…Вечный прибой, вечное море, вечная соль, вечный плеск, вечный непокой. Вечность, вечность, вечность…
Почти пришли. Теперь вот по этой тропинке — и аккурат к нашей Веранде. А мы не туда, мы чуть ниже, где «Базилика в Базилике». А называется она так потому, что сначала построили одну, а потом, когда она развалилась, вторую, но уже поменьше, как раз между старых стен. Там мозаика осталась, очень красивая…
Светит фонарь, тихо, как-то по-домашнему шуми море, цикады наперебой показывают свое искусство, Веранды принесен котелок с недопитым кофе… Это кто же у нас кофе варит на ночь глядя? Неужели Лука?
Кофе, ночью, притом в Херсонесе, да еще если пьешь его, сидя на обломке стены, болтая ногами над мозаичным полом!.. Свет, такого на Сахалине не увидишь, верно? И в Калининграде, и даже в Ласпи, хотя там все и оплачено… А это перепела, которые на мозаике. Нет, рыба сия к закуске никакого отношения не имеет, это очень уважаемая рыба. Рыба по-гречески будет «ИХТЮС» — «Иисус Христос Теос Ус Сотерос», ежели по первым буквам… Точно, Свет, чудес тут было навалом. Когда сюда Святой Капитон приехал херсонеситов крестить, ему не поверили, и он для наглядности в горящую печь залез. Убедил! Печка до сих пор стоит, завтра могу показать. А на месте, где погиб Святой Василий, свеча целую неделю горела. Нет, обычная свеча, такая, как в церкви, тонкая, восковая… Согласен, все это вполне объяснимо и без всякой мистики.
…Легкое касание губ, легкое касание душ, легкое, еле заметное. Мы еще чужие, мы еще далеко, мы еще не рядом…
Аки кошка, без лишнего шума, дабы не будить Бориса, прокрадываюсь на лежак. Так, будильник… Порядок! Ну что, спокойной ночи? Эге, видать, что-то сейчас будет…
Шаги — грозные, гулкие. Включается свет, бедняга Борис, растерянно моргая, вежливо интересуется, кого это черти носят… На этот раз черти принесли братьев-разбойников. Лука вполне в форме, даже на ногах пытается держаться, Буратино — тот вообще молодец, да только что это у него под глазом и на щеке? Никак замазался? Так ведь сажи вроде поблизости нет…
Ага, вопит Лука, вот вы где. Иуды! Затем он напряженно смотрит в угол, где висит штормовка Бориса, приглаживает волосы и мрачным голосом интересуется, как сюда попал этот северный олень… Пояснить появление оленя на Веранде не успеваю — в разговор вступает Буратино, который выдает краткую, но емкую характеристику женщин экспедиции, особо выделяет при этом отчего-то Стеллерову Корову. Перспективы, которыми деревянненький ей грозит, поистине Ужасают.
Лука выражает полное с этим согласие, после чего Делает официальное заявление о том, что ноги его здесь больше не будет. Завтра же наш тюлень уезжает на Крымскую АЭС, которая на Казантипе. Там, оказывается, водку свободно продают и бабы голодные. А тут, в Херсонесе, все Иуды. Иуды — и олени северные.
Закончив спич. Лука грузно плюхается на лежак.
Через минуту слышится мелодичное посапывание. Тюленю уже хорошо, правда, при этом его подушка отчего-то лежит не под головой, а на брюхе. Буратино тоже готов. Можно тушить свет.
…Да, пошел вразнос Херсонес Таврический. В резонанс вошел — не остановишь!
Рабочая тетрадь. С. 29.
…Крипта (продолжение).
Провести «опыт Святого Василия» — поставить горящую свечу на дно Крипты и засечь время. Свечу следует купить в хозяйственном магазине у ворот…
Херсонесская маска к лицу приросла, И торчат над личиною уши осла. Не печалься! Мы все в этом старом театре Арлекины чуть-чуть. Я не вижу в том зла.
Девочка Юлечка, на радость Борису, вновь щиплет травку. Теперь она не так трогательно одинока — с нею вместе козью повинность выполняет еще одно субтильное создание в голубом купальнике и кооперативной шапочке с козырьком. Ох, неспроста Балалаенко прислал сюда этих гурий — как раз в тот самый момент, когда Д. начал хлопотать о том, чтобы нам передали этот участок.
…Не отдадут — удавятся, повесятся, застрелятся, отравятся. Херсонесская жадность, херсонесская жаба»
Дневник археологических раскопок Портового района Херсонeса. 1990г.
Лист 19.
…Продолжали снимать первый штык 6-го слоя 60-а. Характер засыпи прежний, встречаются мелкие и крупные (до 0,5м) необработанные камни. Хорошо замещен следующий слой, состоящий из песка и желто-зеленой глины…
Слава, будьте добры, откройте мой планшет, там в большом отделении лежит складной метр. То есть как это — нет? Поройтесь получше. Вот-вот, он самый. Теперь кидайте его в яму Борису. Да не на голову, боже мой!.. Ну-с, а теперь поглядим, что у нас получается с этим шестым слоем. Нет, Борис, мерить надо шире — эта темная линза тоже к слою относится. Записываю. Высота… шестьдесят сантиметров… Не шестьдесят сантиметров, а 0,6 метра — все в системе СИ. Да, ничего копнули! Углубляться уже не будем, во-первых, вода вот-вот заплещется, а во-вторых, не успеем. Внизу только чистый песок и наносы глины. Мы это уже копали когда-то. Там, за стенкой…
…Нет, Слава, я не уверен, что эти камни, что торчат, от фундамента. Они могут быть от чего угодно, к примеру от какого-то более раннего строения. Могло же что-то здесь стоять до Казармы! Или это одна из ее внутренних стен… Боюсь, мы этого так и не узнаем, разве что когда всю Казарму вскроем. Ты прав, Борис, когда это еще будет… Эге, да к нам гости!
Да, гости. И не кто-нибудь, не всякая мелочь пуза-вроде Гнуса. Сама Бабушка Асеева. …Смирно! Шапки долой, во фрунт, грудь четверто-человека, есть глазами, не жевать! Смир-р-р-рно!!! . Инна Анатольевна Асеева — не просто археолог. Oна легенда, живая легенда Мертвой страны. Копала slue с Гриневичем, не в двадцатые, конечно, попозже, но все-таки. Бог весть, сколько ей лет, наверняка не ньше, чем Акелле. Теперь она здесь пенсионер, а когда-то была директором, и не один год. Ой, непроcтая Бабушка!
Бабушка Асеева прославилась сразу после войны, когда она еще, конечно, не была бабушкой. В те годы Инна Анатольевна копала в Цитадели, ничего особенно там не ожидалось, но Асеева решилась нарушить табу — тронуть великую Башню Зинона. Сие строжайше запрещалось, потому как и башни, и базилики — экспозиционный материал, сиречь социалистическая собственность. Времена были крутые, за повреждение башни могли и вредительство впаять. И Гриневич, и Стрежелецкий угодили в Гулаг за куда меньшие грехи. Но Асеева почуяла — бог знает, каким чутьем, но почуяла, что обшивка башни, ее каменная рубашка — двойная. И она решилась снять эту рубашку.
Конечно, Инне Анатольевне и влетело крупно, но вскоре всем пришлось замолчать — промежуток между обшивками оказался заполнен сотнями надгробий с разрушенного еще в древности старого херсонесского кладбища. Десятки надписей, портреты, несколько плит с чудом уцелевшими постановлениями херсонесского Совета…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
