Может быть, это выглядело до странного формальным, с учетом того, как близки мы были последние несколько лет, но мне было приятно попрощаться по-дружески. Она повернулась и пошла назад в свою разгромленную каюту, в свою разрушенную жизнь.
Первым моим порывом было найти Алека и упасть ему в объятия, но я понимала, что это неправильно. Вчера ночью и сегодня утром ему пришлось через многое пройти. Он измучен и удручен, сейчас нельзя просить у него поддержки. И сама я его поддержать не могу. Бесконечные ночи почти без сна берут свое, и, хотя еще рано, прошедшее утро уже доказало мне, что это один из самых беспокойных дней в моей жизни.
Я вернулась в третий класс, в свою каюту. Там сидела только Мириам. Она подняла глаза от книги, глянула на меня и сказала:
— Боже милостивый, неужели могло стать еще хуже?
— Я уволилась. Или они меня уволили, не знаю точно. Так или иначе, на Лайлов я больше не работаю.
Она спрыгнула с койки и внимательно на меня посмотрела:
— И это все?
— Нет. Но это все, что я могу рассказать. — Открыть Мириам еще что-то о Братстве — значит поставить ее под угрозу. — Я так устала!
Мириам поколебалась. Я видела, как ей хочется подробно расспросить меня о том, что случилось этим утром. Но она только взяла меня под руку, отвела ко второй койке и помогла в нее забраться. Я вытащила шпильки, распустила волосы и швырнула подальше свой льняной чепец, который надела сегодня в последний раз. Десятифунтовые банкноты Ирен я зажала в кулаке. Теперь они — единственная реальная часть моего неопределенного будущего.
Сквозь дымку изнеможения я чувствовала, как Мириам укрывает меня одеялом. Я хотела сказать ей спасибо, но провалилась в сон раньше, чем успела открыть рот.
Когда я проснулась, освещение в комнате изменилось. Я села, одурманенная и толком не понимающая, сколько времени. Мириам все еще была здесь, она свернулась в клубок на своей койке, прочитав чуть не половину книги.
— Я уж думала, ты будешь спать сразу до утра, — сказала она.
— А сколько времени? — хрипло спросила я, расчесывая пальцами волосы; золотистые кудряшки разлетались в разные стороны. Теперь придется уделять больше внимания прическе, раз я не буду прятать волосы под чепец.
— Почти вечер. Я принесла тебе немного еды с обеда. — Она показала на маленький столик. На нем на салфетке лежали булочки и сыр, а рядом — сложенный лист бумаги. Мириам, заметив мой взгляд, добавила: — Это тебе письмо.
Оно могло быть от леди Регины, требующей вернуться на работу или немедленно возвратить форму. Но я знала, что это не от нее. Спустившись вниз, все еще сонно моргая, я подошла к столику и взяла записку.
Тесс,
леди Регина пришла на ланч и объявила, что Лейтон заболел. Судя по лицу Ирен, там что-то большее, но он определенно жив; Михаил все же не сделал самого худшего. Я рад этому, хотя бы ради семьи.
Еще она объявила, что тебя рассчитали. Представляю себе, что это была за сцена! Она изо всех сил старалась дать мне понять, что это штраф за мое сопротивление ее попыткам сватовства. Но я надеюсь, что тебе понравился этот день свободы, первый из многих после того, как ты выбрала в жизни свой путь.
Если на закате у тебя будет немного времени, не заглянешь ли ты в мою каюту? Я знаю, ты поймешь — ты понимаешь больше любого другого. Нам многое нужно друг другу сказать.
Алек.
— Алек хочет, чтобы перед закатом я пришла к нему в каюту.
Мириам нахмурилась:
— Мне кажется, это не самое лучшее время для визита к оборотню.
— Сегодня ночью он не превратится. Во всяком случае, мы думаем, что не превратится. — Мириам посмотрела на меня, и я вздохнула. — Поверь, лучше тебе этого не знать.
— И ты к нему пойдешь? — Она стала очень серьезной и говорила гораздо добрее, чем раньше. — Я знаю, он тебе нравится, но… ты же знаешь, что он такое. Что надежды нет. И находиться рядом с Алеком Марлоу — только мучить себя.
— Я знаю. И он тоже.
Записка дрожала в моих пальцах. Пусть она была короткой и дружелюбной, я прекрасно понимала, почему он просит меня прийти к нему в каюту. Мы почти попрощались навеки, прежде чем появился Михаил и началась церемония посвящения. Но расстаться еще не могли. Не сейчас, если можно украсть еще одну ночь.
Глава 23
Ближе к вечеру я постучалась в каюту Марлоу, но сначала мне никто не открыл. Затем Алек откликнулся:
— Входите.
Несмотря на отчаянное желание увидеть его, я поколебалась, прежде чем войти. Голос его звучал отрывисто, напряженно — в точности как сразу после превращения или прямо перед ним.
Скоро закат. Неужели прикосновение серебра во время инициации свело на нет древнюю магию? Неужели Алек опять превратится в волка?
Но тут я вспомнила, как рыжий волк вчера ночью сдерживался, чтобы не задеть меня, как он кинулся меня защищать, когда подумал, что мне угрожает опасность. С Алеком я в безопасности — в большей безопасности, чем с кем-либо еще.
Когда я вошла, Алек стоял у открытой двери, ведущей на их частную прогулочную палубу. Отца нигде не было видно. В камине пылал огонь, что удивило меня, но потом я почувствовала, что ветер намного холоднее, чем был до сих пор.
Алек протянул мне руку:
— Полюбуйся на закат вместе со мной.
Я закрыла и заперла дверь, подошла к нему. Он был в брюках и белой рубашке, но с закатанными рукавами и незастегнутым воротничком. По правде говоря, рубашка была наполовину расстегнута. Это показалось бы мне шокирующе неприличным, если бы во время нашего четвертого разговора он не был абсолютно голым.
— Мы все делаем неправильно, да?
— В смысле?
— Рассказали друг другу свои самые сокровенные тайны чуть не до того, как познакомились. Видели друг друга в нижнем белье до того, как впервые поцеловались. — Я опустила глаза и посмотрела на его руку с длинными пальцами, державшую мою. Холодный ветер, с океана трепал мои золотистые кудри. Откинув прядки с лица, я докончила: — Полюбили друг друга раньше, чем успели остановиться.
— Тесс, — он поцеловал меня нежно, положив ладонь мне на щеку, — ты сегодня очень красивая.
— Надела для тебя все самое лучшее.
Это платье я шила для мисс Ирен, но леди Регина заявила, что оно слишком «непреклонного» оттенка — темно-красное, цвета вина при свете свечи. И хотя я не могла позволить себе отделку, которую непременно использовала бы для Ирен, платье получилось красивым: мягкая ткань хорошо драпировалась, оно подчеркивало мою фигуру, оставаясь при этом достаточно скромным. Впрочем, в том, как смотрел на меня Алек, или в том, что я при этом чувствовала, не было ничего скромного. Но его взгляд затуманивался грустью.
