Паламбо вышел вслед за ним на задний двор. Холодный вечер, серое, жалкое небо. Пока они прогуливались, под ногами звонко хрустел снег.
— Это всё Остин. В нем вся проблема, — сказал Лефевер, вытряхивая сигарету из пачки «Мальборо». — Этот фанатичный сукин сын вот уже где у меня сидит. Со всеми его молитвенными собраниями и фундаменталистским бредом. Не может он держать свои лапы подальше от чужого пирога.
— Вы имеете в виду генерал-майора Джона Остина из ВВС?
— Именно его. Все началось восемь лет назад — еще до одиннадцатого сентября. У парней из Пентагона руки чесались проводить тайные операции на чужой территории. Их до невозможности разозлили террористы, которые распоясались донельзя, и они пошли направо-налево молоть языком, будто ЦРУ не справляется. Жилой комплекс «Хобар-тауэрс» в Саудовской Аравии, взрывы в наших посольствах в Найроби и Дар-эс-Саламе, многочисленные атаки против зарубежных предприятий американских транснациональных компаний. Остин пришел к президенту и попросил разрешения собрать команду оперативников и начать действовать. Президента не пришлось долго уговаривать. Он давил на нас, чтобы мы выяснили, кто стоит за взрывом эсминца «Коул», а мы тогда еще были не в состоянии ответить на его вопрос. Команда Остина нашла преступников почти сразу. Через тридцать дней президент подписал директиву по национальной безопасности, которая давала министерству обороны полномочия для оперативной работы за океаном. Свое формирование они назвали «Дивизией». Остин создал его на базе малоизвестного подразделения, которое тогда называлось агентурно-разведывательным управлением министерства обороны и в основном руководило военными атташе, приписанными к нашим иностранным посольствам. «Дивизия» стремительно развивалась. Через год в ее составе было уже пять команд. Мы говорим о самых грязных и темных операциях. Тайных. Дурно пахнущих. О некоторых не знали ни конгресс, ни президент. Полная свобода действий, о которой любой офицер разведки может только мечтать. Включая и меня. Мне кое-что известно о некоторых их подвигах. Они неплохо потрудились. Не могу не признать. Убрали этого кровожадного лунатика Драко и парочку боевых командиров в Судане. Но успех вскружил Остину голову, и он зарвался — замарал руки в деле с ливанским премьер-министром, наломал дров во время заварухи в Ираке. Мы разведчики. Наша работа — собирать и передавать информацию. Судить и казнить — не наше дело. Это политика, и пусть ею занимаются в Белом доме. Короче говоря, Фил, в конце концов я понял, что так больше продолжаться не может.
— Но, сэр, они же американские агенты.
— Американские! Китаб — иранец. Ламмерс — голландец. Родились и выросли за границей.
— Даже если и так, сэр, почему вы не рассказали все президенту?
— А что я должен был рассказать? Только выставил бы себя на посмешище, как ревнивый соперник. Это же президент дал им все полномочия. Он сам открыл клапан.
— Не уверен, что он одобрил бы сотрудничество американских агентов с иранским преступником, готовящим взрыв самолета.
— Согласен, но он и мне не дал бы добро на внедрение крота в сеть Остина. Он же считает Джона Остина практически святым. Герой, вся грудь в орденах. С первых дней в строю — я имею в виду нашу священную войну с джихадом. Остин разработал план спасения наших заложников в Иране в восьмидесятом. Он первым начал готовить команды спецназа. И, как и наш верховный главнокомандующий, он истово верующий — за Христа готов в огонь и в воду. Что может этому противопоставить такой безбожник и поклонник виски, как я?
— Но попытка спасения заложников потерпела фиаско, — сказал Паламбо. — Мы потеряли восемь человек.
— Это не важно, Фил. Джон Остин — герой. И все, что он говорит, не подлежит сомнению… пока не будет доказано обратное.
— Адмирал, при всем уважении, я не могу просто так стоять и смотреть, как собьют самолет.
— Придется, Фил. У государства не может быть двух независимых спецслужб, которые проводят операции, не согласовывая их друг с другом. Парни слишком давно вышли из-под контроля. Как только эта штука взорвется прямо им в рожу, все закончится. Джону Остину никогда больше не позволят вывести команду в бой.
— И вы послали Рейеса поставить точку?
— Я послал Рикардо Рейеса показать, что мы тоже не сидим сложа руки. Если мы ни сном ни духом не знаем о подобных делах, это только доказывает, что все, что Остин говорил президенту о ЦРУ, — чистая правда. Но если мы сможем изловчиться и вплотную приблизиться к тому, чтобы сбить дрон, если выведем на чистую воду всех участников заговора, мы будем выглядеть героями. — Лефевер бросил окурок и затушил его ботинком. — Предотвратить взрыв мистер Рейес, конечно, не сможет, но, откровенно говоря, мне это и не нужно. Как только самолет рухнет, я с доказательствами в руках пойду к президенту и покажу, какие вещи творятся без его ведома. Заодно я смогу продемонстрировать, что пытался предотвратить теракт. У президента не останется другого выбора, кроме как поддержать меня и немедленно распустить «Дивизию». И в конечном счете парни из Минобороны окажутся в заднице, а Управление снова будет наверху.
Паламбо нечего было сказать. Он стоял ошарашенный и мрачный.
Лефевер подошел ближе:
— И мне не нужны никакие ура-патриоты, которые вопят на каждом углу о том, что они обнаружили. Дайте мне слово, что будете молчать.
— Но, сэр, самолет…
— Дайте мне слово.
— Адмирал, но…
— Никаких «но»! — взбеленился Лефевер. — Это совсем небольшая цена за уверенность в том, что Остин уже никогда не выкинет ничего более идиотского.
Паламбо вздохнул. Он знал, чем все это обернется.
— Простите, но я не могу этого допустить.
Лефевер посмотрел на него, как на деревенского дурачка, который только что вышел из хлева.
— Я тоже не могу.
Он поднял руку, и в ней был маленький, никелированный револьвер, нацеленный Паламбо прямо в сердце. Спецподготовка старика была на высоте.
Пистолет выстрелил дважды. Пули ударили Паламбо в грудь и свалили его на землю. Он лежал с открытыми глазами. Лефевер подошел поближе, встал над ним и покачал головой. Когда Паламбо кашлянул, Лефевер понял, что тот в бронежилете. Заместитель директора ЦРУ по операциям снова взвел курок. Но на этот раз он опоздал.
Пуля Паламбо угодила ему прямо в лоб.
Адмирал Джеймс Лефевер упал на снег.
61
Со времени совещания на улице Бальфур прошло двадцать четыре часа. За эти сутки над Атлантикой, как весенние грозы, то и дело проносились телефонные звонки. Из министерства иностранных дел — в Госдепартамент США. Из израильского управления по Ирану — в штаб центрального командования США. Из «Моссада» — в ЦРУ.
В одиннадцать часов вечера премьер-министр Израиля стоял у себя в кабинете, заложив одну руку за спину, а другой прижимая к уху телефонную трубку. Как всякому придворному, который ищет аудиенции у императора, ему было велено ждать своей очереди. Президент Соединенных Штатов соблаговолит выйти на связь «через секунду».
Цви Хирш кипел от нетерпения. «Секунда» длилось уже пять минут, каждая из которых усиливала оскорбление, наносимое его от природы ранимому сердцу.
Наконец в трубке раздался женский голос: «Президент Соединенных Штатов».
Не успел премьер-министр произнести и слова, как послышался холодный, властный голос:
— Привет, Ави, рад вас слышать.
— Господин президент, сожалею, что повод для разговора не столь приятный, как мне хотелось бы.
— Я благодарен вам за то, что вы с нами посоветовались, — произнес американский президент. — Такой поворот событий застиг нас врасплох.
— Нас тоже. Уверен, вы понимаете наше положение. Нельзя допустить, чтобы в руки режима, который не скрывает своего намерения стереть Израиль с лица земли, попало ядерное оружие.
— Намерения — это одно, действия — совсем другое.
— Их действия подтверждены документально. На протяжении многих лет они финансировали террористическую деятельность ХАМАС, «Исламского джихада» и «Бригад мучеников Аль-Аксы». Их действия направлены не только против Израиля. Они принимали активное участие в убийстве премьер-министра Ливана. Не мне вам рассказывать, сколько всего они натворили в Ираке. У них две цели: во-первых, де-факто получить контроль над Ближним Востоком и, во-вторых, уничтожить мою страну. Они преуспели в достижении первой цели, но я не допущу этого по отношению ко второй.
— Соединенные Штаты всегда заявляли, что любой акт агрессии против Израиля будет рассматриваться как акт агрессии против нашей страны.
— В сложившейся ситуации мы не можем ждать, когда на нас нападут. Первый удар станет для нас роковым.
— Понимаю, но считаю, что действовать пока преждевременно. Необходимо получить санкцию ООН.
