Кабинет.
Чай, не то горький, не то сладкий. Королевский ювелир… печальная история? Слабость… а дальше что? Ничего… пустота в голове, которая неприятно… в пустоте бьется женский крик.
И рыдания.
Райдо рыдания на дух не переносит.
— Вы очнулись? — холодный раздраженный голос. — Понюхайте.
И суют под самый нос нюхательную соль. До чего же мерзко! Райдо отшатнулся и упал.
Нет, сел.
— Вы в состоянии соображать?
Соображать? Нет. Наверное, нет. Райдо не в состоянии и в состояние это придет не скоро. Он сидит, смотрит на черные ботинки, начищенные до блеска, силясь вспомнить, где видел их. И штаны эти из гладкой ткани… над штанами — пиджак… жилет… лицо белым пятном.
Запах.
Запах определенно знакомый, горько-аптечный, выраженный, с нотами канифоли.
— Доктор, — это Райдо произнес уверенно, и язык ему подчинялся, хотя и царапал по нёбу. Во рту было сухо. — Это вы, добрый доктор?
— Я.
— А… а что вы тут делаете? — Райдо потрогал голову, убеждаясь, что она на месте.
Сидит на шее вроде бы крепко, и влево наклоняется, и вправо. От движений этих шея неприятно похрустывает, но и только.
— Нат!
Голос сел.
Горло саднило. И вокруг явно творилось что-то непонятное. Райдо потер глаза, надеясь, что зрение его и без того не слишком хорошее, все же придет в норму.
Приходило. Медленно, но все же. И Райдо, проморгавшись, разглядел-таки лицо доктора, бледное, недовольное. Ему недовольство не идет, неестественным выглядит.
— Нат! Твою ж мать… где тебя носит… — Райдо поднялся.
Получилось.
Хотя и тяжело, ощущение, что сквозь вату продирается… или кисель… овсяный кисель Райдо от души ненавидел.
— Что вообще тут происходит? — он стоял, глядя на человека с высоты собственного роста, и взгляд отчего-то сосредотачивался на лысине.
Смешная.
Розовая такая… яркая.
— Происходит? Пожалуй, можно сказать и так, — доктор снял очочки. — Видите ли… вы изнасиловали мою дочь.
— Охренеть, — только и сумел выдавить Райдо.
Он огляделся.
Кабинет.
Точно, отключился он именно в кабинете.
Ярко горят газовые рожки, а вот за окном темно. И темень такая, непроглядная, что становится очевидно: за окном глубокая ночь. И на стекло ложатся тени людей.
Стол. Кресло.
В кресле сидит шериф, и вольно так, ногу за ногу закинув… у двери — двое с арбалетами в руках, серьезные машинки, военного образца. Болт и чешую средней толщины пробить способен.
Доктор.
В костюмчике своем парадном, с платком в одной руке, с флаконом в другой. Флакон узорчатый, явно одолжен у супруги. А супруга оная тут же, сидит на диванчике, причитает громко, надрывно, то и дело прижимая белый платочек к объемной груди.
Платочек этот бесил неимоверно.
В висках бухало. Кажется, сердце, кажется, это треклятое сердце готово было вот-вот разорваться от перенапряжения.
Ничего, как-нибудь выдержит.
Райдо сделал глубокий вдох.
Воздух тягучий, кисельный, и запахи в нем яркие.
Духи найо Арманди… и ее дочери… духи одни и те же, цветочные, но запах их меняется, соприкасаясь с кожей. И у матери он более тяжелый, душный. От Мирры же едва уловимо тянет цитрусом и кофе… случайность?
Или кто-то посоветовал?
Духов ей показалось мало и… пили ведь чай, а откуда кофе взялся? Раньше его не было.
От доктора тянет мятой и еще треклятой его аптекой… кожей… ваксой… ботинки чистил? И если так, то уже в доме…
Шериф и табак. Он не курит — жует, мерно двигаются челюсти, и полоска усов над верхней губой тоже двигается. Время от времени губа эта, слишком короткая, приподнимается, обнажая желтые зубы.
Двое у двери не интересны.
Силовая поддержка? А вот человечек, которого Райдо сперва не заметил, любопытен. Этот человечек забился в самый дальний угол кабинета, и сидел смирно, точно надеялся, что ему удастся остаться незамеченным. Человечек был приятно округл, немолод, но и не стар. Невыразителен. Пожалуй, что кожаный портфель, солидный, с бронзовыми накладками, был куда как интереснее хозяина.
От портфеля пахло чернилами, бумагами и еще, кажется, сургучом.
— Рассказывайте, шериф, — велел Райдо, потирая шею.
Сердце успокаивалось. Да и в голове прояснялось постепенно, что было весьма даже кстати.
— Боюсь, знаю я немного… — шериф поднялся, кажется, сообразив, что нехорошо занимать чужое место. А Райдо с неудовольствием подумал, что теперь к креслу надолго привяжется табачная вонь. — Я собирался навестить вас по одному… вопросу… по дороге встретил найо Арманди…
— Как удачно, — пробормотал Райдо.
Его не услышали.
Или сделали вид, что не слышат. Только человечек с портфелем судорожно выдохнул и портфель приподнял, защищаясь им не то от арбалетных болтов, не то от взгляда Райдо.
Человечку было неуютно.
Он желал бы оказаться в месте другом и наверняка последними словами клял себя за то, что позволил втянуть себя в эту авантюру…
…пес вовсе не выглядел ослабевшим.
— Здесь нам сообщили, что вы закрылись в кабинете с Миррой…
Мирра громко и своевременно всхлипнула и обернулась.
Надо же… губы разбиты, на скуле синяк, волосы растрепались, платье разорвано… как есть жертва насилия. И во взгляде мольба…
Слеза по щеке хрустальная ползет.
Шериф, сплюнув в фарфоровую вазу, продолжил:
— Я приказал дверь вскрыть…
— Бедная моя девочка! — найо Арманди набросила на плечи Мирры шаль и к себе прижала.
— Обнаружил вас и… Мирру…
— Охренеть, — повторил Райдо, понимая, что действительно охренел, не столько с этой всей истории, сколько с человеческой наглости. Неужели они полагают, что Райдо поверит в эти сказки?
Или что двое с арбалетами возместят недостаток веры?
— Ничего не помню, — он произнес это, глядя в серые глаза шерифа. — То есть я…
— Вы сказали, что желаете побеседовать с Миррой наедине… она поверила…
— Моя девочка…
Девочка смахнула слезу и в шаль завернулась, точно в кокон… правильно, Райдо видел то, что должен был увидеть…
— Вы заперли дверь и набросились на нее…
— Ужас какой, — Райдо потер челюсть, которая ныла, отметив, что больше его не тошнит. — Экий я… коварный.
— Вы издеваетесь? — доктор шагнул, выпятив грудь. Выглядел он смешно.
— Я? Ну что вы… я восхищаюсь… и интересуюсь, на кой ляд нужно было это представление?
— Представление? — взвизгнула найо Арманди. — Представление?!
— Именно… представление и не самое продуманное… Нат где?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
