Еще больше они бы удивились, увидев, что Куря очень доволен своим отходом. Он ехал легкой рысью позади своего войска и громко смеялся. Хан время от времени нагибался над шеей своего коня и кричал тому одни и те же слова:
— Права оказалась Дева Ночи! Дал он мне повод! Слышишь? Дал!
Он был уверен, что все, что сегодня ночью пригрезилось ему в зеркале Луноликой, непременно сбудется. Ведь первое, что примерещилось в тусклом мерцании полированной бронзы, уже исполнилось. Каган Киевский Святослав Игоревич дал ему, Кур-хану повод для жестокой мести.
Печенеги спустились ниже по течению Днепра и перешли реку. Потом Святослав с воеводой своим долго гонялись за Курей по бескрайней степи. То настигали их, то вновь теряли из вида. Кур-хан петлял, словно заяц на потраве.
Так в той войне Святослав себе славы и не добыл.
— Ушел Куря, — рассказывал он мне потом. — Мы за ним до самой Тиверской земли гнались. Не догнали, — он сокрушенно покачал головой, — а по осени поганец обратно вернулся. И ничего мы с ним сделать не смогли. Он же туда за золотом шел, а обратно-то печенеги к стадам своим возвращались. Жен и детишек повидать спешили. Смела конница черниговцев наших. Больше сотни там полегло. А они, наверное, даже нас не заметили. Прошли, словно нож сквозь масло, на левый берег обратно перемахнули и в степи растворились.
— А зачем ты все это заварил? — спросил я его. — У Свенельда с Курей вроде как все по Прави шло. Поиграли бы друг с дружкой. Кто умней, а кто хитрей потягались бы. Миром бы дело уладили. И ты бы внакладе не остался, и Куря бы доволен был.
— Знаешь, — пожал он плечами, — я и сам не знаю. То ли и вправду геройской славы захотелось, то ли надоело без дела в степи мерзнуть.
Он помолчал немного, а потом добавил с усмешкой:
— Ну, не люблю я тавлеи… слишком нудная игра.
Глава шестая
ПОКУШЕНИЕ
20 декабря 950 г.
Мышонок не вытерпел. Стараясь не шуметь, он высунул нос из норки. Этот лаз он облюбовал уже давно. Щель между тесовыми досками пола и основанием каменной, расписанной яркими красками колонны, держащей свод просторной клети, была ходом из его вселенной в мир странных огромных существ.
Мышонок знал, что этот верхний мир был полон зла и тревоги. Потому он и старался появляться в нем, только когда стемнеет. Но на этот раз голод и дурманящий запах хлебной корки оказались сильнее врожденной осторожности.
Сначала он долго шевелил длинными усами и поводил черной пуговкой носа, стараясь учуять опасность. Но одуряющий запах еды перебивал все остальные запахи.
Потом очень осторожно мышонок выбрался из норки и засеменил по полу. Маленькие коготки предательски царапали по тесовым доскам. Этот звук заставлял мышонка спешить. Сердце бешено колотилось в груди, а хвост от страха вытянулся в струнку.
Заветная корка, оброненная и забытая кем-то из громадин людей, все ближе и ближе…
Еще пара торопливых шагов…
Еще пара мгновений, и зубы мышонка вцепятся в желанную снедь…
Он заверещал в ужасе, когда от страшного удара его подбросило вверх. Задержало на мгновение между небом и землей в чем-то липком и мокром. Он успел разглядеть желтоватые иголки, которые вдруг стиснули его. Придушили, так что у него потемнело на миг в глазах. Затем отпустили. Он полетел вниз, даже не пытаясь понять, что же с ним произошло.
Мышонок ударился об пол, перевернулся через спину, вскочил на лапки и рванул было назад, к спасительной щели. Совершенно забыв о такой близкой еде, он хотел лишь одного — вновь вернуться в свой тихий, полный сора и паутины подпольный мир. Но добежать до лаза он так и не успел. Новый удар, и мышонок завертелся на месте, стараясь сообразить, в какую сторону ему бежать теперь.
Тут его усы уловили едва заметное прохладное дуновение сквознячка, тянувшего из норки. Запах плесени, пыли, высохших трупиков мух и тараканов показался мышонку слаще любых лакомств. Запах родины манил и сулил безопасность и избавление от навалившегося ужаса. Не раздумывая, он устремился навстречу сквознячку и вдруг понял, что, сколько его коготки ни скребут пол, он все одно остается на месте. Что-то твердое и пушистое придавило к доскам его хвост. Он пытался вырваться, не обращая внимания на боль, пронзающую тело, на жуть, от которой глаза закрывала красная пелена. Он упирался лапками. Тянул изо всех сил свое лохматое серое тельце к спасительной норке.
Наконец он оказался на свободе. Хвост отпустили, и теперь нужно было только бежать.
Бежать без оглядки.
Бежать к норке.
Бежать…
Он со всего маху врезался носом в препятствие, неожиданно возникшее на пути. Пробежал вдоль него и наткнулся на все те же ненавистные иглы, которые недавно душили его. Запищал, и это лишило его последних сил. Мышонок осознал, что ему больше не вырваться. А потом успокоился. Ему было уже все равно, когда острые иглы пронзили его тельце, продырявили кожу, раздробили косточки и проткнули сердце…
Звенемир хотел пнуть кошку, которая так некстати оказалась под ногами. Он едва не споткнулся об нее, когда после разговора с княгиней выскочил из Ольгиной светелки. Злой вышел ведун. Разговор не из приятных оказался. Он уже занес ногу для хорошего пинка, когда заметил, что из кошкиного рта торчит мышиный хвост.
— Вот умница, — вдруг улыбнулся Звенемир.
Он нагнулся, чтобы погладить добытчицу. Кошка предостерегающе заурчала и бросилась вон из горницы.
Ведун постоял некоторое время, размышляя о чем-то своем. А потом отправился следом.
Очередные Колядки подходили к концу. Он устал от бесконечных требищ и ночных бдений, посвященных богам. Он чувствовал, что стареет. Ему хотелось покоя. Ему хотелось спать.
Только понимал он, что ту ношу, которую на него взвалила Доля, кроме него, никто не понесет. А значит, нужно терпеть Звенемиру. На то он и ведун, чтобы вести свой народ по тонкой тропинке Прави…
20 мая 951 г.
Ватага вывалила из леса нежданно. Пара десятков пеших и один конный. Конник призывно выкрикнул что-то, махнул в нашу сторону рукой, и они бросились в наступление. Рогатины, вилы и длинные ножи, которые в ближнем бою куда опасней мечей, топоры да пара окованных железом палиц — обычное снаряжение шалых людишек. Сомнений в том, чего они хотят, не было.
Гридни обступили княгиню и стали уводить ее к ладье. Ольга испуганно озиралась, старалась разглядеть из-за спин охранителей навалившуюся напасть.
— Добрый! — кричала она. — Как же ты, Добрый?!
— Уходи скорее! — крикнул я в ответ.
— Добрый, держи! — Один из гридней швырнул мне меч в деревянных ножнах.
А разбойники были уже близко. Они разделились надвое. Первые, во главе с конником, нестройным гуртом спешили отрезать Ольге путь к отступлению. Вторые неслись на меня. Кричали, улюлюкали, вопили, предчувствуя легкую добычу.
