– Возможно, ты еще не осознал этого, – спокойно отметила Дженни, – но я вызываю у тебя интерес и помимо науки.
Его рука сжала ее ножку. Он словно проглотил холодный комок.
– Доказательство… – Слово вылетело из него со свистом.
Дженни вскочила на ноги.
Доказательство может идти к черту. Туда же логика. Все это лишь отговорки, жалкие заменители жизни, и у Дженни было их достаточно, чтобы оклеить комнату.
– Если тебе нужно что-то от меня, пора бы уже признать это. А не скрывать.
Он уставился на нее сидя на полу с открытым ртом.
Дженни завела руки за спину и принялась развязывать простую шнуровку своего платья. Узлы намокли от дождя и плохо поддавались, однако несколько хороших рывков – и с ними было покончено. Простая материя опустилась на пол с тихим шорохом.
Гарет не двигался. Его взор был прикован к ее шее – нет, ниже. Ее груди окрепли под его взглядом.
– Давай обойдемся без недомолвок, – заявила она.
Следом полетела тонкая исподняя рубашка. Холодный воздух сгустился вокруг ее обнаженного тела.
Он по-прежнему смотрел на нее разинув рот, не смея произнести ни слова.
– Здесь ты можешь получить все, что только захочешь. Но прежде тебе надо просто попросить об этом. И ты должен хотеть этого для себя. Не для науки. Не для доказательств. Для себя.
Гарет медленно поднялся на ноги. Он не касался ее. Вместо этого его взгляд скользнул от темного треугольника у нее между ног к талии, потом на грудь. Наконец он встретился с ней глазами.
– Ты. Я хочу тебя. – Он облизнул губы.
– Если хочешь меня, тогда возьми же, дурак.
Гарет не был дураком. Он подхватил ее на руки, хрустящий лен его костюма встретился с ее обнаженным телом, а потом натянулся, когда он резко прижал ее к напрягшимся мышцам своей груди. Его уста сомкнулись с ее устами. Его губы похитили ее дыхание. И каким-то волшебным образом, целуя ее, он избавился от своей одежды. Прошло лишь несколько секунд, и он соприкоснулся своей обнаженной и теплой кожей с ее нежной плотью.
– Я хочу, чтобы ты называла меня Гаретом! – прорычал он, подхватывая руками ее ягодицы. – Гаретом, и никак иначе.
Его член коснулся низа ее живота. Его твердый конец воспрянул от долгожданного контакта. Он сел на кровать и подсадил ее на себя, прижав к своему телу. Матрас едва тренькнул под их весом. Кончиками пальцев он касался ее кожи, притянул поближе.
– Господи, – зашептал он ей на ухо. – Я хочу, чтобы ты меня оседлала.
Дженни смущенно застыла.
Он посмотрел на нее; изумление, должно быть, было написано у нее на лице.
Его руки подхватили ее бедра, и он показал ей значение этого слова. Он приподнял ее и нежно приблизил к своему горячему и возбужденному органу. Дженни вся вытянулась, а он медленно сажал ее на круглую головку своего пениса, дальше, дальше, наполняя ее жаром желания.
– Дженни. Скажи мое имя.
– Гарет. – Едва она произнесла заветное слово, он проскользнул глубоко в ее сокровенное лоно.
Его руки ласкали ее бедра, он был в любовном экстазе, глаза крепко зажмурены.
А потом он еще раз показал ей это значение, направляя ее вверх-вниз. Его руки, сжимавшие ее бедра, установили нужный ритм. Вместе они воспроизвели мелодию страсти. Тепло разлилось там, где сливались их тела, тепло перешедшее в жаркое пламя.
Подобно огромной волне он словно вливался в нее, его бедра с громким шлепком ударялись о ее ягодицы. Когда, окруженная облаком света, она достигла апогея, он издал удовлетворенный стон. Потом с воплем наслаждения в последний раз пронзил ее.
Дженни без сил припала к его груди, провела рукой по его мокрым от пота волосам. Ее тело светилось, словно яркая звезда. Она медленно перевалилась на бок; он поймал ее руку, поднес к губам и запечатлел нежнейший поцелуй на пульсирующей голубой вене запястья.
– Вот видишь, Гарет? Не надо никакой науки.
– Наука. – Он повернулся к ней лицом. – Наблюдения никогда не помешают. В самом деле, Дженни, я думал, ты была падшей женщиной.
– Что ты под этим подразумеваешь? Я была. Я есть.
Он фыркнул.
– Почему же тогда ты не знаешь, что значит оседлать мужчину?
Она смущенно покачала головой.
– И каким образом, – продолжал допрашивать он, – ты стала мадам Эсмеральдой?
Гарет почувствовал, как напряглись руки Дженни, поглаживающие его грудь.
– Почему ты хочешь это узнать? – Она с трудом смогла произнести эту фразу, тихо и настороженно.
Почему? Он хотел раскрыть все ее секреты. Каждая ее тайна притягивала его как магнит.
Он пожал плечами:
– Естественное любопытство.
– Эта история не красит меня.
– Дженни, я встретил тебя, когда ты была обряжена и накрашена как цыганка. Что бы ты ни сказала, едва ли это может ухудшить мое о тебе мнение.
Она горько вздохнула, и Гарет нахмурился, осознав, что только что сказал.
– Я имею в виду…
Она закрыла его губы ладошкой:
– Я поняла, что ты имел в виду. – В голосе Дженни прозвучали веселые нотки.
Постепенно опускались сумерки. Ее бедра отбрасывали длинные тени на белые простыни.
– Когда мне было восемнадцать, – начала она свою невеселую историю, – старший брат моей одноклассницы влюбился в меня. По крайней мере, он так говорил.
– Лорд?
Дженни покачала головой, покоившейся у него на плече.
– Ты оказываешь мне слишком много чести. Всего лишь младший сын мельника. Он сказал, что не сможет взять меня замуж, но его вечная любовь никогда не умрет. И так далее, и тому подобное. – Ее руки отстучали все эти «и так далее» на животе Гарета. – Так я с ним и сбежала.
– Ты любила его?
– Нет. Но я так хотела быть любимой сама, понимаешь. Мне следовало бы знать жизнь лучше. Ты же сказал как-то. Все врут. И даже тогда я это понимала. Вечная любовь? Конечно, он лгал.
– Тогда зачем этот побег?
– Я много думала о своем будущем. Я чувствовала себя словно загнанный в капкан зверь. Мне надо было начинать собственную взрослую жизнь. Я могла бы попытаться поступить на должность гувернантки, но мои рекомендации были не очень хороши. – Она шмыгнула носом, показывая, что последнее утверждение являлось сильным преувеличением. – И у меня не было семьи. Так что лучшие варианты – и даже самые средние из них – были закрыты для меня. Что же касается худших… Знаешь, если бы мне пришлось продавать свое тело, я вовсе не хотела при этом еще и заботиться о детях.
– Ты могла бы выйти замуж. Большинство девушек так поступает.
Она скептически фыркнула:
– Ты забываешь, что у меня не было семьи. Не было приданого.
– Фермеры. Клерки. Уверен, нашелся бы мужчина, готовый закрыть глаза на некоторые дефекты твоего происхождения в обмен на хорошую жену.
