— Стало быть, лжет.
— Лжет.
— Не лгу, — спокойно произнес серый магистр. — Безвозмездно для вас. Мы же свое получим сполна.
— Даже если принять на веру, что ты пришел за этим, то в чем выгода твоих хозяев?
— Ценнее злата и побед — лишь знаний путеводный свет.
Женщины непонимающе посмотрели на него. Наконец Йофрид нарушила молчание.
— И кто это сказал?
— Я. Только что. Академии нужны знания, и она готова рисковать ради них. В обмен на свою помощь я прошу лишь помочь мне перевезти тело твари, когда с ней будет покончено, сначала в Хармбах, а затем через Седое море. Оно будет тщательно изучено нашими бестиологами и занесено в атласы. Это весь наш интерес.
Ложь была высказана, осталось надеяться, что ей поверят. Рисковал Тобиус по-крупному — ведь хорошую основательную ложь, по уму, следует придумывать долго, взвешивать каждое слово, исключать слабые звенья в цепи этой лжи. Тобиусу же пришлось выкладывать первое, что родилось в голове. Как бы то ни было, немедленного ответа он не получил. Вместо этого волшебника препроводили в казармы стражи и там заперли в крохотной комнатке. Они не отняли у него ни посоха, ни жезла, не обыскали его вещей, не надели на него кандалов из керберита и даже не поставили стражи. Просто заперли. Его аура целителя могла одурачить Белую Бабушку, а если так, то и саму конани, и Тобиуса не приняли за серьезного противника в магическом бою. Целители, конечно, имели свои приемы защиты и нападения, но медлительные, неповоротливые, громоздкие. В прямом бою и без поддержки им приходилось трудно.
Но легкомысленность ориек была напускной. Поскольку его «камера» находилась в казармах, недостатка в охране не могло быть по определению. К тому же комнатку, в которой заперли южанина, заполняли духи. Десятки мелких эфемерных сущностей, вытянутых, наверное, из какой-нибудь мелочи вроде камня, сосульки, еще чего-либо. Для мага эти мелочи не представляли ни малейшей угрозы, он разогнал бы их одним Незримым Гонгом, но тогда, он не сомневался, старуха без жалости и предупреждения накинулась бы на него со всем, что у нее есть. А она была сильна, во много раз старше, опытнее и хитрее юного рива. Сильные сомнения питал Тобиус насчет своей победы в бою с Орзой. Поэтому решил сидеть тихо и не трогать духов.
Спать на жесткой подстилке оказалось на удивление удобно. Попав в плен, магистр впервые со дня сошествия на орийский берег смог выспаться как следует, а потом и поесть. Проснувшись, он увидел рядом с собой деревянный диск, на котором лежал большой кусок сыра, кувшин молока и множество полосок солонины. Насытившись, Тобиус сходил до стоящего в углу ведра, после чего вернулся на подстилку и достал из сумки Лаухальганду.
— Мрр?
— Да. Причем уже давно. На тебя так климат влияет, что ты постоянно спишь?
— Мрр-р-р.
— Хм. Даже для себя самого ты загадка. Мне нужна доска и клин.
Черный мяч с кошачьими ушами раскрыл широкую пасть и выплюнул на колени хозяину деревянную дощечку и небольшой плоский каменный треугольник. Повезло: Лаухальганда не всегда расставался с тем, что проглотил так легко.
Получив доску, волшебник поставил на нее клин и стал настраиваться. Этим артефактом Тобиус пользовался крайне редко, практически никогда. Доска вручалась выпускникам Академии вместе с медальоном, но использовали ее немногие — ведь сам медальон, работавший по принципу астральной нити, связывавшей его с артефактом-транслятором, был куда более надежен и прост в применении. Однако астральная нить теряла свои свойства, когда ее перетягивали через поле помех, например, через море или великий Драконий Хребет, а вот доска, работавшая по принципу инакоизмерных струн,[40] — чудом сохранившееся, хоть и лишь в азах, знание. Работала доска медленно, но зато практически на любые расстояния и невзирая на ужасающие энергетические помехи, создаваемые морскими просторами. Принцип инакоизмерных струн использовался в волшебстве крайне редко и считался чем-то совершенно бесполезным и даже лишним. Но с тех пор как маги потеряли знание о том, как подсоединяться к Астралу, струны стали им более интересны.
В общей сложности Тобиус провозился над доской около трех часов. Он терпеливо пробегал пальцами по черточкам и кружкам, играл на струнах вплетенных в древесину заклинаний, пробуждал и усыплял перламутровые, гранатовые и малахитовые камушки, подвинчивал небольшие медные болтики по бокам, раз за разом повторял процедуру настройки и терпеливо водил каменным клином по доске. Со стороны его действия казались беспорядочными, но волшебник знал смысл каждого движения и обладал поистине железным седалищем. Наконец доска коротко и слабо завибрировала — инакоизмерная струна натянулась. Провозившись еще несколько минут с наладкой связи, Тобиус вновь приложил к доске клин и стал плавно водить его от литеры к литере, составляя слова сообщения. Ими он как можно короче пересказал свои действия и нынешнее положение. Каждый раз, когда острие клинышка задерживалось на той или иной литере больше чем на две секунды, она мягко вспыхивала и тут же гасла, включаясь в состав сообщения.
Ответа не последовало сразу, и маг стал повторять послание каждые полчаса в течение еще трех часов. После шестого повторения ему ответили. Литеры на доске начали поочередно вспыхивать, становясь словами тайнописного кода. Серый магистр записывал их на странице своей книги заклинаний, стараясь не пропустить ни одного, иначе послание пойдет кувырком. Совсем нелишняя предосторожность, учитывая, что инакоизмерные струны являлись одним из способов общения, который почти невозможно защитить от прослушивания. Конечно, вероятность того, что кто-то узнает, сквозь какое измерение будет протянута струна, и настроится на нее, была смехотворно мала, но если бы что-то такое произошло, защитить сообщение не смог бы даже архимаг. В конце сообщения Тобиус получил слово, которое подсказывало, какой из ключей поможет расшифровать послание.
— Итак, что говорят наши дорогие благодетели?
Он перелистал книгу до страницы, в которую давным-давно вписал основные ключи, и начал расшифровку текста.
— Итого в сухом остатке мы имеем следующее… Господь великий, им, похоже, наплевать на меня. Хм, лучше так, чем если бы выслали боевую звезду.[41]
Академия Ривена была строга со своими адептами, но, когда на них покушался враг извне, гнев сильнейшей магической школы Вестеррайха изливался на голову обидчика полной чашей. В этот раз положение было несколько иным, он, посланец Академии, вторгся в суверенное государство, в законах которого ясно прописано, что чужестранные маги не имеют права пересекать границу без дозволения правителя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
