– Полундра! – внезапно прервал Никодим сеанс связи. – На подходе оккупанты! Папу – в укрытие, остальным занять позиции! Не боись, братва, – хлебнем зеленки напоследок!..
Спустя мгновение глайдеры противника уже утюжили серебряными пулями последний бастион свободомыслия. Рявкали кассетные колометы, осина косила защитников одного за другим, и удушливое облако чесночного запаха поползло над трясущейся землей. Героические нетопыри бились грудью в защитные колпаки машин, и в сполохах стала отчетливо видна фигура Никодима, стоявшего под пулями в полный рост и выкрикивавшего сорванным голосом:
– Ни шагу назад! Велика Земля, а отступать некуда! Кто знает заклятия – сбивай паразитов!..
Высунувшийся Вурдман торопливо забормотал что-то на иврите, но это не возымело особого действия.
– Раскудрить твою через коромысло в бога душу мать триста тысяч раз едрену вошь тебе в крыло и кактус в глотку! – взревел разъяренный Никодим.
– Аминь, – робко добавил из склепа папа Пий.
Гремучая смесь иврита и латыни с чалдонским диалектом вынудила два глайдера взорваться прямо в воздухе.
– Парни! – неожиданно крикнул из окопа охрипший Упыренко. – Они пехом прут!..
– Вперед! – заорал Никодим, вспрыгивая на бруствер и разрывая на груди полуистлевшую тельняшку. – За мной, братва! Покажем членисторогим, как надо умирать во второй раз!..
И за широкой спиной Никодима встали во весь рост черноволосые вампиры Флоренции и Генуи, горбоносые упыри Балкан, усатые вурдалаки Малороссии и Карпат…
Они шли в свою последнюю атаку.
Многоголосый рев раскатился неподалеку за южными склепами, рев сотен глоток, и Никодим на мгновенье обернулся – и застыл, недоуменно глядя на стройные колонны, марширующие к кладбищу Сан-Феличе от дальних холмов.
Они услышали. Они успели вовремя.
Якши Фуцзяни и Хэбея, зомби Бенина и зумбези низовий Конго, алмасты Бишкека и тэнгу Ямато, ракшасы Дели, гэ Ханоя, гули Саудовский Аравии, уаиги Осетии, ниррити Анголы, полтеники Болгарии, бхуты Малайзии и Индонезии…
– Наши… – шептал Никодим, закусив губу прокуренными клыками, и по небритым щекам его бежали слезы, – Наши идут… Вот она, международная солидарность, вот он, последний и решительный…
Джованни молился.
Ряды гоблинцов смешались, и пришельцы стали беспорядочно отступать к своим кораблям.
– Ага, гады, не нравится! – Никодим мертвой хваткой вцепился в обалдевшего от ужаса захватчика. – Пей до дна, ребята!..
Серое небо почти одновременно прочертило несколько огненных столбов – гоблинцы в панике стартовали, спеша унести дрожащие члены ног.
И тогда навстречу им побежал маленький лысый еврей, путающийся в длинных полах старомодного одеяния; а за ним, словно на привязи, неумолимо надвигался Огненный Столп Иеговы.
«Дядя…» – ошарашенно пискнул Вурдман, но великий каббалист раввин Арье-Лейб даже не обернулся, увлеченный преследованием.
Ослепительная вспышка озарила Землю, и с нашествием было покончено.
* * *
– А дальше?!
– Дальше…
Дедушка встал, и на его саване тускло блеснули медаль «За оборону Земли» и почетный знак «Вампир-ветеран».
– Дальше как обычно. И стали они жить-поживать…
– И гематоген жевать! – хором закончили сияющие внуки.
Дедушка счастливо улыбнулся и направился к наружной двери склепа, где в почтовом ящике его уже ждала корреспонденция: муниципальный еженедельник «Из жизни мертвых», научно-популярная брошюра «Светлая сторона склепа» и письмо.
Забрав почту, дедушка прошлепал к холодильнику и извлек из него пузатую бутылку с надписью на наклейке: «Кровь консервированная с адреналином. Пить охлажденной». Один из внуков потянулся было за другой бутылкой, с темно-зеленой жидкостью, но старый вурдалак строго одернул неслуха и захлопнул дверцу.
– Мал еще! Нечего к хмельному приучаться! Это от тех… залетных… Вроде контрибуции. Этим самым и берем…
Он приложился к первоначально выбранной посудине и, сделав основательный глоток, довольно крякнул:
– Хорошая штука, однако, с адреналинчиком. Бодрит! И для здоровья полезно…
Обиженный внук включил телевизор, и бодрый голос диктора сообщил:
– А сейчас в эфире передача «Для тех, кто не спит вечным сном…»
Дедушка расположился в кресле, убавил звук и распечатал письмо, написанное неустойчивым детским почерком и начинавшееся словами:
«Дорогой дедушка Никодим! Пишет тебе девочка Варя из твоего родного села Кукуйчиково. Я хочу быть такой, как ты, и когда вырасту большой…»
НИКА БАТХЕН
Будь человеком!
Дом купца Попеняки стоял на ушах. Жутко выл из своей конуры пес, жалобно квохтали куры, скисло все молоко в кладовке, и подгорел обед. Из прислуги в доме осталась одна кухарка – все остальные сбежали в страхе. Неделю назад полоумная старуха-кормилица впустила в дом неизвестного, благородного и прекрасного господина, приняв его за любовника покойной госпожи (коего батюшка нынешнего Попеняки сорок лет как тихонько утопил в нужнике). Господин сперва наградил старуху жадным поцелуем в обвисшую шейку, спустя двое суток явился снова – и очумевшие от ужаса слуги нашли поутру мертвым молоденького шалуна-приказчика. А теперь наступила очередь Марыси, прелестной, как коробка конфет, полнокровной и розовой младшей дочки купца. Старшая дочка, тощая и желчная Эльжбета, очевидно, не привлекла бы даже вампира, а вот малышке можно было готовить гроб и осиновый кол заранее…И ведь ни один караван не возьмет девчонку, которая приглянулась кровососу, ни один дом не откроет двери. А пока белорясники из городской управы примут и зафиксируют жалобу, пока соберут свой «летучий отряд», пока запасутся снадобьями и заточат серебряные кинжалы, клятая тварь высосет половину семьи так же смачно, как сам Попеняка высасывал (морщась и отплевываясь тайком – но положение требует) склизких заграничных улиток на ежегодном банкете. Враз поседевший от переживаний купец ходил взад-вперед по длинному коридору, уныло грыз семечки, спускался в подвал, любовался полными сундуками – деньги тлен, толку было всю жизнь копить. Каждый шорох, каждый скрип ставен, каждый стук в многострадальную, запертую на пять замков дверь заставлял несчастного отца вздрагивать…
Ночь сгустилась над черепичной высокой крышей купеческого жилища, крутанула громоздкий флюгер, шуганула мышей в кладовке, задула свечи в девичьих спальнях. Все затихло – даже звонкоголосые соловьи в саду замолчали, словно им запечатали клювы. Колыхаясь, как персик в желе, выплыла на небосклон сияющая луна, резкие полосы света и тени рассекли сумрак. Железный засов на окошке разогнулся словно бы сам собой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
