произнес Ингирис тихо, но его услышали все, — закопать его где-то, как перегной.
— Вопросы возникнут, — кто-то из профессоров всерьез воспринял предложение моего мужа. — Хотя, если представить это как несчастный случай, то, возможно, и не возникнут.
Картлейн белел на глазах. Похоже, ему наконец-то полностью дошло, что заигрывать с ним никто не будет. Что мое предложение было продиктовано не отсутствием доказательств, а именно переживаниями за судьбу академии. А тот факт, что профессора очень быстро втянулись в обсуждение, как же тот несчастный случай лучше организовать, лишь вызвал у Картлейна понимание, что клятва – это его единственный шанс покинуть академию живым и целым.
Я неотрывно следила за ним все время и молчала. Умышленно не прерывала профессоров, уже вошедших в раж и не пыталась утихомирить их безграничную фантазию. Картлейн должен был не просто почувствовать страх, он должен был растеряться, чтобы не иметь возможности придумать способ обойти клятву или выторговать себе какие-нибудь поблажки. Профессора без моего вмешательства прекрасно ввели мерзавца в это состояние – состояние полного отчаяния и предопределения.
— Так что, Картлейн, клятва? — заметив, что мужчина дошел до нужной мне стадии, я наконец-то вмешалась, нарушив молчание.
Все замолчали одновременно, как будто им звук выключили. Направили взгляды в сторону мерзавца и с какой-то жадностью ждали его ответа. И что-то мне подсказывало, что всем хотелось, чтобы паскуда отказался от предложения, чтобы наконец разорвать его в клочья.
– Хорошо, я согласен, – нервно сказал Картлейн. Голос его дрожал, на лбу выступили капли пота. — Но вы гарантируете, что никто меня не тронет!
– Даже не надейся на это, – махнула рукой, – ты не получишь от меня никаких гарантий. Скажи спасибо уже за то, что даю тебе шанс живым унести ноги!
Я старалась не думать о бедных девушках, которых эта сволочь погубила. Если бы начала думать о них, представила всю ту боль и ужас, которую они пережили, просто бы размазала негодяя по стенке! И сказать по правде, я не была уверена, что правильно поступала, отпуская негодяя. Но за академию действительно было страшно. Её бы точно закрыли, а я не могла этого допустить.
— Хорошо, — прорычал мерзавец сквозь зубы.
Слова клятвы писал Ингирис, прямо возле Картлейна. Другие профессора выкрикивали один за другим пункты клятвы, которые нужно было вставить. А профессор, преподававший Магию крови, требовал клятвы именно на крови, чтобы даже шанса не оставить возможность обойти ее.
Что ж, вся эта ситуация прояснила для меня самое важное: как бы преподаватели не нарушали правила и законы, будь то пьянство, прогулы и взятки, но откровенные преступления вгоняли их в настоящий ужас. А это означало, что с ними можно работать, есть шанс вытравить из них лень, жадность и безразличие.
Что касается Картлейна, то он едва произнес до конца слова клятвы, вскочил и стремглав бросился из аудитории, а ему вслед летело множество проклятий. И что-то мне подсказывало, видя глаза профессоров, что как только им представится возможность, они еще и порчу наведут на урода, как минимум.
– На этом наше собрание окончено, – объявила я, возвращаясь к столу. — Еще раз подчеркиваю, что через неделю мы соберемся снова. Жду к этому моменту ваши учебные планы и рассуждения по поводу наказаний для сорванцов. До встречи! Можете быть свободными!
Понемногу профессора покидали аудиторию. Перлигор и Ингирис задержались, что понятно. А вот почему безумная бабулька не спешила уходить — для меня было загадкой. Как, похоже, и для остальных.
— Госпожа Турайн, вы что-то хотели? — вежливо спросила женщину, потому что сама бы уже уходила. Поговорить с мужем и Перлигор я могла и у себя в комнате.
– Мне есть что сказать тебе, дитя, – прокаркала она каким-то странным тоном. Взгляд ее изменился, стал сосредоточенным, делая старуху даже немного моложе. — Запомни главное: оставайся собой, но никому больше не говори, кто ты есть.
Ее слова заставили меня оцепенеть на месте. Я не знала, что отвечать и как реагировать: дама застала меня врасплох. Откуда она могла знать? А в том, что она была уверена в своих словах я не сомневалась, ее глаза говорили даже лучше этих же слов.
Ингирис и Перлигор тоже застыли, испуганно поглядывая то на старуху, то на меня.
– Не бойся, – сказала бабка и улыбнулась, – я ничего никому не скажу. Я слишком долго ждала твоего появления, чтобы сейчас орать об этом. Хотя, признаюсь, не сразу я поняла, кого именно ждала.
– Вы меня ждали? — а я думала, что удивиться больше нельзя!
— Ой, дитя, ждала и долго ждала. Но всему своё время, ещё рано тебе знать эту историю. Но хочу тебе раскрыть один секрет: всё, что ты будешь делать в Академии для неё, здесь и останется. Никто не сможет разболтать, даже студенты не смогут родителям сказать. И профессора будут молчать, словно воды в роты наберут.
– Всё? – я была уверена, что мои глаза загорелись мгновенной жаждой начать работу. - Всё-всё-всё?
— Почти всё, — захохотала бабка, похлопав меня по руке. — Твои планы, которые ты хочешь воплотить, точно не смогут обсуждать. Вот это точно!
Глава 15
После того, как безумная бабка, дай ей местные Боги долгой жизни и крепкого здоровья, рассказала, что я могу делать все, что нужно для улучшения жизни в академии, я даже ждать не стала следующего дня. Сразу загорелась идеями и заставила Перлигор и Ингириса помочь мне найти кабинет, в котором я смогу обустроить ректорскую.
– Зачем тянуть кота за причинное место, – говорила им, когда они пытались уговорить меня отдохнуть и подождать с действиями. – Я уже и так наотдыхалась — во! — провела ребром ладони по шее, демонстрируя свое мнение по поводу их предложения.
Может, они и хотели еще поспорить, но видя мою жажду немедленно начать работу, смирились и поплелись недовольные следом.
Мы осмотрели шесть комнат и ни одна из них не отвечала моим запросам. Одна была слишком мала, в ней даже одного гостя негде будет принять, вторая — слишком темная, а мне хотелось простора и света. Третья и четвертая нуждались в капитальном ремонте, потому что был слишком велик риск, что меня может убить куском штукатурки или камнем, который в один прекрасный момент мог отвалиться от стены или потолка и упасть мне на голову. Пятая и шестая
