— Что за нафиг? — Раздалось снизу и послышался отборный мат. Постепенно мат становился все более изощреннее, но слышимость становилась все хуже, постепенно перейдя в невнятное мычание. Подо мной что-то барахталось.
— Коврик, миленький, не умирай! — Шептала я, елозя по ковру, что добавляло все новых звуковых оттенков мычанию.
Ковер последний раз дернулся и затих. Я большой и помятой лягушкой сползла с ковра.
На мои поглаживания ковер не реагировал, слабые подрагивания я решила не принимать во внимание. Хотя еще под ним наблюдалось какое-то странное шевеление, раздавались не вполне членораздельные звуки, но раньше мой ковер не был замечен в разговорной речи, и вряд ли он обрел эту способность во время процесса намокания. Я протерла мокрое лицо и, откинув волосы со лба, еще раз оглядела уже не подвижное средство. Его угол слегка приподнялся, явив миру моргающий глаз. Я ухватила ковер за кисточки и потянула на себя, вроде бы он не сопротивлялся, но полз очень медленно. Глаз скрылся, но из-под обратной стороны показалась чья-то нога в элегантном ботинке.
— Эй, ты! — услышала я у себя за спиной, — Подними руки и медленно развернись! Вы имеете право сохранять молчание, но я вам не советую этого делать. Кто вы, откуда, что перевозите? Цель поездки? Конечный пункт назначения? Назовите на какую сумму вы ввозите драгоценности и прочий облагаемый госпошлиной товар.
— Я? Да, я тут мимо пролетала. У меня ничего нету, кроме этого ковра. Но я не могу его вам отдать, ибо обещала его своему… зомби…, то есть мужу.
— Эй, дамочка. Вы замужем за зомби? Или так сильно головой ударились, — мужик подумал и добавил, — причем неоднократно. — Он сдвинул фуражку вместе с париком, слегка почесывая лысину. В этот момент ковер опять зашевелился.
— Ага! Контрабанда! — Радостно вернул на парик фуражку страж. Изящный ботинок из-под ковра снова пришел в движение, постепенно являя собой еще одного сильно помятого жизненными обстоятельствами стража. Он посмотрел на меня сведенными к переносице глазами, зачем-то пощупал свою голову, сунул руки под ковер, пошарил там и вытащил своего товарища в еще более худшем состоянии. Я почувствовала себя немного неуютно.
— Это не контрабанда! Я вообще Это в первый раз вижу! — Как-то потеряно возмутилась я. — Я просто хочу легально въехать в вашу замечательную страну, мне очень-очень надо попасть в Храм.
— Всем надо! — Сурово отрубил злобный страж. — А тем не менее вам вменяется в вину нападение на стражей при исполнении, попытка убийства и ввоз контрабандного ковра. Думаю, что если покопаться, то еще найдутся и другие прегрешения. А если вас как следует допросить с пристрастием, то вы и сами сознаетесь во всем, даже в том, о чем успели позабыть.
Мое больное воображение тут же нарисовало мне комнату пыток. Может быть пока не поздно телепортироваться? Но после учиненного надо мною колдовского беспредела, некоторые заклинания у меня удаются более чем непредсказуемо. Так что этот вариант, пожалуй, оставим на самый крайний случай.
— Чем вам мой ковер-то не угодил? — Даже растерялась от такого напора я.
Страж задумался. Его рука сама потянулась к парику. И, может быть, мне бы удалось решить дело миром, но тут очухались два других, погребенных под ковром стражника. Один из них еще явно был не с нами, а вот второй уже присматривался ко мне с явно не хорошими намерениями, из которых придушить было самым гуманным.
— Какого фига, тут летают всякие? Погода ведь нелетная! — Начал он не очень громко, но постепенно набирая обороты. — Какого фига, вы не на корабле? Вы вообще в курсе, что полеты над островом возможны только в определенных местах, и только по предварительному согласованию с правительством. Где у вас разрешение на полет? И вообще, на чем вы изволили летать? Ковры не внесены в реестр допустимых к полету вещей.
Я растерянно моргнула. Какой может быть реестр допустимых к полету вещей? Как вообще можно летать на вещах? Обычно же ведьма левитирует собственную массу тела силой мысли, а посторонний предмет, например, классическая метла, лишь создает определенный психологический настрой.
Но вошедший в раж страж все перечислял и перечислял, и вообще, страшно занудствовал. По их общему мнению, последний страж выражал солидарность с коллегами согласным мычанием, такой грешницы и злостной нарушительницы белый свет еще не видывал. Странно, но мои дорогие преподаватели почему-то с ними всегда были полностью солидарны.
— Неужели, вы всерьез рассчитывали таким образом нелегально пересечь границу? Или вы думаете, что при других погодных условиях вам бы это удалось? Ничего подобного. У нас стоит специальный противовоздушный купол, и его контроллируют в мироное время восемь магов. А то летают тут всякие, у нас потом много чего пропадает. Вы, конечно проявили оригинальность, но соверешенно не новы в своей идее. — Стражник ходил перед впавшей в задумчивость мною, грозил мне кулаком и почесывал голову и спину. У меня успело сложиться впечатление, что стражи давно не мылись. Потому что они все почесывались и потирали различные части тела.
— Что делать-то теперь? — Мне взгрустнулось. Действительно, столько времени идти к цели, чтобы на последнем рубеже проиграть из-за каких-то дурацких правил. Хотя я тут, конечно, не права. Это ведь чужое государство. А я вломилась со своим ковром.
— Ну, — тоже задумались стражи- мы тебя депортируем. Первым же кораблем. Сейчас вот буря успокоится, придет судно, мы посадим тебя и других не прошедших отбор несознательных людей и нелюдей, и отправим восвояси. В конце концов, мы же не звери. То, что вы не достойны находиться в нашем светлом государстве, еще не говорит в пользу вашей казни. Хотя в твоем случае мне бы этого крайне хотелось. Но, увы, нам не нужны дипломатические скандалы. Пока вы ждете корабль, пройдем вон в то помещение. — Лысый страж причудливо менял свою форму обращения ко мне. То словно я самая важная личность на этой земле, или же, что меня очень много, то, через мишуру официальных фраз прорывалось его настоящее обращение ко мне- виновницы негаданного переполоха.
Предложенное для ожидания помещение было классической караулкой. Повсюду валялись крайне необходимые вещи: грязный носок, почему-то в гордом одиночестве, форменный камзол, с полуоторванным знаком отличия, рядом с ним моток ниток, картина без рамки, где были запечатлены трое караульных стражников, и внизу неведомые мне письмена. Видимо это был официальный язык Островов, сами-то караульные неплохо говорили на всеобщем. В углу помещения сиротливо стояла полупустая бутылка заткнутая какой-то тряпкой, с мутной жидкостью. На столе на погнутой тарелке были художественно выложена горка котлет, и еще стоял чугунок с вареной картошкой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
