вопрос. Что вы с ними сделали? 
– Достаточно. Прошу на этом сделать перерыв в допросе.
 Я не до конца понимаю, почему Джен так переживает из-за этих вопросов, но я и сам больше всего хочу остановиться. Мне нужно выбраться из этой комнаты, хотя бы на несколько минут. Ослабляю воротник и набираю полные легкие этого липкого воздуха.
 – Конечно, – усмехается Конвэй. – Мы приостанавливаем допрос, чтобы позволить вам проконсультироваться с солиситором, мистер Шют. На моих часах четырнадцать тридцать девять.
   Глава тридцать седьмая
 Четверг
  – Почему вы остановили допрос? – спрашиваю я у нее.
 Кажется, я сам знаю почему: вот только слишком потерян, чтобы принять это. Я шел прямо ко дну. Каждый вопрос был как камень, каждый ответ как еще один шаг к погибели. От этой бесцветной комнаты мне становится дурно. Дышать все еще неимоверно тяжело.
 – Я должна уточнить, – говорит она серьезно. – Деньги. Что с ними случилось?
 – Что?
 – Деньги. Что вы с ними сделали? Куда потратили? – спрашивает она.
 По голосу слышно, что терпение ее, похоже, висит над пропастью на самом кончике ногтя.
 – У меня их нет, – наконец выдавливаю я.
 – Только мозги не надо пудрить. – Она смеряет меня взглядом. – Я знаю, что у вас при себе нет двухсот пятидесяти тысяч долларов. Но что с ними стало? Куда вы их потратили? Катер? Ренуар? Казино?
 – Вы не понимаете. Я оставил их.
 Джен прищуривается, словно я заговорил каким-то шифром.
 – Ксандер, – она склоняет голову набок, – о чем вы? Оставили где, на счете?
 – Нет. В сундуке. У Себа.
 Услышав это, она медленно сползает на стул у стенки.
 – Ксандер. Что вы со мной делаете? Пожалуйста, скажите, что они все еще там.
 – Не могу. Их нет.
 – И что теперь, сидеть и плакать? Нет у нас времени. Вы должны найти деньги до суда, или этот парень распнет вас.
 – Я пытаюсь. – Мысли крутятся вокруг Нины, но я вовсе не уверен, что она захочет помочь мне. – А это правда так важно?
 Она снова встает и смотрит на меня.
 – Вот вы говорите, зачем мне убивать того, кого я любил. А они отвечают, на то есть четверть миллиона причин.
 – Понимаю. Но в действительности какая разница, есть деньги или нет?
 – Ладно. Смотрите. Вы взяли деньги?
 – Вы же знаете, что да.
 – Откуда нам знать, что вы ее не убивали из-за денег? То есть как мы можем это доказать?
 – Я не убивал ее, – отвечаю я, но обвинение выбивает меня из колеи. В меня швыряют словами «убить» и «убийство», словно игральными картами. Каждый раз, когда я их слышу, передо мной возникает ее лицо, застывшее на фото.
 – Я знаю. Но просветите меня. Как доказать, что вы не убивали ее из-за денег?
 – Так по мне видно: деньги – последнее, что меня интересует. Не найдете никого безразличнее к деньгам.
 Чувствую, как к шее подступает шар. Гляжу на нее, и вдруг уже она перестает представляться моим союзником, как раньше.
 – Ну и как же нам доказать, что деньги вас не интересуют?
 – Джен? Взгляните на меня. Я выпускник Кембриджа. Я бы мог зарабатывать деньги. Я бы мог иметь больше денег, чем мне на самом деле нужно. Но мне неинтересно. Я сбежал от всего этого. И вот где я оказался, – показываю ей свои покрытые грязью ладони.
 Она даже не смотрит на них.
 – Даже будь у вас фигова туча денег, как нам доказать, что они вам неинтересны?
 Этот вопрос – словно луч света, что просеивает тьму.
 – Если мы покажем их в целости и сохранности после тридцати лет, – вздыхаю я.
 – А мы сможем это сделать? Или продолжим «без комментариев»?
 – Я не знаю, где они. Понимаю, звучит неправдоподобно, но это так. Их нет.
 – Тогда без комментариев, Ксандер.
 Она встает и направляется к двери.
 – И умоляю вас, Ксандер, отвечайте «без комментариев» на все вопросы. А не только на те, что вам не нравятся.
 Быстро киваю в ответ:
 – Знаю. Простите.
 Допрос возобновляется. Снова повторяются формальные вводные. Разглядываю Конвэя, пытаясь найти хоть намек на какое-то изменение в его поведении, однако по лицу ничего сказать нельзя. Блэйк, напротив, будто ожесточилась. Больше никаких полуулыбок. То ли показывает, что отрекается от меня, то ли хочет потрафить Конвэю.
 – Итак, мистер Шют, вернемся к тому, на чем остановились, когда вы ушли консультироваться с солиситором. Вы удовлетворены временем, которое вам предоставили на консультацию?
 – Да, – отвечаю я.
 Джен сверкает глазами, и я тут же пытаюсь исправиться:
 – Без комментариев.
 – Так что вы сделали с деньгами, мистер Шют?
 – Без комментариев.
 – Как вам известно, мы узнали об этом деле благодаря вашему заявлению о совершенном убийстве молодой женщины. Вы помните, как рассказали нам, что по адресу Фарм-стрит, 42Б произошло убийство?
 – Без комментариев.
 – Вы согласны с тем, что раз молодую женщину и правда убили в квартире 42Б, то было бы логично предположить, что вы там были?
 – Без комментариев.
 – Что вы там делали?
 – Без комментариев.
 – Как вы попали в дом? Вас пригласили?
 – Без комментариев.
 – Или вы незаконно вломились?
 – Я не вломился, – отвечаю я, не в силах сопротивляться.
 – Так как же вы попали внутрь?
 – Без комментариев, – отвечаю я, несмотря на жгучее желание сказать что-то в свою защиту.
 – Вообще-то, мы не считаем, что вы незаконно вломились в дом. Никаких упоминаний незаконного проникновения нет. Полиция в то время не смогла с уверенностью квалифицировать это как убийство. Судмедэксперт сделал запись о смерти от несчастного случая. Однако, мистер Шют, это ведь не был несчастный случай?
 – Нет, – отвечаю я.
 Джен в негодовании бьет ладонью по столу.
 – Я видел, как ее убили, – продолжаю я.
 Я не могу отрицать. Об этом я уже говорил полиции раньше.
 – Да. Вы рассказали нам об этом, когда вас допрашивали насчет убийства Сквайра. Итак, кто, по-вашему, убил ее, если не вы?
 – Я не знаю. – Во мне закипает невесть откуда взявшаяся злость.
 Блэйк оживает, встревая в разговор:
 – Не совсем так, Ксандер, не правда ли? На допросе вы заявили следующее.
 Она достает листок бумаги из лежащей перед ней папки и зачитывает:
 – «Женщина. В доме. Видел, как ее душили. Ее парень». Вот что вы нам сказали.
 Конвэй вопросительно смотрит на меня. Ждет.
 – Без комментариев.
 – Пожалуй, мы с вами согласимся, мистер Шют. Ее душил ее парень. Но ведь этим парнем были вы, не так ли?
 – Я не душил ее, – вскрикиваю я, но тут же осознаю, что голос выдает мою неуверенность.
 – Интересно, мистер Шют, что вы использовали слово «душить». Пусть, согласно отчету патологоанатома, она умерла от удара тупым