Командир взвода огнеметов выглядит ошеломленным. Однако вызывает одного из солдат, который выходит из строя с очень бледным лицом.
– Погоди, – вмешивается Штресслинг. Он снова обращается к партизану: – Все еще будешь молчать?
Глаза русского закрыты. Невозможно определить, понял он вопрос или нет.
Майор СС с удивительным хладнокровием и спокойствием командует:
– Кончай с ним.
Солдат из взвода огнеметов делает несколько шагов назад.
Он скомандовал двоим эсэсовцам, стерегущим пленного, освободить место.
Со стиснутыми зубами и напряженным взглядом он взваливает за спину металлический цилиндр. Смотрит на Штресслинга. Наконец решается. Клапан давления, видимо, регулирует зажигательную смесь автоматически.
Выскакивает струя огня, сопровождаемая грохотом огнемета.
Кошмар.
Сцена длится лишь несколько секунд, но воспринимается с предельным ужасом.
Второй раз за два часа я наблюдаю человека, сгоревшего живьем.
Сначала русский дико кричал нечеловеческим голосом и конвульсивно извивался, неистово царапая пальцами землю.
Его горевшее тело ужасно скрючилось. Растопленный жир разлился широкими лоснящимися участками, которые воспламенялись, в свою очередь, маленькими фиолетовыми язычками пламени.
По знаку Штресслинга эсэсовец с мертвенно-бледным лицом прервал струю пламени.
Некоторое время жертва продолжала извиваться там, где растаявший снег обнажил черную землю, корчась в предсмертной агонии.
Его последним движением было поднятие руки к обуглившемуся лицу, на котором выгорела вся плоть. Затем тело выгнулось дугой и рухнуло на землю.
Конец.
Запах горелой плоти был настолько отвратителен, что я боялся, как бы у меня не началась рвота.
Я отвернулся, пытаясь стереть из памяти эту чудовищную сцену.
В нескольких метрах поодаль стоят под лучами прожектора партизаны, оцепеневшие от лицезрения сцены Дантова ада, которая только что разыгралась перед их глазами.
Один из них опустился на колени в снег. Он громко плачет, воздев руки к небу.
Одна из женщин вдруг вскакивает с пронзительным криком, словно безумная. Два солдата бросаются, чтобы утихомирить ее. Подруга этой женщины тоже бьется в истерике и бросается на солдат, работая ногтями, как когтями. Ее приходится оттащить от эсэсовца с оцарапанным лицом.
Что касается Штресслинга, то он наблюдает с сардонической усмешкой, как пленных пинают ногами, стремясь уложить на место.
– Хватит! – кричит он. – Мы потратили слишком много времени.
С руками за спиной он ходит перед шеренгой партизан, оглядывая каждого из них сверху донизу.
Затем поворачивается к эсэсовцу:
– Пулеметы! Надо кончать с этим сбродом!
Поворачивается на каблуках и уходит в направлении паровоза.
Теперь в огне весь лес. Нам повезло, что ветер дует в противоположном от нас направлении. Тем не менее пора уезжать. В нескольких метрах от железной дороги уже падают деревья в окружении множества искр.
Несколько длинных очередей. Раздается полдесятка выстрелов из пистолета. Затем тишина.
Партизаны заплатили долг. С процентами.
Унтер бежит вдоль поезда. Мы отбываем.
Погибшего машиниста и кочегара, видимо, заменили солдаты, понимающие толк в паровозном деле.
Карл пропал после того, как уничтожили огнеметом партизана. Возможно, вернулся в передний вагон.
Я карабкаюсь в товарняк, куда положили тело Франца. Озираюсь вокруг в поисках трупа и наконец нахожу его в углу.
Моя рука касается застывшего лица. Отвердевшего.
Я содрогаюсь.
Бедняга Франц. Вот все, что от него осталось.
Ужас и негодование.
Поезд медленно отходит.
4 декабря. Сейчас Франц покоится на маленьком кладбище затерявшейся деревушки среди нескончаемых лесов долины реки Куберле.
Лежит в русской земле, которую так ненавидел.
Может, никто не потревожит его сон.
Воспользовавшись полудневной остановкой, я попросил у полковника разрешения похоронить Франца. Полковника чрезвычайно удивило то, что тело младшего лейтенанта 3-й роты все еще в поезде. Но он вошел в положение и дал согласие на похороны.
Мы не хотели хоронить друга прямо в земле и потратили немало времени на поиски гроба. Но его не нашлось во всей деревне.
Пришлось сбить гроб из двух ящиков для минометных мин.
С дрожью уложили тело в гроб.
Отнесли его к глубокой яме, вырытой среди сосен.
За ящиком, задрапированным флагом со свастикой, позаимствованным в одном танке, медленно шли Карл, Михаэль и я.
Три его товарища.
Когда заполнили яму землей, соорудили над небольшим холмиком «мемориальную крышу». (Эсэсовцы редко ставили кресты над могилами своих погибших соратников. Обычно памятником служила деревянная доска высотой около полуметра, выкрашенная в белый цвет. Выступавшая из земли часть доски составляла крышу. В центре «мемориальной крыши» помещался черный мальтийский крест, под которым писали имя, возраст и дату гибели эсэсовца. – Ред.) Ее поспешно вырезал Карл этим утром.
Со слезами на глазах мы отдали ему честь в последний раз.
Когда-то у меня был товарищ,Но вот полетела пуля в нашу сторону…Предназначалась она ему или мне?..У меня когда-то был товарищ.Сейчас он мертв.
Глава 13
ДОРОГА НА СТАЛИНГРАД
10 декабря. С самого рассвета дивизии фон Манштейна наступают из района Котельниково (контрнаступление немцев началось 13 декабря. – Ред.). Ведется большое наступление в сторону Волги с целью выручки наших войск, окруженных в Сталинграде.
Наступление началось в пять утра мощной артподготовкой, разгромившей позиции красных. Через два часа глубина обстрела увеличилась. Почти тысяча (преувеличение – поначалу менее 300, затем подтягивались новые силы, всего до 650 танков и штурмовых орудий. – Ред.) тяжелых танков (средних и легких. – Ред.) двинулась в наступление вдоль железной дороги на Гремячий и дальше в направлении Сталинграда.
Острием наступления был «Викинг». (Наступали здесь 6-я и 23-я танковые дивизии немцев, позже также 17-я танковая дивизия. Дивизия «Викинг» действовала на вспомогательном направлении. – Ред.) В данное время мы встречаем относительно слабое сопротивление войск Малиновского. (2-я гвардейская армия Малиновского вступила в бой позже, до ее подхода здесь оборонялась 51-я армия. – Ред.)
Нам приказано захватить и удерживать плацдарм на реке Аксай, притоке Дона, до подхода главных сил.
14 декабря. В течение последних нескольких дней мы наступали в районе Дона, несмотря на фанатичное сопротивление красных и губительный огонь их самоходных орудий. Сейчас остается всего 60 километров до Сталинграда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
