И тут задергалась дверь. В коридоре зазвучали приглушенные злые голоса.
— Прыгаем, Виктор! — Голосок Тэль зазвенел. — Вот теперь — прыгаем! Быстрее, иначе — смерть!
Одним гибким движением она оказалась на столике, возле открытого окна.
— Меч-то не бросай! — заметила она строго. — Давай, я — первая!
И бросилась вниз. Виктору показалось — ветер подхватил тонкое тело, рывком поволок в сторону…
Дверь затрещала. Из-под нее потекли темные струйки.
Виктор зажмурился. Главное — войти в воду вертикально. И еще — крайне желательно не ногами вперед. В буквальном смысле. А не то смысл буквальный враз станет переносным.
Виктор выругался и бросил тело вниз.
В его распоряжении было около пяти секунд. Опытный маг наверняка успеет немало сделать за это время. Тем более маг Водный.
А ведь Тэль говорила что-то о прыжках со скал…
Он падал, сжимая в руке меч. Падал отнюдь не головой, а кулем, да еще и отчаянно дергая зачем-то ногами.
А внизу поверхность реки вдруг стала подниматься ему навстречу чудовищным горбом. Серебро надувалось, набухало, словно чудовищный нарыв; Виктор невольно поднял голову (когда только успел!) — наверху, на фоне вечереющего неба, замерли распяленные силуэты четверых преследователей.
«Отчего же я еще жив? И отчего так долго падаю, словно Алиса вниз по кроличьей норе?»
Водяной горб внизу начал раскрываться, прорисовывалась чудовищная фигура, вся состоящая из одной громадной пасти, из давящих и рвущих челюстей.
Виктор судорожно извернулся в воздухе… и воздух неожиданно послушно поддержал его. Тело все еще падало, но медленно, очень медленно; руки, казалось, раскалились добела, а меч стал просто яростно светящейся полосой зеленого огня.
А может, это все просто казалось…
Всплеск. Ледяная вода осенней реки приняла Виктора. И тотчас же навалилась скручивающая, рвущая боль — словно он очутился в чудовищных тисках.
Он взмахнул руками — вверх, вверх, вверх, к свету и воздуху!
Тяжелая лапа составленного из воды зверя вдавила его обратно в глубину. Снизу, сквозь серую мглу он видел четыре неподвижно застывших прямо над водной гладью силуэта — Готор и его присные.
Захлебываясь, обдирая бока о сделавшуюся внезапно жесткой и колючей воду, Виктор продолжал рваться вверх.
И тотчас же пришло: да как они смеют? Как смеют они, жалкие волшебничишки, вставать на пути у него, Убийцы? Ему так и не удалось пустить Силу в ход, когда шел бой на вокзале и сыновья Предельника умирали один за другим, защищая его, но, может, сейчас?..
Вода сжимала его, сдавливала, словно стремясь во что бы то ни стало проломиться внутрь, разорвать натянутые на ребра мышцы и кожу, смять легкие, обратив Виктора в жалкое подобие выпотрошенной рыбы. Сверху вода приобретала плотность засыхающего клея — Виктора, точно муху в янтаре, намеревались закупорить в сгущенной воде и, очевидно, в таковом же виде представить… как его… Торну.
Не бывать этому! Ваш гнев, Водные, — мое оружие! Огонь в моих руках, ветер за моей спиной, земля у меня под ногами! И ты, вода, не дерзай вредить мне, иначе я иссушу все твои пути огненным дыханием, и все, что в тебе, умрет, и все, питающиеся от тебя, умрут, и умрешь ты сама!
Виктора окатила волна жара. Вокруг его рук вода мгновенно вскипела, обращаясь в пар; меч с легкостью рассек готовую стянуться крышу ловушки, и Виктора подбросило вверх.
Когда от твоих рук вверх рвутся клубы пара — это не слишком приятно. Ощущение как в котельной с прорванной магистралью. Окутанный белым облаком, Виктор очутился на поверхности. И в правый висок тотчас же ударил водяной бич.
Точнее, он должен был бы ударить. Но способная резать металл струя воды обернулась бесформенным клубом пара, едва соприкоснувшись с головой жертвы. Откуда-то справа раздался сдавленный вопль.
Виктор рванулся к берегу — словно раскаленная чушка на канате, оставляя за собой дымный след. Противников он не видел.
…Наверное, огонь внутри него питался Викторовой же яростью. Постепенно жар начал спадать, пар перестал рваться из-под рук. Теперь он просто плыл — не слишком быстро и не слишком умело, сносимый под мост сильным течением. Виктор оглянулся.
Готор и еще двое магов-бойцов плавно скользили по водной глади следом за Виктором. Скользили, легко и непринужденно балансируя на поверхности, словно на водных лыжах. На лицах — неприкрытое торжество. Сейчас, сейчас, сейчас…
А куда же делся третий вояка?
Конечно же, уйти на берег они ему не дали.
— Вот тебе и конец, самозванец! — в предвкушении взвыл Готор.
Виктор нащупал под ногами дно, когда магу удалось наконец воссоздать водного монстра.
Окрашенная закатом в алые тона, гигантская фигура дотянулась макушкой до каменного изгиба моста высоко вверху. Сотня струй-рук рванулась к Виктору, замершему по горло в воде, с бесполезным эльфийским мечом в опущенной руке…
Как известно, «волны гасят ветер». Но верно также и обратное.
Невидимый воздушный кулак, набрав разбег над низкой приречной равниной, пронесся над головой Виктора.
«Убить. Убить! УБИТЬ!» — тысячами голосов гремело и горело в сознании.
Свистящий поток, умеющий крушить толстенные деревья и срывать крыши каменных замков, пройдя над головой Виктора, напитался живым огнем. Поток воющего от ярости горящего воздуха сшибся с водяным монстром, лишь чуть-чуть не дотянувшимся до Виктора.
Наверное, так взрывались паровые котлы на старинных пароходах — только очень большие котлы, размером с крепостную башню. Чудовищное облако пара, во все стороны рвутся бело-дымные струи, словно в агонии шарящие руки.
Пламенный клинок пошел вверх, он резал водного гиганта, однако каждый дюйм давался с громадным трудом. Холод воды тоже наступал, тщась задавить и загасить пламя, заставить горящий ветер скользнуть по закованному в броню стремительно твердеющего льда боку, заклятия Готора гнали и гнали воды, выдергивая их с речного лона; двое его приспешников заходили с боков, однако они явно осторожничали. Водяной бич оказался не столь уж хорош. Да еще и убил собственного хозяина, напоровшись на завесу раскаленного воздуха.
Крылья, обнимающие мир, лапы, попирающие мир, пламя, обжигающее мир, разум… неужели вот эти жалкие выродки, поднахватавшись крох магии с барского стола, неужели они вновь возьмут верх?!
Из горла Виктора вырвался вопль. Точнее, даже не вопль, не крик, не рев и не вой — все вместе, трубный глас, дающий понять всему живому, что настало время уносить ноги, что гнева не сдержать уже ничем, и пусть спасается тот, кто не успел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
