А еще одна дама, мне знакомая, в беседе с другою, более знатной, превозносила ее прелести, заключив это славословие следующим заверением: «Только не сочтите, мадам, будто я хочу вас завалить»; намеревалась же сказать не «завалить», а «захвалить», откуда ясно видно, что именно держала она в мыслях.
Заключим же из всего вышесказанного, что слово — большая подмога в любовных играх, а там, где любовники молчат, неполно и наслаждение; возьмите в пример и в сравнение красивое тело: ежели не дано ему прекрасной души, то это скорее идол непреклонный, нежели живой человек; невозможно полюбить такое бездушное создание, а тем, кого природа обделила столь безжалостно, следует поскорее овладеть искусством риторики, дабы восполнить сей досадный пробел.
Римские куртизанки зло насмехаются над порядочными римлянками, которые не так умелы и искусны в речах, как они сами, и аттестуют их при этом следующим образом: «Chiavano come cani, ma che cono quiete della bocca come sassi»[36].
Вот отчего многие достойные кавалеры отказывались любиться с иными, даже и весьма красивыми, дамами — оттого, что те были глупы донельзя, вялы, тупоумны и косноязычны; с такими они расставались без всякого сожаления, говоря, что с тем же успехом могли бы иметь дело с какой-нибудь беломраморной статуей, подобно известному афинянину, что влюбился в таковую статую и даже услаждал себя с нею. Вот отчего и путешественники, оказавшись в чужой стране, редко когда заводят любовь с местными женщинами и не ухаживают за ними, ибо непонятная речь никак не доходит до сердца (я имею в виду тех, кто не разумеет язык сей страны); ну а ежели все-таки входят в любовную связь, то лишь затем, чтобы утолить, подобно животному, природную свою надобность, а вслед за тем andar in barca[37], как выразился один итальянец, плывший на корабле в Испанию через Марсель. Там сошел он на берег и спросил, где можно найти женщин; в ответ ему указывают место, где праздновали в тот день несколько свадеб. Одна из дам подходит к незнакомцу с намерением развлечь его беседою, на что путешественник наш ей объявляет: «V. S. mi perdona, non voglio parlare, voglio solamente chiavere, e poi me n’andar in barca»[38].
Французу никогда не получить удовольствия с немкой, швейцаркой, фламандкой, англичанкой, шотландкой, славянкой или другой какой иноземкою; будь она красноречивее всех на свете, что в том толку, коли он ее не понимает; зато он вполне может насладиться счастьем с француженкой или, на худой конец, с итальянкой либо испанкой, ибо большинство нынешних французов, как правило, умеют изъясняться на этих языках или хотя бы понимать их; и уж поверьте, что эти наречия весьма удобны и приспособлены для любовных излияний: ежели кому придется иметь дело с дамою из Франции, Италии, Испании или же Греции и она окажется речистою, то можно сразу, без промедления, сдаваться в плен.
В старину наш французский язык не был столь красив и разнообразен, как нынче, — в отличие от итальянского, испанского и греческого, которые издавна отличались богатством выражений; среди дам, кои занимаются, пусть хоть изредка, любовным ремеслом, мне не приходилось встречать косноязычных — все они славились изяществом в речах. Пусть подтвердят мои слова те, кто имел с ними дело. Я же скажу лишь, что красивая дама, ежели она к тому еще и красноречива, дарит мужчине двойное наслаждение.
Рассудим теперь о взглядах. Само собой разумеется, что глаза первыми вступают в любовную схватку, и сладостен тот миг, когда взору вашему предстает нечто редкое и чудное по красоте. Ах, есть ли в мире что-нибудь прекраснее красивой женщины — либо роскошно наряженной и разубранной, либо нагой, в постели?! Одетая дама предлагает чужим взглядам одно лишь свое лицо, но пусть скажет тот, кто увидит все ее тело, весь этот роскошный стройный стан, грациозно колеблющийся и одновременно величавый: согласился бы он променять сие великолепное зрелище на иное? И все же, когда женская нагота надежно сокрыта пышным платьем, она сильнее возбуждает соблазн и желание. Пусть, кроме лица, ничего и не видно, — стоит ли отказываться от наслаждения со знатной дамою, отговариваясь тем, что она одета или что в комнате чересчур светло: хорошо, когда к услугам любовников имеется отдаленный потайной покой, где и мягчайшее ложе, и все прочее предназначено для единственно заветной сладкой цели!
Вот отчего некая высокородная дама (как мне рассказывали), встречаясь с любовником своим в условленный час и тайком от всех, тут же сбрасывала платье и Услаждала себя с ним без всяких проволочек, говаривая так: «Бывали в старину такие дурехи, что, прячась по темным спальням да потайным углам, разводили церемонии в любви; таким надобно сперва пожеманничать всласть, да раздеться, да разуться, да время потянуть и лишь после того приступить к любовным играм и забавам. А в любви каждый миг дорог: коли уж на тебя напали, так не тяни, сдавайся, и делу конец! И стыдиться тут нечего!»
Я нахожу, что дама эта была права; многие же кавалеры полагают, что куда как занятнее затевать любовные игры с одетой дамою, дабы сперва скомкать, смять, сорвать и сбросить наземь золотую парчу и шелк, отшвырнуть и растоптать серебряные звезды, подвески, жемчуга и прочие драгоценности, ибо в такой битве пыл и удовольствие удваиваются. По этой же причине никогда не сравнится с богатой дамою какая-нибудь бедная пастушка или иная простая девушка, ничем, кроме красоты, не наделенная.
За то и Венеру почитали столь красивою и желанною, что она, ко всей своей прелести, всегда была изысканно одета и благовониями умащена и чудное благоухание за сто шагов исходило от нее. Истинно говорят: ароматы возбуждают и раздражают чувства, тем пособляя в любви.
Вот отчего римские императрицы и патрицианки употребляли их в большом количестве, и в этом нынешние знатные французские дамы, а пуще их — испанки и итальянки, охотно подражают им; надобно сказать, что в Испании и в Италии дамы куда искуснее и изощреннее наших как в умении надушиться, так и в нарядах и украшениях; наши красавицы многому научились у них, а те переняли разные изящные пустячки с античных римских медалей и статуй, во множестве сохранившихся в Испании и в Италии, — всякий, кто взглянет на них, найдет, что в одежде и прическах достигли они полного совершенства и весьма достойны восхищения. Правду сказать, нынешние французские дамы всех превзошли, чем обязаны в первую очередь королеве Наваррской.
Вот отчего приятно и сладостно иметь дело с такими дамами, богато и роскошно наряженными; некоторые придворные в беседах со мною выказывали безусловную свою приверженность к женщине в платье, нежели к раздетой на ложе, будь оно хоть золотом выложено. Другие же твердят, что женщина хороша в своем натуральном виде, без прикрас; к примеру, один знатный принц, мне знакомый, укладывал своих любовниц и возлюбленных совсем обнаженными на черные гладкие тафтяные простыни, дабы грациозные тела их, блистая белизною на черном, сильнее возбуждали в нем пыл и желание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
