уже спустился вниз, стоит на крыльце, попыхивает сигареткой и ждет.
