Рейтинговые книги
Читем онлайн Динка прощается с детством - Валентина Осеева

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 ... 69

Леня очень беспокоился, что в доме нет денег, что поддерживает их скромное хозяйство только Мышкино жалованье да Марьянина корова. Но поступить на постоянную работу – это значило быть привязанным к месту, а Леня очень дорожил доверием старших партийных товарищей, которые часто давали ему ответственные поручения, связанные с поездками. «Надо посоветоваться с мамой!» – каждый раз думал Леня, не чувствуя себя вправе решать такие вопросы самостоятельно.

Леня сидел перед раскрытым окном. Занятия не шли на ум. Издали было слышно, как Динка прилаживает Приме новое седло и показывает ей красивую уздечку.

– Ведь это же твое? Твое! Ты на скачках была под этим седлом и с этой уздечкой! Что, вспомнила?

Динка чему-то смеется, смеется и Леня, сидя над учебниками, начинает вспоминать их ночной поход в лес, мальчишек…

И подумать только, что они хотели ехать на войну, уже и оружие достали. Чушь собачья! Покалечили бы их там, ни за грош пропали бы… Хорошо, что попался им этот Конрад, отговорил. И вообще повернул их головы на правильный путь, а то на войну – подумаешь! Конечно, был бы он, Леня, таким беспризорным мальчишкой, тоже убежал бы, наверно. А что это за война? Позор! Интересно, что у этого Николая Второго в голове делается? Ведь надо быть полным ничтожеством, чтобы довести страну до такого разорения. Оружия мало, солдат гонят и гонят, а немцы прут напролом, грабят города и села. Народ уже ничему не верит, царских генералов обвиняет в измене… И ни на кого уже не действуют извещения на страницах черносотенных газет, что ее величество Александра Федоровна с августейшими дочерьми дежурит у постели раненых воинов, не действуют и умилительные картинки сбора пожертвований августейшей семьей с наследником цесаревичем, который собственноручно прикалывает прохожему белую ромашку…

«Самодержавие, – как сказал в „Арсенале“ один рабочий, – само себя жрет с головы и с хвоста, прогнило насквозь, а война дала в наши руки оружие…»

Леня нетерпеливо встает, потягивается.

Эх, скорей бы уже что-нибудь определенное…

Леня не может представить себе, как это будет, но что революция уже надвигается, это чувствуется во всем, особенно среди рабочих, хотя между ними еще много есть не понимающих, куда надо идти, за кем, что делать. Все дошло уже до последнего предела: в очередях, где женщины и дети часами стоят за хлебом, слышатся проклятья дороговизне; война калечит отцов, выбрасывает на улицы сирот; все ближе подступает голод, рабочий не может прокормить семью; на заводах и фабриках вспыхивают забастовки, вот и сейчас готовится большая забастовка. Везде, везде нужны верные люди, настоящие большевики, партийные товарищи. Леня вспоминает свои поездки в Гомель, Шепетовку, к харьковчанам. Везде, где он был, есть крепкие партийные товарищи, которые ведут за собой народ, но есть и другие, сбитые с толку, не понимающие, за кем надо идти. Споры с ними бывали порой острые, шумные. Леня молодой, ему трудно выступать на таких собраниях, но он не может выдержать, а потом мучается, что не так сказал, не убедил… В последний раз в Шепетовке он очень хорошо поговорил с рабочими, народ оказался сознательный, видна дисциплина, да и муж Лины, Иван Иванович, – крепкий человек, пользуется любовью и доверием рабочих, выпускает свой железнодорожный листок. Леня сказал, что арсенальцам нужен шрифт. Иван Иванович обещал прислать с одним партийным товарищем, так и сказал: привезет на хутор железнодорожник в темных очках, ждите. Но железнодорожник почему-то не приехал.

Может, что-нибудь случилось? Надо завтра же съездить, спросить, посоветоваться.

У крыльца вдруг слышен радостный крик:

– Мама!

Леня в два прыжка выскакивает на террасу:

– Мама! Мама!

Динка, раскинув руки, мчится по аллее.

– Леня, мама, мама приехала! – кричит Мышка, бросаясь вслед за сестрой.

В конце аллеи мелькает светлое платье и соломенная шляпка с неизменным пучком незабудок. Длинные ноги Лени обгоняют обеих сестер.

– Мама!

Марину окружают сразу все трое. Леня берет у нее из рук зонтик и чемодан, сестры жмутся с обеих сторон, по старой детской привычке отталкивая друг друга.

– Сумасшедшие! – хохочет Марина. – Дайте мне хоть умыться с дороги! Я вся пыльная!

Ефим, подняв на плечо косу, стоит на скошенном лугу, и на непокрытой голове его ветер шевелит остриженные «под горшок» кудри.

– Эге! Сама хозяйка приехала! Доброго здоровьичка! – весело окликает он.

– Здравствуйте, Ефим! – кричит Марина и машет рукой в коротких белых митенках; голос у нее молодой, звучный.

– Здравствуйте!

Динка и Мышка подхватывают мать под руки с обеих сторон, Леня торжественно идет сзади с чемоданом. Под рукой у него торчит зонтик. Ефим выходит навстречу.

– Ведем! Ведем! – кричит ему Леня.

– Да я бачу, что ведете! Дорогой гость всегда ко времени! – шутит Ефим, здороваясь с Мариной за руку. – Ну зараз пришлю с Марьяной свеженького молочка або сметанки, что там у ней есть! Зараз! Зараз! – торопится он.

– Приходите, Ефим! – кричит ему, оборачиваясь, Марина.

Но Ефим человек с понятием, он знает, когда идти, а когда и обождать. Оставив на лугу косу, он торопится к своей хате.

– А ну, Марьяна, живо собирай, что там у тебя найкращого – молочка, сметанки, – да неси на хутор, бо сама Арсенчиха приехала!

– Да ну! – всплескивает руками Марьяна. – То-то, я чую, Динка кричит: «Мама! Мама!»

– Ну вот она самая. Бежи, Марьяна, только не задержись там, бо у них свои разговоры. Нехай наговорятся, а под вечер и мы с тобой подойдем!

– А як же! За свого батька, верно, будут балакать, я ж понимаю! – суетясь по хате, отвечает Марьяна.

Глава 47

Семейные радости и печали

– Сядем, сядем, как прежде, на крылечке! – просит Динка.

Много уже сказано-пересказано, но все главное еще впереди: и большой душевный разговор о папе и об Алине… Динка сидит рядом с матерью и, прижавшись к ее плечу, любовно разглядывает каждую новую морщинку, каждый новый седой волосок на ее висках. Этих седых волос теперь уже так много, что даже бесполезно их выдергивать, как они делали раньше с Мышкой. И морщинки разбегаются около глаз. Но все равно лицо матери кажется Динке всегда молодым и прекрасным. И как это странно бывает: вот бегала, бегала Динка, больше месяца жила она без мамы, и смеялась, и скакала по лесам на своей Приме, полный короб у нее неотложных дел, – кажется, за целый день и не вспомнит о матери. Так и Мышка думала о сестре: вот ведь уехала мама, а Динке и горя мало, даже не вспоминает. Ох, неправда, неправда! Многого не знают взрослые люди. Не знают, как пусто в доме, в саду и во всем мире, когда нет мамы… Можно и прыгать, и смеяться, а все равно чего-то не хватает… Пусть даже самый любимый-разлюбимый человек рядом, а если нет мамы – нет и уюта, нет настоящего тепла. А сейчас Динка приютилась около мамы и чувствует себя, как цыпленок, обогревшийся в теплых ладонях: спокойно и хорошо!

Но разве может быть человеку совсем хорошо? Для этого надо забыть о многом, а есть такое горе, что даже на одну минуту от него никуда не денешься…

– Что же с папой, мамочка? Чем он болен?

– Папу арестовали в Нерчинске… – тихо рассказывает Марина. – Это было осенью. Вели по этапу вместе с уголовниками. В одной из пересыльных тюрем к ним примкнула партия политических, папа встретился со многими самарцами, питерцами. Почти в каждой пересыльной тюрьме папа встречал товарищей. Дальше вели их по этапу вместе. Идти было очень тяжело: резкие ветры, дожди, на дорогах жидкая грязь. Папа был в летнем пальто, ботинки у него разлезлись. Да и все его товарищи шли в рваных ботинках, в галошах, только некоторые были взяты зимой и потому одеты теплее. Папе дали чью-то рваную фуфайку. Он шел и все время думал о Косте…

Марина замолчала. Всем вспомнился заброшенный в сибирской глуши, умирающий от чахотки Костя.

– Всего не расскажешь. Там был один каторжник, пожилой уже. Вели его в кандалах. Ну, представляете себе? На дороге жидкая грязь, моросит дождь, ветер сбивает с ног… Ну, конечно, тащился, тащился этот старик и упал. Ведь еще и кормят арестантов впроголодь. – Марина провела рукой по лбу. – Страшно все это…

– А старик как же? – тихо спросила Динка. Но Марина уже вспомнила что-то другое, лицо ее посветлело, складка у губ разгладилась.

– Старика посадили потом на телегу. Уголовники подняли крик, вмешались политические. Ну, кандалов со старика не сняли, конечно, но пришлось конвойным слезть с телеги и положить больных. Телега считается для арестантов, а едут в ней конвойные.

– Вот сволочи! – резко бросила Динка и покосилась на мать.

В семье Арсеньевых никто не произносил грубых, ругательных слов, и Динке строго-настрого было запрещено «тащить их в дом». Марина была уверена, что ругаются только «пьяные извозчики», но когда такая ругань срывается из уст девочки, то это невозможно слышать.

1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 ... 69
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Динка прощается с детством - Валентина Осеева бесплатно.
Похожие на Динка прощается с детством - Валентина Осеева книги

Оставить комментарий