Правда, ответственности избежать не удалось. Герцогу, как вы уже знаете, отсекли голову. Голова герцога Карла Брауншвейгского, в отличие от головы его орлеанского коллеги, осталась на плечах, но и он отмежевался от масонов. Запретил ложи в пределах своей юрисдикции, обвинив в кровавой французской вакханалии некую загадочную мощную секту, «которая подкопала основание нашего ордена, отравила все человечество», чтобы « под лозунгами добра и счастья творить темные дела, превращая людей в добычу» 357. Естественно, этот мотив подхватили ученые. Вскоре после падения якобинской диктатуры аббат Огюстен де Баррюэль358 опубликовал «Мемуары по истории якобинства», в которых проанализировал события революции, что называется, по горячим следам. И назвал виновных: тайные общества розенкрейцеров, тамплиеров и иллюминатов, которые, по мысли аббата, и организовали бойню. «Все было заранее обдумано, предвидено и предрешено, – утверждал де Баррюэль. – Хотя и могло показаться, что ежедневные события не были связаны друг с другом, но, тем не менее, за каждым из них действовала единая тайная сила, направлявшая их к давно задуманной цели. Истинная причина революции, ее характерные черты, ее жестокие преступления – все это непрерывная цепь глубоко задуманного, преднамеренного злодейства». Практически к тем же выводам пришел и профессор Эдинбургского университета Джон Робисон359. Название его книги «Доказательства тайного заговора против всех религий и правительств Европы» говорит само за себя. Признаем, Робисон недурно знал предмет исследования, ведь он сам в прошлом был масоном Шотландского обряда.
Историков, как и политиков, легко понять, когда они заговорили о тайных силах, двигавших революционным процессом. И дело тут даже не в том, что якобинский клуб по структуре или, скажем, закрытости мало отличался от секты Адама Вейсгаупта. И не в том, что кровавые «комитетчики-спасители» поголовно являлись замаскированными иудеями, как полагал много позже генерал Череп-Спиридович. Лично я сомневаюсь, что тут он прав, даже принимая в учет позднейший пример большевиков-ленинцев, среди которых действительно было много евреев, скрывавшихся за русскими псевдонимами Каменева, Зиновьева, Мартова, Войкова, Рязанова, Сокольникова и пр. и пр.360 Да хоть бы якобинцы были готтентотами, лунатиками или, скажем, самураями, какая принципиальная разница?! Кем бы ни были эти деятели, они сами в конце концов оказались всего лишь расходным материалом. Точно таким же, как их далекие последователи из ленинской гвардии, и те и другие кончили плохо, значит, если и стоит говорить о тайном заговоре, то кто-то им третий заправлял. И этот кто-то мастерски манипулировал Робеспьером и его комитетчиками, заставлял таскать из огня каштаны, при этом сохраняя инкогнито как для нас, грешных, так и для самого «всемогущего» Комитета. Да об этом говорил сам Максимилиан Робеспьер. «Мне кажется, нас все время помимо нашей воли подталкивает «скрытая рука», – записал он незадолго до гибели. – Каждый день наш Комитет национального спасения делает то, что еще вчера решил не делать. Существует какая-то фракция, задача которой – разрушить Комитет. Руководителей этой фракции мы не в состоянии обнаружить». Поразительное признание, не правда ли? И, далее: «Они – агенты иностранной силы. Эти агенты должны быть уничтожены, несмотря на их артистическое вероломство и маски, которые они всегда носят» 361. Что скажете на это? Паранойя? Быть может, и так. Чем, как не паранойей, объяснить мотивы, двигавшие этим выдающимся человеком, в прошлом сентиментальным поэтом и блестящим адвокатом (выпускником Сорбонны), признанным (до попадания на властный олимп) защитником неимущих, бесправных и обездоленных? Что на него нашло? Как мог оратор, столь много твердивший о свободе, торжестве разума и борьбе с тиранией, сам превратиться во взмыленного, осатаневшего палача, с ног до головы забрызганного кровью жертв, среди которых оказались и его ближайшие друзья? Да что на него такое нашло?
III. Течет вода Кубань-реки, куда велят большевики…
Почему путь к идеалу, описанному в Библии, оказался для англичан гораздо менее кровавым, нежели путь французов к идеалу просветителей?
Д. Ю. Бовыкин. «Революционный террор во Франции XVIII в.»
Увы, насколько власть даже самого праведного человека зависит от времени, в которое ему довелось жить.
Эпитафия папе римскому Адриану VI, 1523362
Вопрос, заданный Д. Бовыкиным, мне сразу понравился, и я вынес его в эпиграф. Нет, в самом деле, что, у англичан не нашлось своего Робеспьера? Историки предпочитают молчать. По части же того, что нашло на самого Максимилиана Робеспьера и его соратников, ответы предлагаются разные. Ну вот, например, доктор исторических наук А. В. Чудинов видит одной из ключевых причин террора отрыв якобинских лидеров от действительности и витание в утопических облаках. Они, мол, плохо представляли себе реальные нужды пролетариата и крестьянства, которых пытались защитить от богачей. Одновременно их идеалистические представления о революции как извечной вселенской борьбе Добра и Зла позволяли им не считаться с жертвами363. Ну, эта логика нам знакома по большевикам, у тех тоже цель оправдывала средства. Когда строишь светлое будущее, чего там оглядываться на разных контриков, к стенке их, живенько, и шагом марш вперед. В ногу, товарищи, в ногу…
Профессор П. Генифе, напротив, считает якобинский террор эффективным орудием устрашения, применявшимся Робеспьером, чтобы удержаться на плаву, потому как быть избранным легитимным путем ему уже никак не светило364. В советской историографии было принято оправдывать жестокость якобинцев (впрочем, о ней не очень-то распространялись) суровыми обстоятельствами классовой борьбы, или мы их, или они нас, а что еще делать с классовым врагом, который не сдается? По головке гладить? В особенности учитывая необходимость отбиваться от иностранных интервентов (с 1792) и бороться с тяжелейшим экономическим кризисом, который не прекращался. Закон о максимуме цен на продукты питания, с которого началась непримиримая борьба между якобинцами и сторонниками свободной торговли жирондистами, я уже упоминал. Предпринимались и иные жесткие меры государственного регулирования, они весьма убедительно изложены в работе Е. В. Киселевой «Политика якобинской диктатуры в области регламентации торговли и промышленности», вошедшей в сборник «Французская революция в XVIII в.: экономика, полтика, идеология»365. Речь в первую очередь о новом законе, существенно ограничившем рост цен на товары первой необходимости, якобинцы приняли его в сентябре 1793 г. Надо сказать, он заморозил цены не только на пшеницу и ее производные, муку и хлеб, но и на прочие товары: табак и мыло, пеньку и олово, ткани, чугун и сталь. Вот бы нашим политикам-предпринимателям-националистам (три в одном, будто в рекламе шампуня от перхоти) в разгар экономического кризиса пойти на подобные меры. Но не пойдут они, из другого материала леплены, а потому цены в Украине умеют лишь расти, как дерьмо, в которое бросили дрожжи.
Ухудшение ситуации, неурожай, инфляция и организованный отток капиталов за границу (банков якобинцы не национализировали, а зря) заставили Робеспьера и его товарищей перейти на управление экономикой в ручном режиме. Собственно, грубо говоря, это было нечто, напоминающее ленинский военный коммунизм образца 1918 г., хотя, конечно, до национализации большей части частной собственности у якобинцев руки не дошли. Тем не менее их правительство реквизировало в пользу государства достаточно много промышленных предприятий (в том числе все, относившееся к производству вооружений). Акционерные компании (вроде Французской Ост-Индской) были распущены и впредь запрещены. На свет появились государственные органы, напрямую управлявшие отраслями экономики, например Центральная комиссия продовольствия, ведавшая еще и всеми импортно-экспортными операциями Франции. Одновременно правительство взяло под госконтроль производство предметов роскоши, пользовавшихся повышенным спросом за границей. Это понятно, республика отчаянно нуждалась в валюте, которая затем распределялась по собственному усмотрению. Деньги выделялись действующей армии или на строительство новых мануфактур, в которых была особенно острая нужда. Или – чтобы заткнуть очередную дыру в бюджете, образовавшуюся вследствие жесткого регулирования цен. Параллельно, руководствуясь текущей общенациональной необходимостью, правительство реквизировало сырье или материалы на одних предприятиях, чтобы перебросить их другим. Естественно, новорожденная система управления, внедренная Робеспьером и его командой, была весьма далека от совершенства. При этом конечно же росло и количество чиновников, и их аппетиты, последние – как саркома. Представьте себе, от вас зависит, реквизировать ли в Бордо крупную партию кожи (предназначенной для производства элитной обуви на дорогущий экспорт) в пользу предприятия, штампующего солдатские сапоги, или пускай пока солдатики повоюют в лаптях. Или вы распределяете дорогущий кальвадос, доставленный с далекого Барбадоса. Трудно удержаться, не правда ли?
